Начнем с того, что весь наш жизненный опыт мешает доверять власти, ее словам и призывам. Доверие вызывают отдельные люди во власти, но не власть в целом. И доверие этим людям не превращается автоматически в готовность следовать их призывам.

Главная позиция русского человека во всем, что не касается непосредственно круга его забот и интересов, — это позиция наблюдателя. “Говорите, суетитесь — а мы обождем, посмотрим… Мало ли мы перевидали на своем веку перестроек, ускорений, демократических реформ… Никогда не спеши выполнять приказания начальника — они скоро могут смениться на прямо противоположные”.

И нельзя сказать, что в России нет людей, заинтересованных в изменениях к лучшему (ведь их как раз и обещает модернизация, а до нее обещали стабилизация, реформы — далее по списку). “Их есть”, и огромное количество. Стабильность, конечно, важна для людей. Но стабилизировать злоупотребления, коррупцию, воровство, безденежье — желающих нет.

Изменения стране нужны, признает большинство россиян. Но вместе с тем в обществе широко распространен страх перед переменами, ибо в светлые идеалы властей мало кто верит. И еще меньше тех, кто верит в реализацию их благих намерений. Изменения сегодня, в отличие от ранней перестройки, люди связывают не столько с новыми возможностями, которые для них откроются, сколько с новыми рисками и опасностями. Риски-то вполне реальны, а вот выгоды — призрачны.

Секрет пессимизма — в травме, нанесенной массовому сознанию реформами 90-х годов и не рассосавшейся до сих пор. Пока мы не получим опыта успешных реформ, само это слово будет не внушать надежду, а пугать и отталкивать. Горькое послевкусие 90-х вызвано тем, что переменами смогли воспользоваться, сумели улучшить свое положение в те годы не более 10% населения. Благодаря стабильности нулевых годов количество “удачников” резко выросло — примерно до 25%. Но остальные-то три четверти нации? От реформ они проиграли, от стабильности — подуспокоились.