Кто же такие Гейм и Новоселов: российские ученые или ученые российского происхождения? Разница, понятно, принципиальная, а ответ, к сожалению, очевиден.
Когда Андрей Гейм покидал Россию в «лихом» 1990 году, выбор у него был невелик: или ты патриот, но не ученый, или ты ученый, но тогда уже, увы, не патриот. Андрей был ученым, хуже того — экспериментатором. А наука в России на тот момент была в таком состоянии, что о какой-либо экспериментальной базе говорить не приходилось. Сейчас на дворе 2010 год. Может быть, хотя бы теперь можно совместить патриотизм и науку без ущерба для последней?
Когда я спросила об этом Дмитрия Рощупкина, он грустно засмеялся:
— Вчера вот медосмотр проходили, мне врач прописал таблетки от депрессии. Смотришь вокруг — везде сокращение финансирования. Хорошо, что подняли зарплату. Но последние серьезные закупки оборудования мы сделали во времена Горбачева. За прошедшие пять лет мы получили три научных прибора. Понимаете, три! А в институте работают триста человек, из них сто научных сотрудников, и занимаемся мы экспериментальной физикой. Приборный парк у нас, по сравнению с западными институтами, просто смешной. Если бы серьезный парк был, то и результаты были бы прекрасные. Время Левши, когда человек на коленке мог что-то сделать, уже прошло, мы работаем на другом уровне. Это микро- и наномир.

— Раньше академическое образование у нас было лучшее в мире, — говорит Рощупкин. — Оно давало общее видение проблемы, со всех сторон: физика, химия, электроника. Человек из института выходил с полной картиной мира в голове. А сейчас новые ректоры знаете что говорят? Что не надо учить науке, а надо, чтобы человек чувствовал себя уютно в информационном пространстве. То есть главное — чтобы студент умел интернетом пользоваться. Все скатилось. Физтех и МГУ — они тем и хороши, что у них есть базовые кафедры. Мы там себе специалистов готовим. Последние три курса они работают у нас в институте и навыки приобретают. А из других институтов просто не берем никого. Там говорить не о чем.