В ЧЕТВЕРГ французские власти арестовали российский парусник «Седов». Один из самых больших парусников в мире прибыл во Францию для участия в международном морском празднике «Брест-2000». Арест парусника напрямую связан с судебным иском швейцарской компании «Нога». В мае по этому же делу во Франции были арестованы счета российских официальных представительств. 11 июля в Париже состоялся суд высшей инстанции, рассмотревшей иск российской стороны по этому вопросу. Адвокаты представили доказательства нарушения дипиммунитета, но суд постановил продолжать арест до тех пор, пока не будут урегулированы все проблемы со швейцарской фирмой. Теперь дело передано в апелляционный суд.
Сумма иска фирмы «Нога» к России составляет 60 миллионов долларов. Французские судебные власти рассудили верно: раз парусник является собственностью России, то его надо арестовать в счет долга. С точки зрения логики все верно: раз должны — надо вернуть. Но с точки зрения сложившихся норм дипэтикета, а также закона арест судна вопиющее безобразие.
«Перепись, произведенная министерством финансов, позволила установить, что 315 219 держателей займов имели в своем владении около 9 миллионов ценных бумаг. Эти держатели получали выплаты», — отмечают во французском министерстве.
Все вопросы к минфину Франции, производившему перепись и закрывшему вопрос на межгосударственном уровне. Кто не успел — тот опоздал на 20 лет.
«Межгосударственные споры между Французской Республикой и Российской Федерацией по вопросу „русских займов“ были ликвидированы подписанием 27 мая 1997 года соглашения между двумя странами, по которому Франция и Россия взаимно отказываются от всех финансовых долгов, которые возникли между ними до 9 мая 1945 года, а также воздерживаются от поддержки требований своих граждан, связанных с этими долгами», — напомнили в министерстве экономики Франции.
а также воздерживаются от поддержки требований своих граждан, связанных с этими долгами
всё, теперь пусть сосут...
Французы массово мечтают, чтобы русские их усыновили
Ирина Алкснис, для РИА Новости
Вновь возникшая в информационном пространстве тема дореволюционных долгов России, выплаты которых требуют от нашей страны сотни тысяч французов, рассматривается у нас с исторической, экономической и правовой точек зрения.
Историки напоминают коллизию вопроса: 150 лет назад Россия выпустила государственные облигации для привлечения средств на железнодорожное строительство, большевики отказались выплачивать царские долги, Москва и Париж урегулировали эту проблему в самом конце XX века.
Экономисты пытаются прикинуть, насколько 53 миллиарда евро, которые ныне французы надеются получить с России, коррелируют с 15 миллиардами франков, некогда вложенными французскими инвесторами, и какова может быть адекватная методика пересчета тех денег в современные.
Юристы в один голос твердят, что шансов у наследников никаких, поскольку вопрос был окончательно закрыт специальным межгосударственным соглашением, подписанным Россией и Францией в 1997 году, и выплатой Россией по нему 330 миллионов евро.Однако у этой истории есть и еще один аспект, который видится крайне показательным. Правда, касается он не высоких сфер межгосударственных отношений и замысловатых исторических перипетий, а куда более приземленных социальных материй.
Самое удивительное не то, что некоторые потомки участников давным-давно канувшей в Лету и на официальном уровне закрытой истории чувствуют, что им по-прежнему должны. В конце концов, кто из людей хоть раз в жизни не мечтал сказочно разбогатеть, как говорится, на халяву?
Нет, самое удивительное в происходящем то, что таких потомков во Франции набралось аж 400 тысяч, и эти сотни тысяч не просто мечтают, а многие годы (точнее, десятилетия) предпринимают реальные последовательные усилия, чтобы их мечта сбылась.
И вот это уже представляет собой крайне занимательный феномен.
С одной стороны, вряд ли на основании этой истории стоит делать те или иные масштабные наблюдения и выводы, которые можно было бы распространить на французское общество в целом. А с другой — стоит признать, что она на удивление очень точно легла на современный образ Франции, как он видится из России.
Франция — крайне редкий (если не сказать — уникальный) пример страны, чей имидж в глазах российского общества в кратчайшие сроки претерпел радикальные изменения, переломив глубинные, веками складывавшиеся стереотипы и установки. Франция для России, россиян, русской культуры исторически была воплощением мечты и самых сокровенных грез, что нашло свое концентрированное выражение в знаменитой фразе «Увидеть Париж и умереть».
Но то восприятие исчезло за последние пару десятилетий. Ныне Франция в глазах российского общества — страна заполонивших все мигрантов, плохо убираемых улиц, потерявшее берега социальное государство со зверскими налогами и абсурдной уравниловкой и с бесконечно бастующими по любому поводу гражданами, которым лишь бы не работать.
Это нашло свое отражение и в таком показателе, как эмиграционная привлекательность страны. Согласно социологическим опросам, Франция находится в хвосте списка стран, куда бы хотели уехать на постоянное место жительства желающие покинуть Россию. По опросу ВЦИОМ, в 2017 году Францию объектом своих эмиграционных мечтаний назвал один процент опрошенных.Когда наследник, которого от предка-кредитора отделяют не одна, а иногда даже не две приставки «пра-», истово требует, чтобы ему дали огромную кучу денег, это история не про добросовестного и обманутого инвестора, стремящегося к восстановлению справедливости. Это про халявщика и прихлебателя, совершенно искренне уверенного, что ему эта куча денег положена. Просто по факту его существования.
Это абсолютно прозрачно читается в комментариях наследников, в их замечаниях о том, что Россия — не банкрот и что «Москва должна платить», поскольку «таковы правила игры».
Это вовсе не русофобия и антироссийская позиция, как может показаться на первый взгляд.
Это обычная позиция левого и социально ориентированного француза, привыкшего, что государство дает, и традиционно возмущающегося, что дает мало. А может — и должно! — давать больше, потому что у него, государства, еще есть — оно ведь не банкрот.
В данном случае Россия выступает просто в роли еще одной дойной коровы, до которой мечтают дотянуться. И не больше.
Но то, что во Франции нашлось 400 тысяч человек с подобным подходом к жизни (да еще в столь активной форме), действительно выглядит проблемой. Правда, не России, а самой Франции.
От лукавого. Если держатель частное лицо — от выплат никто не освобождал, если не было дефолта.
Можно ли считать отказ Ленина дефолтом?
ну революцию можно фактически считать дефолтом - Суверенный дефолт — банкротство государства, отражающее упадок большинства секторов экономики и приводящее к неплатежеспособности по внешним и внутренним долговым обязательствам
