Но где кончаются пределы допустимой самообороны?

"Это кошмар, что творят пожилые маразматики на своих участках, – рассказывают в ГУВД. – Растяжки, самострелы, капканы, а после окончания летнего сезона, уезжая, оставляют в доме отравленную водку. Мало того что они сами по забывчивости попадают в свои же ловушки, так еще и меру своей ответственности не осознают. Если бы вор подорвался на заминированной калитке, хозяина посадили бы в тюрьму. Даже если вор был бы рецидивистом, а в кармане у него лежал пистолет. Де-юре хозяин создал смертельную угрозу жизни человека, когда степень его злого умысла была непонятна".

Мины на огороде

В Волосовском районе Ленобласти в огород одного военного пенсионера по ночам часто лазали воры. Дедушка отреагировал изобретательно: поставил на калитку 80-граммовую тротиловую шашку с детонатором от гранаты. В гневе старику даже в голову не пришло, а вдруг вором окажется какой-нибудь подросток. Или соседская девочка Катя зайдет к нему вечером занять сахара. К счастью, за ночь ничего не произошло. А утром старик начал разминировать калитку и прогремел взрыв: он потерял два пальца и глаз.

Зато областной суд оправдал пенсионера из Мшинской, застрелившего из охотничьего ружья местного жителя, который с приятелем воровал у него на участке кирпичи. А когда хозяин попросил их убраться, пьяные ворюги пообещали убить его лопатой. Суд счел, что схватка пожилого человека с двумя отморозками угрожала его жизни, а значит, самооборона соответствовала опасности посягательства.

– Грубо говоря, стрелять на поражение можно, только если есть угроза для жизни, – говорит адвокат Николай Артамонов. – Еще закон говорит о «четко выраженном предупреждении», которое должен сделать человек, которому угрожает опасность. Естественно, речь не идет о ситуации, когда медлить смертельно опасно. Если вор тащит у вас с огорода картошку – это кража, и вашей жизни ничего не угрожает. Если он бросил картошку и побежал, то это покушение на кражу, и самооборона здесь вообще неправомерна.

Лютая бытовая ненависть, дающая криминальной статистике до 70 процентов убийств, тесно связана с самообороной. Девять из десяти осужденных за убийство женщин говорят, что лишь защищали себя от агрессивных действий мужчины. Но при ближайшем рассмотрении их дел выясняется, что одна зарезала супруга спящим, другая ударила его топором со спины. И сколько бы лет до этого он ни бил ее кулаком по голове, самооборона – это совершенно другое.

Всегда ли виновен убийца

30 июля в доме № 6 по Стрельнинскому шоссе 53-летняя Анна Яковлева после ужина с водкой убила своего мужа ножом. Сама же и позвонила в отделение милиции, где часто бывала в последние годы: в 2002 году она нанесла супругу ножевые ранения, а дело было прекращено только четыре года спустя. Сам же покойный муж писал тогда слезные заявления, чтобы не забирали у него любимую женщину.

– Если выяснится, что он сам нападал на жену с ножом, то можно говорить о допустимой самообороне, – говорит один из сотрудников Кировского РУВД. – Хотя свидетелей у преступления нет и опровергнуть слова подозреваемой непросто.

Впрочем, законодательство о допустимой самообороне – вещь достаточно эластичная. Несколько лет назад 15-летняя петербурженка Лиза ночью напала на своего спящего отца с топором. Как установило следствие, папа за три года до этого вовлек ее в кровосмесительную связь. В итоге суд освободил девушку от наказания, а ее основательно порубленный родитель получил 11 лет лишения свободы.

Строго говоря, закон в данном случае притянули за уши: жизни девушки ничто не угрожало, ее свобода не ограничивалась и ничто не мешало ей заявить о совершенном в отношении нее преступлении. Но закон и справедливость – это две большие разницы.

В начале 2008 года главным российским ньюсмейкером стал охранник из Петербурга Александр Кузнецов, который насмерть забил кулаками Бахтишода Хайриллаева, якобы пытавшегося изнасиловать его пасынка в новогоднюю ночь. Де-юре действия Кузнецова не самозащита и не защита ребенка. Более того, он был ранее судим, являлся профессиональным боксером, а значит, должен соизмерять силу своих ударов. Для суда все это отягчающие обстоятельства. Почти любой подозреваемый на месте Кузнецова находился бы в СИЗО до самого приговора. Но Александра сразу же отпустили под подписку о невыезде, а на суде он получил сверхмягкий приговор: 2,5 года лишения свободы.

– Этот человек не вылезал из телевизионных студий и имел рейтинг народной поддержки почище иных политиков, – говорит социолог Сергей Прозоров. – Это характеризует важную тенденцию в российском обществе: приоритет бытовой справедливости над законом, да просто-напросто – презрение к закону. Совершенное Кузнецовым убийство – это не самооборона, а месть. Месть не является смягчающим вину обстоятельством, но в глазах подавляющего числа обывателей она выглядит чуть ли не образцом поведения мужчины.

Кавказский синдром

Немалую роль в народной симпатии к Кузнецову играет национальность Хайриллаева: многие коренные жители видят в мигрантах с Кавказа и Средней Азии сплошь насильников и извращенцев. В конце 2007 года Петербург был потрясен убийством 9-летнего петербуржца. Его изнасиловал таджикский гастарбайтер, а после этого перерезал ребенку горло на глазах у матери. А чуть раньше едва ли не вся страна встала на защиту москвички Александры Иванниковой, которая убила пытавшегося ее изнасиловать «бомбилу»-армянина. Движение против нелегальной иммиграции (ДПНИ) пригласило ее на одно из своих мероприятий, торжественно вручив собранные соратниками 50 тысяч рублей.

– На самом деле насильников и извращенцев среди приезжих ничуть не больше, чем среди коренных жителей российских городов, – говорит оперативный сотрудник петербургского ГУВД. – Все самые страшные питерские маньяки последних лет были славянами. Но сами кавказские уголовники признают, что ведут себя в Петербурге более разнузданно, чем в родных краях. И причина этому – самосуд. На Кавказе основным сдерживающим фактором для потенциального насильника является именно месть со стороны родственников жертвы. А здесь они опасаются только официального суда, который очень гуманен к насильникам. На практике, для того чтобы доказать изнасилование, нужно задержать преступника над растерзанным телом жертвы в момент эякуляции.

На Кавказе федеральные чиновники уже много лет заявляют, что кровную месть надо искоренять, но отношение к ней простых людей остается традиционно терпимым. Один из последних случаев: десятки жителей дагестанского села Башлыкент забили камнями четырежды судимого Агарзу Омарова, на участке которого были найдены закопанными тела двух местных девочек. Дело расследуют давно, но конкретных подозреваемых в нем нет.

Да о какой борьбе с самосудом можно говорить, если вернувшийся из швейцарской тюрьмы Виталий Калоев чуть ли не самый популярный человек в Северной Осетии и его даже собирались назначить министром. В разгар скандала вокруг Александра Кузнецова один из федеральных телеканалов организовал телемост питерского боксера с убийцей швейцарского диспетчера. «Я вас уважаю, понимаю и поддерживаю» – примерно так говорили собеседники друг другу, ничего толком друг о друге не зная. А сердца телезрителей наполнялись новыми представлениями о справедливости.

Несколькими годами ранее полномочным представителем президента РФ в Ингушетии стал Муса Келигов, прославившийся тем, что в конце девяностых организовал в Чечне частную спецоперацию по освобождению своего взятого в заложники брата. Даже из интервью самого Келигова в СМИ ясно, что в ходе ее проведения погибли десятки людей. Однако к уголовной ответственности Мусу никто не привлекал, а вся история стала для него отличным пиаром. Сегодня многие чиновники на Кавказе вынуждены осуждать проявления самосуда и кровной мести. Вопрос: насколько искренно они это будут делать?