Дмитрий, водитель главы госструктуры:

«Выезжать на встречку можно всегда. Но при этом надо включить маяк и сигнал, удостовериться, что меня все видят, и выехать. Маячок — это средство пре­дупреждения народа о моем нарушении, а не повод для народной ненависти. Я и без него могу правила нарушать — у меня все равно блатные номера.

Я не балуюсь своими привилегиями, нарушаю только когда этого требуют обстоятельства: мне за скорость не ­платят, да и шеф у меня боится всего. Ездить по встречке — это громадное напряжение: чайников много, права куплены у каждого второго, женщины ездят — против них вообще никакие спецномера и мигалки не помогут, поэтому никто без надобности туда не полезет. «Надобности» бывают разные: иной раз шефа срочно вызывают на совещание в правительство, надо доехать с Шаболовки до Белого дома за 15 минут. Дорога забита — что тут поделаешь? Или ему нужно выступить на телевидении, Москва стоит, а эфир-то идет. Или шефа срочно вызывает премьер-министр, до встречи 20 минут, а мы на другом конце Москвы — вот попробуй скажи премьеру: «Я в пробке стоял» — приходится крутиться на дороге против шерсти.

Высшее начальство не может сидеть 5 часов в пробке. Если оно спешит, значит, у него назначено, значит, его ждут еще б? льшие люди.

Конечно, «по инструкции» маячки и спецномера позволяют любую скорость в срочных ситуациях, но менты же не будут останавливать и выяснять, правда ли шефа вызвали в правительство или врет. Милиционеры останав­ливают обычно проверить, не просро­чен ли маячок, и то только на Рублевке.

Когда я 10 лет назад ездил с маячком, народ жил хуже, злился на власть и уважения к спецмашинам действительно не испытывал. Едешь, моргаешь, сигналишь, машешь — большинству наплевать было. Сейчас лучше, но тоже ­бывает, что кто-нибудь упрямится пропускать. Но таким я не буду принципиально доказывать, что я спецтранспорт — потерплю. Народ ненавидит больше мигалки, из-за которых перекрывают движение. И я их ненавижу, мы из-за них тоже стоим. А простые мигалки автомобилистам не мешают: мы обычно едем по разделительной полосе, на которую автомобилист и так не сунется».

Алексей, водитель из гаража управления делами президента:

«Сотрудники государственных системообразующих компаний могут знать то, что другим знать не положено. Вот и безопасность им обеспечивают на фе­­деральном уровне. Поэтому часто им дают не ведомственного водителя, а из штата ФСБ. Там ведь как: у ведомственных водителей одна задача — обеспечивать безопасность, то есть им тяжело решиться на обгон по встречной, если они кого-то везут. А ФСБ владеет избыточным количеством ресурсов и кадров, доставшихся в наследство от КГБ, когда бюджеты не особо считали.

Есть такая странная легенда, что АМРовцы водят агрессивно, а ЕКХ­ов­цы — спокойно (обозначения ведомственных машин по номерам: АМР — милиция, ЕКХ — ФСБ). ЕКХ еще знаете как расшифровывают? «Е… кого хочу!» Однако в спецподразделения никогда не набирают водителей с агрессивным стилем вождения — их отсеивают еще на начальной стадии отбора. И берут молодых, 30—35 лет, чтобы выучить специальным навыкам вождения. Хотя молодые водители в основном очень злые. Они немного по-другому водят: очень резко перестраиваются, резко стартуют, быстро тормозят, иногда двигателем тормозят.

Существуют инструкции и правила, приказы руководства — все это не­обходимо соблюдать, а это сложно — бывает, они противоречат друг другу. Неписаных правил два: субордина­ция и правила дорожного движения. Водитель не принимает решения, это же военная служба. Хотя развернуться через сплошные в пробке — это нормально, а вот выехать на встречку для обгона — нет.

В магазин на спецтранспорте с мигалкой не наездишься: существуют путевки, километраж, отчеты по бензину — начальство всегда может отследить машину. Однажды у одного работника ФСБ закончилась зарплата, аккурат под 8 Марта. На цветы не хватало, и решил он побомбить. Выехал, встал у собственного дома, к нему подъе­хал кавказец на тонированной «классике» и говорит, что если он хочет бом­бить здесь, то будет отдавать в день 1000 рублей. Работник ФСБ позвонил коллеге, тот приехал на машине с номерами АМР и с мигалкой, поговорил с лицом кавказской национальности и убедил его, что 1000 рублей в день работники ФСБ платить не будут».

Иван, бывший персональный водитель депутата Госдумы:

«На встречную полосу я никогда не выезжал — даже если мне говорили «ладно, Ваня, езжай, мы платим». У меня машина была мощная, я и так везде успевал. Единственное мое постоянное нарушение, — это превышение скорости.

Когда моему шефу сказали, что «по одежке встречают, а по уму про­вожают», он поменял машину, дали ему крутые номера и «моргалку». Сначала мне приятно было — ну как же, джип, все дела. Потом я понял, что такая машина на фиг не нужна, потому что водитель из нее выйти не может, потому что ее угнать могут — даже у Грызлова, по-моему, маши­ну угнали. В общем, сидишь в этой машине как привязанный. Один раз я не вытерпел, вышел в туалет, так стекло в машине разбили и вытащили ноутбук. И я остался без работы: а я хозяина своего возил, между ­прочим, тринадцать лет. Приятель мой, водитель, по сайтам лазил, работу искал и наткнулся на вакансию — на мою должность. Об меня, как об тряпку, ноги вытерли.

Спектр обязанностей у меня был очень широким — начнем с того, что персональный водитель у разных бизнесменов и чиновников постоянно какие-то просьбы исполняет. Потом они в обязанности переходят. То есть сначала это выглядит так: «Вань, будь другом, метнись с моей женой в магазин» — а потом тебе скандал закатывают, если ты в этот магазин ехать отказываешься.

Это опасная работа. У меня была ситуация: я в пробку попал, все машины еле ползут, а одна машина держит большое расстояние, я бы спо­койно в него на «лексусе» своем влез. И только я маневр начал, тот води­тель специально дистанцию сократил. А до этого как черепаха плелся. Я продолжаю влезать между ним и дру­гой машиной, и получается, что я его как бы на встречную полосу выталкиваю. Я к нему подъезжаю, опускаю стекло и говорю: «Командир, ты что творишь! В лучшем случае я об тебя колеса испачкаю, и все. А если ты мне морду попробуешь набить, то завтра к тебе люди придут. Тебе это надо?»

Михаил, водитель депутата Госдумы:

«Главное правило — если шеф торопится, значит, правил нет. Нет — и все, остальное не волнует! Пересекаем две сплошные, едем по встреч­ке, по тротуарам только так. За последний год у меня права отбирали раз 40, не меньше. В последний раз отобрали за превышение скорости — 270 км в час. И ничего — на следующий день вернули. Обычно либо вопрос с милицией решается на месте: мой шеф показывает корочки и все — едем дальше, либо я отдаю права, а на следующий день просто еду и забираю их. С влиятельными же людьми работаем — везде свои договоренности. Но бывает, милиционеры попадаются особо принципиальные — мы их принципы суммами ломаем. Ну, от 10 до 40 тысяч рублей. Без денег, как правило, обходимся с чинами пониже — с капитанами, старшими лейтенантами.

Я работаю водителем с 2001 года. Попасть на такую службу сложно — только по знакомству. Никакое резюме не поможет. Я про своего шефа знаю почти все — ну процентов 90 точно. И про личное, конечно, тоже: по всяким поручениям езжу…

Мигалку мы включаем, когда, во-первых, торопимся, во-вторых, пробки. Но с мигалкой фигово ездить — все тебя ненавидят, я и сам, когда еду на своей личной машине, терпеть не могу тех, кто едет не по правилам».