Общенародных, независящих от конфессиональных календарей и политических взглядов и весёлых праздников в России три — Новый год, 8 Марта и 23 Февраля. И если с двумя первыми всё ясно, то о происхождении 23 Февраля известно сравнительно мало, т.к. всё теряется в официальном «День защитника Отечества» или в обыденном «мужской день». А история его возникновения в высшей степени занимательна и поучительна.
Почему же в крайне тяжёлой обстановке: Гражданская война в европейской России была окончена, но Народно-революционной армии Дальневосточной Республики (буферного образования на наших восточных окраинах) только предстояло взять вошедшим в песню штурмом станцию Волочаевка, выбить белых из Хабаровска, очистить от интервентов Приморье — власть озаботилась установлением армейского праздника? Что у неё, других дел в разорённой мировой и гражданской войнами стране не было?
Конечно же, были. Но большевистские вожди — свидетельством компетенции которых была их способность взять власть и удержать её в условиях Гражданской войны и интервенции — прекрасно понимали, что государству для существования нужна армия, а армии нужны не только пушки и шинели, но и легенда. Легенда была у древних греков — предание о трёхстах спартанцах помогало громить персов не меньше шестиметровых сарисс. Легенда о явлении Бориса и Глеба на Куликовом поле была у Московского княжества. И в Первую мировую, войну машин, ведшуюся танками, самолётами, газами, у англичан была легенда об «ангелах Монса» — небесных лучниках, вставших между отступающими британцами и готовой вырубить их германской кавалерией…
Так британские средства массовой информации изображали легенду об «ангелах Монса»…
И вот в январе 1922 года большевистские вожди выбирают праздничной датой 23 февраля 1918 года, закладывая фундамент легенды, уже девяносто пять лет влияющей на жизнь нашего общества. Почему было это сделано и что же происходило на самом деле в этот день? Для ответа на этот вопрос открутим ленту истории на 8 ноября 1917 года. В этот день Второй Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов берёт на себя — по результатам вооружённого захвата власти большевиками — всю полноту власти, а самым первым делом принимает Декрет о мире. Даже Декрет о земле, посвящённый самому актуальному для крестьянской войны вопросу, шёл вторым…
Документ этот и поныне восхищает своим идеализмом, которому мог бы позавидовать даже проповедовавший птичкам Франциск из Ассизи… Предложение «всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире», приглашение к разговору «о немедленном мире без аннексий и контрибуций». Не выяснять, кто же виноват, в войне, а немедленно прекратить убивать. Ну а для того, чтобы виновных найти и избежать подобного впредь, молодая власть декларировала намерение приступить «немедленно к полному опубликованию тайных договоров, подтверждённых или заключённых правительством помещиков и капиталистов с февраля по 25 октября 1917 года». Да ещё и объявила безусловно и немедленно отменённым всё содержание этих документов.
Опубликованный в газете «Известия» декрет был немедленно передан по радио. Реакции, как легко было предположить, не последовало. Ну, какая реакция могла быть у Франции, национальной идеей сделавшей возврат потерянных Наполеоном III Эльзаса и Лотарингии и многие десятилетия ведшей реваншистскую пропаганду? Ведь даже прославленный антимилитаристскими романами Анатоль Франс в начале Первой мировой войны пришёл к президенту Пуанкаре (по прозвищу Пуанкаре-война) в мундире и предложил располагать им. (Риска отправки на фронт в связи с возрастом никакого, а пиар продажам книг способствует…)
Или Британии, отчаянно отбивавшейся от попыток Германии, уже превысившей её по объёмам промышленного производства, отобрать и рынки сбыта путём строительства всяких там багдадских железных дорог. Тем более что гениальный писатель Герберт Уэллс, социалист-фабианец по политическим взглядам, уже выдумал для британской военной пропаганды хлёсткий лозунг — The War That Will End War, т.е. «война, которая покончит с войнами». Ну, как же можно бросать на полпути такое хорошее и налаженное дело, тем более что превосходство германской индустрии останется нетронутым и составит конкуренцию английской промышленности…
