С начальником начальника невозможно, к примеру, интервью в его подлинном понимании – попытка раскрыть того, кто не хотел бы раскрываться. Разговор Андрея Колесникова с Владимиром Путиным в желтой "Ладе-Калине" позволяет почувствовать самоуверенность премьера, его настроение на 2012 год и неосведомленность в неприятных темах. Но представим ли в устах отечественного тележурналиста, а затем в отечественном телеэфире вопрос, заданный Колесниковым Путину: зачем вы загнали в угол Михаила Ходорковского?

Вечнозеленые приемы, знакомые каждому, кто застал Центральное телевидение СССР. Когда репортажи подменяет протокольная съемка "встреча в Кремле", текст содержит "интонационную поддержку", когда существуют каноны показа: первое лицо принимает министра или главу региона, идет в народ, проводит саммит с зарубежным коллегой. Это не новости, а старости – повторения того, как принято в таких случаях вещать. Возможны показы и вовсе без инфоповодов – на прореженной эфирной грядке любой овощ будет выглядеть фигурой просто в силу регулярного появления на экране.

люди нашего с вами круга говорят: чего ящик включать, его не для меня делают!

Куда страшнее, что большая часть населения уже и не нуждается в журналистике. Когда недоумевают: ну, побили, подумаешь! мало ли кого у нас бьют, а чего из-за репортера-то такой сыр-бор? – миллионы людей не понимают, что на профессиональный риск журналист идет ради своей аудитории. Журналиста бьют не за то, что он написал, сказал или снял. А за то, что это прочитали, услышали или увидели.

Леонид Парфенов: российская тележурналистика умерла. Она занимается лишь обслуживанием власти

правда.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

«все изощреннее будоражит, увлекает, развлекает и смешит, но вряд ли назовешь его гражданским общественно-политическим институтом»

«Я не вправе винить никого из коллег, сам никакой не борец и от других подвигов не жду. Но надо хоть назвать вещи своими именами».

Пятница, 26 ноября 2010 г. 20:09:06
Однажды Владимир Владимирович™ Путин сидел в своей загородной резиденции Ново-Огарево и смотрел по правительственному телевидению выступление телезвезды Леонида Геннадьевича Парфенова на церемонии вручения премии имени телезвезды Владислава Николаевича Листьева.
— Журналистские темы, а с ними вся жизнь, окончательно поделились на проходимые по ТВ и непроходимые по ТВ, — читал по бумажке Леонид Геннадьевич, — Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица – не ньюсмейкеры, а начальники его начальника.
Владимир Владимирович™ согласно кивнул, достал из кармана телефон правительственной мобильной связи с золотым двуглавым орлом вместо клавиатуры и нажал на кнопку вызова пресс-секретаря Президента Натальи Александровны Тимаковой.
— Сестренка, — приветливо сказал Владимир Владимирович™, — Слушай, а кто теперь такие красивые речи пишет? Дима тут, я слышал, выступил — мол, с демократией у нас застой и всё такое. Щас вот Парфенов, смотрю, откровенничает — мол, с журналистикой у нас тоже застой.
— Это референт новый, — отвечала Наталья Александровна, — Прислали… из ФСБ…
— Из ФСБ? — как будто удивился Владимир Владимирович™, — И в каком звании?
— Капитан, — отвечала Наталья Александровна, — Фамилия еще такая необычная… сейчас…. А, вот! Очевидность. Капитан Очевидность.
— Очевидность? — переспросил Владимир Владимирович™, — Ничего себе фамилия. Ну ты смотри, всего капитан — а уже такой борзый. Слушай, а нельзя, чтобы он и мне что-нибудь такое же написал, а?
— А вам-то зачем? — не поняла Наталья Александровна.
— Ну как же… — недоуменно пробормотал Владимир Владимирович™, — Дима выступил — все говорят, что вот теперь-то начнется. Парфенов выступил — все говорят, что он совершил гражданский подвиг и всё такое. А я как же?
— Ну… — замялась Наталья Александровна, — Надо тогда согласовать тезисы… что вы хотели бы констатировать?
— Можно что-нибудь про президентские выборы, — предложил Владимир Владимирович™, — А еще лучше про газ! А то эти в Европе там опять что-то мутят…
— Будет где-то приблизительно так, — после небольшой паузы сказала Наталья Александровна, — Дорогие друзья. Скоро зима. Выпадет снег. И пора уже, наконец, заявить об этом со всей откровенностью. Зимой холодно и надо топить. А для того, чтобы топить — нужен газ.
— Во-во-во! — воскликнул Владимир Владимирович™6 — Отлично! То, что надо! Давай, засылай этому, как его… капитану! Пусть оформляет!
И Владимир Владимирович™ отключил связь.

Время идёт, а многие граждане так и не могут понять — как устроено общество, почему оно устроено именно так и как оно функционирует. То, что реальное общество ничем не похоже на волшебную Страну Эльфов, где есть только Прекрасное и нет ничего плохого — для многих натуральный шок. Не всем понятно, что на дворе уже давно самые настоящие демократия и свобода. Такие, какие они на самом деле, а не в мечтах фантазёров.

В стабильном обществе действует достаточно сложная система сдержек и противовесов, не допускающая резких телодвижений и тем более поведения в стиле "слон в посудной лавке". Многим неведомо, что есть определённые правила, которым обязаны следовать все — в том числе и журналисты. Если правила не соблюдать, можно серьёзно навредить уважаемым людям. Уважаемые люди — это те, у кого есть деньги, и неважно, где и каким путём они их раздобыли. Ибо если начать копать, у кого откуда деньги — содрогнутся сами устои демократического общества, а это чревато пересмотром итогов приватизации, а значит — гражданской войной. Неосторожными словами можно осквернить репутацию, в том числе и политическую, поломать бизнес. А это, как нетрудно догадаться, недопустимо. Ведь нельзя же брать из дающих рук деньги и тут же в эти руки гадить. Хотя у нас, конечно, можно всё.

Разоблачения и срывы покровов возможны только в конкурентной борьбе авторитетных, а значит уважаемых людей. Возможны строго по команде этих людей, параллельно с доносами в органы внутренних дел. А если, скажем, регионом рулит эффективный собственник — какая в регионе может быть борьба? И, главное, с кем? Под эффективным собственником ходят и менты, и бандиты, давно неспособные разобрать кто из них кто. Население зажато в железный кулак и не может даже пикнуть — несогласных просто убивают. И что, кому-то есть какое-то дело до того, что целыми областями рулят ОПГ? Внимание журналистов может привлечь только убийство 12 человек сразу, к примеру — и то ненадолго. Если подобных убийств нет, ситуация журналистам неинтересна — ибо нет команды интересоваться ситуацией. Гораздо важнее, что происходит с самими журналистами, и что ещё сморозил музыкант Юра.

В общем, для реализации творческих и протестных потенций надо всего лишь определиться, на чьей ты стороне. После чего познакомиться с хозяевами и далее уже действовать эффективно, отчаянно и смело. Особенно — за государственный счёт.

А сказки про свободу слова — они сказки. Даже если читаешь по бумажке.

Уважаемые люди — это те, у кого есть деньги, и неважно, где и каким путём они их раздобыли.

Ведь нельзя же брать из дающих рук деньги и тут же в эти руки гадить.

Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!

Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.