Самый жесткий удар этого законопроекта, уже принятого за основу, приходится на печатные СМИ. Если телевидение и радиовещание на Украине почти украинизированы, то газеты по большей части оставались русскоязычными: публика в основном русскоговорящих городов Украины не читает на неродном языке, насколько бы она ни была пронизана «гидностью» и «антироссийскостью» (это один из множества парадоксов сегодняшней Украины). Неоднократные попытки полностью украинизировать прессу обычно заканчивались ничем.
Нынешний же проект предусматривает фактическое уничтожение прессы на русском. Нет, газетам пока прямо не запрещается использовать любой язык, но при условии, если они будут выпускать параллельно и полную украиноязычную версию каждого номера. Это означает резкий рост затрат на печать и верстку, падение оперативности выхода газет и в итоге — гибель и без того переживающих не лучшие времена печатных СМИ.
Не выполнить этот закон нельзя — за это вводится серьезная материальная и даже уголовная ответственность. После принятия закона вас на Украине могут оштрафовать даже за то, что вы по-русски напишете «Киев» или «Харьков»: теперь только Київ и Харкiив.
А следить за этим будет целый аппарат языковых цензоров. Первоначально их назвали «языковыми инспекторами», которых украинская пресса сразу окрестила «шпрехенфюрерами». Их предполагаемые полномочия поразительны. Этих цензоров, согласно первоначальному проекту, должно было быть 27, при этом их наделяли чрезвычайными полномочиями, которым позавидовали бы даже «чрезвычайные тройки по украинизации», организованные в 1920-х в УССР (да, были и такие). Блюстители чистоты языка могут врываться на любое мероприятие официальных структур, общественных организаций, предприятий, требовать у них любые документы, определять степень «виновности» в незнании мовы должностными лицами и назначать штрафы.
Конечно, такие предложения не воодушевили многих чиновников, большинство из которых, прямо скажем, сильно хромает в украинском языкознании (чего стоит только забавная мова министра внутренних дел Авакова, толком не выучившего ни русского, ни украинского). Один из соавторов финального законопроекта Ирина Подоляк с сожалением написала накануне голосования, что отказывается от идеи «мовных инспекторов», так как «кремлевская пропаганда достигла своего успеха».
источник: cdn4.img.ria.ru
Но на деле авторы ограничились лишь переименованием «языковых инспекторов» в «уполномоченных по защите государственного языка», сохранив за ними все функции контроля и взысканий. Ведь это замечательный механизм зачистки любой оппозиции: критикуешь нынешнюю власть — а мы к тебе с тестом по пунктуации нагрянем.
В ходе дебатов та же Подоляк попыталась успокоить публику рассказами о том, что права языковых меньшинств не нарушаются, так как они закреплены в «международных актах, ратифицированных Украиной». И ведь действительно, Киев обязан защищать региональные языки, согласно соответствующей европейской хартии. Мало того, согласно требованию европейцев уже закрепленные национальными законами права этих языков можно пересматривать лишь в строну их расширения. Но в ходе дебатов депутаты не раз кляли само понятие «региональный язык» и честно признавались, что хотят искоренить его на Украине.
В итоге дебаты завершились тем, что была выброшена даже такая, казалось бы, очевидная статья проекта: «Статус украинского языка как единственного государственного языка не может быть основанием для отрицания языковых прав и потребностей лиц, которые принадлежат к национальным меньшинствам». Теперь Киев может отрицать языковые права меньшинств.
При этом мы, разумеется, не слышим возмущенных голосов с Запада: когда речь идет о правах неправильных языков и меньшинств, он уже 25 лет успешно ничего не видит и не слышит.
…Что тут стоит добавить. После победы над русским языком в других уголках бывшего СССР у «титульных» активистов тоже некоторое время сохранялась иллюзия, что они всего лишь защитили себя и свои привилегии, ограничили культурно-информационное влияние России и загнали своих русскоязычных в гетто. Однако по факту они также резко ограничили влияние на «своих русских», перекрыли соплеменникам возможности перспективной работы в России и, наконец, подрубили свое единственное бизнес-преимущество перед европейцами — «умение говорить с Москвой на ее языке». В результате сегодня, когда поколение «титульных», изучавших русский в школе, уже сходит с дистанции, знание русского языка в странах победившей дерусификации становится редкой привилегией — и стоит денег.