Причина, по которой право каждого на голосование отстаивается с пеной у рта и малейшее сомнение в ней объявляется фашизмом, — мне лично совершенно непонятна. В конце концов, в современном мире распространен механизм лишения родительских прав. Почему те же самые люди, которые считают, что запойная алкоголичка не может принимать решения о судьбе своих детей, считают, что они имеют священное неотъемлемое право принимать решения о судьбе всех нас?

Почему неприемлемой, к примеру, является простая норма: избирателем является каждый, кто платит хотя бы на цент больше налогов, чем получает субсидий? Эта норма ведь не отменяет социальной помощи тому, кто в ней действительно нуждается: зато она отменяет ситуацию, при которой количество избирателей, заинтересованных в том, чтобы поделить, превышает количество избирателей, заинтересованных в том, чтобы заработать.

Почему нам забывают напомнить, что избирательное право, для того чтобы обеспечить подконтрольность, сменяемость и прозрачность власти, вовсе не обязано быть всеобщим? Более того, ровно наоборот, в нищей стране всеобщее избирательное право очень быстро ведет к несменяемости власти, превращая демагога в диктатора?

Одна из самых контрпродуктивных черт этой идеологии, провозглашающей себя «прогрессивной» и «передовой», — это как раз ее яростная реакционность и отрицание — под по форме псевдонаучными, а, по сути, психологическими предлогами — новейших научных и технических достижений, которые только и способны обеспечить человечеству всеобщий высокий уровень жизни на перенаселенной планете.

Возьмем, к примеру, генно-модифицированные продукты. Их появление — это в буквальном смысле новая неолитическая революция, совершенно изменившая мир. К примеру, новые сорта пшеницы позволили накормить Индию с середины 70-х. В тот самый момент, когда алармисты предрекали гибель ее населения, — голод кончился, урожай возрос втрое, и Индия стала экспортером зерна.

Мы все, начиная с первой сине-зеленой водоросли, являемся продуктом генетических модификаций. За 30 лет использования генно-модифицированных продуктов не было выявлено ни одного случая болезни, смерти или даже недомогания из-за ГМ-продуктов.

Генно-модифицированные культуры — это единственное, что позволяет накормить мир при современном популяционном давлении. Более того, генно-модицифированные культуры возвращают диким лесам миллионы акров земли (за счет повышения урожайности) и отменяют необходимость использования ядовитых пестицидов (за счет встраивания гена, убивающего вредителя, в само растение).

Современное общество, именно благодаря своему изобилию, попало в удивительную ловушку: в нем праздным может быть не меньшинство, а большинство. Все предыдущие эпохи, как бы ни была сильна над обществом власть паразитической прослойки — знати или духовенства, — эта паразитическая прослойка всегда была меньшинством. Сейчас ровно наоборот: современные технологии развиты настолько хорошо, что меньшинство может прокормить большинство. Но голосует-то при этом большинство, а психология человека устроена так, что, если некая группа способна с помощью политического давления обеспечить себе дополнительные блага за счет остальных групп, она обязательно это сделает. Причем по мере уменьшения подлежащего распределению продукта ее аппетиты будут только возрастать.

С точки зрения практической это означает, что тот кризис, который грозит сейчас миру, не является ни финансовым, ни экономическим, ни политическим, — это в первую очередь кризис цивилизационный. Кризис модели общества, которую построили на руинах западной цивилизации левые интеллектуалы, бюрократы и массовый избиратель. Модели, которая позволила избирателям — жить в долг, государству и международным организациям — регулировать всё больше и больше, а левым интеллектуалам — обслуживать всё это с помощью оправдывающей распределение идеологии.