В мире нынче насчитывается примерно пять тысяч народов. Государств — всего пара сотен. Понятно, раздробить эти государства — в среднем на двадцать пять осколков каждое — практически невозможно хотя бы потому, что все народы давно и тщательно перемешаны. Разве что Соединённые Государства Америки объявили территории, зарезервированные за коренным населением, суверенными — но в этот суверенитет не верят даже сами американцы: ни коренные, ни эмигранты и их потомки. Значит, по меньшей мере в рамках каждого государства неизбежны и необходимы поиски взаимопонимания.

Правда, народы (или по крайней мере языки — основа самосознания народов) понемногу исчезают. Ежегодно несколько десятков языков (по разным оценкам) переходит в разряд вымерших. Зато и новые появляются. Скажем, корейский и японский языки идентичны по синтаксису — но словарный состав у них столь различен, что их носители уже много веков не понимают друг друга. Буквально на наших глазах (начиная примерно с 1860 х годов) тем же способом — но уже путём целенаправленного отбора непохожих слов — изготовили на основе западнорусских диалектов белорусский, а на основе южнорусских — украинский, и многие люди, владеющие этими диалектами, всерьёз считают их самостоятельными языками, а себя представителями отдельных народов. Сейчас в разгаре аналогичная попытка изготовления сибирского языка и этноса. Но даже если отбросить подобные искусственные поделки (или, например, попытки провозгласить хорватский и боснийский языки отдельными от сербского, хотя там мало-мальски значимых отличий ни один лингвист под лупой не найдёт), всё равно нет оснований полагать, что в обозримом будущем разнообразие народов сократится.

В то же время для быстрого развития нужно хозяйственное единство мира. Михаил Леонидович Хазин постоянно напоминает: разделение труда повышает его производительность — значит, чем больше единое хозяйство, тем оно эффективнее. Правда, он полагает, что мир уже дошёл до предела расширения рынка — и, значит, возможности разделения труда исчерпаны. Я же полагаю: труд можно разделять, пока на свете есть хотя бы два человека, исполняющие одинаковые обязанности, так что до предела развития ещё далеко (да и тогда найдутся другие ресурсы — например, механизация и автоматизация вряд ли дошли до максимального возможного уровня). Но в любом случае для разделения труда необходимо взаимопонимание: не зря возведение библейской Вавилонской башни прекратилось, как только бог дал строителям разные языки.

Как же достичь этого взаимопонимания?

С конца XVII до начала XX века энтузиасты уповали на создание единого языка. Я и сам в молодости учил популярнейший из таких языков — эсперанто (увы, оказался столь ленив, что ухитрился даже его не выучить, хотя на это требуется не более полугода). Но вряд ли человечество согласится отказаться от накопленных культурных богатств: опыт множества тюркоязычных народов, перешедших в XX веке с арабского алфавита на латиницу, затем на кириллицу, а сейчас — под лозунгом независимости — снова осваивающих латиницу, показал, с