[интервью] Она выжила в авиакатастрофе под Петрозаводском и рассказала, как тяжело жить после чуда

отметили
41
человек
в архиве
[интервью] Она выжила в авиакатастрофе под Петрозаводском и рассказала, как тяжело жить после чуда
На прошлой неделе завершилось расследование обстоятельств катастрофы самолета Ту-134А, разбившегося в июне под Петрозаводском. Погибли 47 человек, выжили пятеро. Одна из них — Александра Каргополова, разговор с которой записал корреспондент «Огонька»

Как заявила комиссия МАК, причиной катастрофы под Петрозаводском стал человеческий фактор — ошибка командира воздушного судна, который при заходе на посадку «полностью доверился штурману, находившемуся в легкой степени алкогольного опьянения». Пассажирке чартерного рейса компании «Русэйр» Александре Каргополовой, севшей на борт «тушки» в столичном Домодедове, эти подробности ничего в жизни уже не добавят. Хотя жизнь, по ее собственному признанию, стала другой — вроде как притормозила в том самом злополучном дне, 20 июня, и никак не возвращается в нормальное русло.
Добавил begemoth begemoth 30 Сентября 2011
проблема (1)
Комментарии участников:
begemoth
+5
begemoth, 30 Сентября 2011 , url
источник: i.imgur.com

Когда я лежала в больнице, ко мне не подошел ни один психолог. Ни один специалист, чтобы как-то вот об этом поговорить, что-то загасить, направить.… Дальше началось хождение к следователю, чтобы он получил доказательства, что меня можно признать потерпевшей. Вы не представляете, что это такое. Это так унизительно, как будто в душу плюнули. Почему я должна кому-то что-то доказывать? Отношение как к скоту, а не к людям.

Я по-настоящему почувствовала себя не человеком, а просто единичкой в отчетности. Я уже говорила, ко мне не подходил ни один психолог. Ни из МЧС, хотя по бумажкам психологи оттуда на месте ЧП находились, ни в больнице. Там была какая-то девушка, но она уходила в отпуск — назначила снотворные на ночь, и все. Со мной никто не хотел поговорить о том, что случилось, а мне нужно было. Мне нужно было понять, что происходит, но никто ничего не объяснял. Хотелось совета — как дальше жить, но совета не было. Болело тело, болели кости. Но меня выедала изнутри другая боль — душевная. Нужна была поддержка, но до этого никому не было дела.… А больше я никому, кроме родственников и друзей, оказалась не нужна.

Нам пытались подсунуть бумагу о том, что мы не будем иметь претензии ни к авиакомпании «Рослайн», ни к «Русэйр». В разных бумагах были разные цифры — то я получаю компенсацию миллион рублей, то 600 тысяч. Ездили к страховщикам несколько раз — как побирались. Вы не представляете, как это унизительно — ездить и просить. И доказывать, что вот у меня такая-то категория травмы, что по ней положено столько-то...

Я не знаю, как положено. Точнее, знаю, что все это отвратительно. Тем более после того, как случилась новая трагедия — с ярославским «Локомотивом». Вот я читаю новостные сообщения, блоги, и везде написано: государство выплатит до 5 миллионов за жертву. А мы не люди? Те дети, которые под Петрозаводском погибли? Моя знакомая по несчастью, Аня, которая потеряла там всю семью? Чем мы отличаемся от тех же мальчиков-хоккеистов? Мне их очень жаль. Я прекрасно понимаю трагедию, я на себе эту трагедию пережила. Мои родственники эту трагедию пережили, да. Но с точки зрения государства, чем мы отличаемся? Ответ лежит на поверхности: мы — серая масса, те самые статистические единички. Это о «Локомотиве» помнят и заливают горе деньгами, а о людях, которые погибли 20 июня в «тушке» под Петрозаводском, забыли уже 27-го числа, посмотрите в интернете. Все мы, и погибшие, и выжившие, пошумели всего шесть дней. Дальше — забвение, вчерашняя новость.

Потому что нет ни душевности в отношении к людям, ни даже простого равенства. Мы разделены на классы. Те ребята, что разбились в Ярославле, они, выходит, выше классом. Почему? Скажите, почему они выше, чем те дети, которые разбились со мной?

— У вас самой есть ответ на этот вопрос?

— Нет, но я знаю, что всем нам надо делать: добиваться справедливости. Не для себя — я уже отработанный материал. Но я хочу, чтобы эта справедливость была в будущем. Чтобы мой ребенок, когда вырастет, чтобы он мог надеяться на то, что будет все хорошо, да. Даже если вот что-то случится — что он не один. Понимаете? Это очень важно. Мы даже не стараемся идти к европейским стандартам. Стандартам признания в человеке личности. Много проблем в государстве, я все прекрасно понимаю, но главное все же — люди. А у нас часто к людям отношение, как к не слишком полезным ископаемым.



Войдите или станьте участником, чтобы комментировать