Россия блудников — Россия без будущего

Каково будущее у России, когда вырастут дети этих 28 % родителей? Такое как у современной Европы — будущее без Христа, будущее с блудом и гомосексуализмом.

Безбрачные сожительства чаще распадаются, чем официально зарегистрированные браки и тем более благословленные Церковью, а это умножение детей, воспитанных матерью без отца.

Мужчины, воспитанные женщиной в разводе, мужчины воспитанные без влияния дедов, на худой конец дядей или чужих авторитетных мужчин (священника, тренеров спортивной команды, командиров в армии) — это уже априори ущербны психически и духовно, ибо они не дополучили полноценного воспитания отцом. Сыновья матерей-одиночек чаще (подчеркиваю, и это было в исходнике именно слово «чаще»), чем юноши из полноценных семей впадают в блуд и/или гомосексуализм. Почему сыновья матерей одиночек склонны к блуду — об этом будет отдельная статья.

Дети из неполноценных семей чаще (и опять подчеркиваю: пишу чаще) становятся и преступниками и социопатами.

Сын разведенной матери-одиночки — это будущий подкаблучник, не глава семьи, это безответственный ленивец, редко тут бывают исключения.

Здесь должен сделать пояснения. Писание говорит о том, что мужчина должен стать главой семьи:

"… и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою" (Быт.3:16).

"… потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела" (Еф.5:23).

Раньше так было, что большинство людей жили в патриархальных семьях. Сыновья вдов, находились в таком общественном окружении, что могли вырасти настоящими мужчинами и глава семьи.

Сейчас, увы, это не так, институт семьи разрушен, люди в большинстве живут в блуде, в массивной пропаганде блуда, патриархальных семей — единицы.

В современных условиях мать-одиночка после развода практически не в силах воспитать настоящему мужчину. В том числе и потому, что многие современные браки начинаются с блуда, с духовного и психического повреждение. Об этом подробно тут:

Шрамы на душе или как стать по-настоящему умным… — На злобу дня
Т.е. я убежденно считаю, что сейчас главная причина разводов в том, что эти современные браки начинались с блуда, с сожительства, со смертного греха, потом следовали аборты (убийства младенцев), измены (прелюбодеяния). Грех порождает только грех.

По моему личному мнению, современные разведенные матери-одиночки сейчас в подавляющем большинстве воспитывают маменькиных сынков, в будущем женоугодников и подкаблучников, жизнь с которыми превратиться для жены в мучение.

По моему мнению, именно подкаблучничество лежит в корне алкоголизма у мужчин в браке. Когда главная суть мужчины – лидерство и ответственность извращается, и семьей управляет женщина, в мужчине ломается многое… Мужчина без ответственности очень быстро превращается в лентяя, не желающего выполнять свою епитимию от Бога – усердный труд: «в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю» (Быт.3:19)

***

И наконец, какой смысл я наделял так возбудившее многих слово?

Обращаю ваше внимание, что это ниже – научная статья, известного филолога Андрея Юрганова:

Что такое «блядь» и кто такой «блядин сын» в культуре русского средневековья

В любом языке существует зона табуированной лексики, использование которой в инвективах, направленных против личности, означает, что нарушаются кодифицированные способы разрешения конфликтных ситуаций в социуме [1]. В эту «зону» современного русского языка входят — и уже не один век существуют — слова «блядь» и «блядин сын». Между тем указанные инвективы были кодифицированы в средневековой книжности. Их нередко употребляли богословы, деятели Русской Православной церкви. Почему не возникало сомнений в благочестивости того, кто эти слова произносил или употреблял их в письменной форме? Чем объяснить, что по числу упоминаний словосочетание «блядин сын» резко возрастает к середине XVII в.? Эти вопросы нуждаются в прояснении.

Каждый язык представляет собой определенное миропонимание. Изучение же изменений, которые претерпевают язык со временем, есть история этого миропонимания. «Мыслить исторически, — писал Х.-Г. Гадамер, — значит проделать те изменения, которые претерпевают понятия прошедших эпох, когда мы сами начинаем мыслить в этих понятиях. Историческое мышление всегда и с самого начала включает в себя опосредованно этих понятий с нашим собственным мышлением. Пытаться исключить из толкования свои собственные понятия не только невозможно, но и бессмысленно. Ведь истолковать как раз и значит: ввести в игру собственные предпонятия, дабы мнение текста действительно обрело язык» [2]. Семасиологическое изучение лексики источников — символическая история сущности, стоящей за словом, или (по терминологии А.Ф. Лосева) миф этой сущности. Следовательно, познание символического богатства слова, проявляющегося в семантических явлениях лексики, позволяет подойти к изучению истории воплощения смысла идей [3], к важнейшей и плохо изученной стороне духовной культуры парода.

Попробуем реконструировать те предпонятия, которые, судя по всему, давали возможность средневековым людям, ничего не стесняясь, их открыто употреблять в текстах и устной речи. Вначале определим то, на чем будет основана эта реконструкция.

Когда историк начинает читать источник — независимо от того, осознает он это или пет, — перед его мысленным взором открываются уже знакомые ему параллельные тексты. Их незримое присутствие помогает понять новый текст. Однако для того, чтобы он был верно осмыслен, необходимо, чтобы все эти тексты были реально связаны между собой — генетически или семантически. Если же таких связей нет, т.е. авторы и читатели «не знакомы» друг с другом, мы получаем ложное представление о прочитанном. От репертуара ассоциированных текстов зависит полнота, точность и глубина понимания прочитанного [4]. К.Г. Юнг, один из крупнейших психиатров XX века, писал: «Процесс распознавания можно, в сущности, представить как сравнение и различение с помощью припоминания: если, например, я вижу огонь, то световое раздражение опосредует мне представление об огне. Содержащееся в моей памяти бесчисленное множество образов воспоминаний об огне вступает в связь с только что полученным образом огня; в результате сравнения и различения с этими образами памяти возникает знание, то есть окончательная констатация особенностей только что приобретенного образа. Этот процесс в обиходном языке называется мышлением» [5]. Именно способ распознавания и отличает современное мышление от средневекового.

«Естественно, при чтении текстов, возникших в иной культурной среде (что может объясняться географическими, временными или социальными факторами), наша память обязательно подведет нас. Она либо оставит нас „наедине“ с новыми текстами, либо подставит „чужой“ текст, содержащий те же (или похожие) слова, с которыми связаны, однако, совершенно иные значения и смыслы» [6].

Итак, определим базовые значения тех слов, употребление которых не требовало пояснений, а потому в каждом случае индивидуального их понимания не возникало ситуации, когда отклонение от «нормы» делало неконвенциальным сам акт общения. Под базовым значением понимается такое, которое в самом социуме считалось общепринятым.

Если считать словосочетание «блядин сын» формально вторичным по отношению к «бляди», то следует обратиться прежде всего к этимо- логии данного слова. «Блядь» производна от слова «блуд»: в чешском błąd (заблуждение), в польском błędu — «заблуждение»; в словенском błod — «ошибка». Украинское «блудити» коренится в старославянском; в болгарском — «блъдя», в сербохорватском «блудити», «блудим»: «заблуждаться», «ошибаться». Слово «блядь» (бляду) возникло из слова «блуд» в результате перегласовки корня (чередования юсов: большого и малого), или изменения корневой вокализации [7].

В старославянском языке Х-ХI вв. мы видим весьма своеобразное разделение сфер в использовании слов «блуд» и «блядь». Так, слово «блядь» мужского рода означало «болтуна», «пустомелю»; женского — «пустую болтовню», заблуждение, ересь. Производным от «бляди» (м.р.) было слово «блядник» с тем же значением «болтун», «пустомеля». Зато слово «блуд» и производные от него слова, такие, как «блудилище» (дом разврата), «блудник» (развратник), «блудница» (развратница), «блудничество» (сама проституция), «блудолюбие» (беспутство), означали в лексикографируемых своих значениях почти исключительно сферу телесного разврата.

Несколько иную картину представляют выявленные значения слова «блядь» в языке русского средневековья: это сложная контаминация, структурные компоненты которой — «ложь», «ересь», «распутная женщина».

Историка не может удовлетворить буквальный, лингвистически точный перевод текста сам по себе. По словам Л.В. Черепнина, это не более чем одно из вспомогательных средств для уяснения исторического смысла источника. Кроме того, невыясненным остается частотное соотношение значений, а выявление структурных основ в употреблении того или иного слова возможно только, если историк увидит системообразующий принцип внутри выявленных значений.

В богословских трудах русских средневековых авторов, отражавших традиционные установки всего конфессионального сообщества, слово «блядь» определялось синонимом «ложь». Но ложь в то время не существовала онтологически, а была тесным образом связана с дьвольским миром и противостояла Правде Истинной, — самому Христу. Протопоп Аввакум писал: «Блядь пишется ложь, правда от Бога, а ложь от дьявола». Таким образом, слово «блядь» — антоним «правды». Если «правда» — это правильный путь для спасения на Страшном Суде, то «блядь» — уклонение от совершения христианином угодной Богу, а не дьяволу, правильной воли, что вполне соотносится с этимологическим значением слова. Сфера дьявольских козней велика и затрагивает почти все, что касается человека: его жизнь, поступки, пристрастия и т.д. Уклонение само по себе тоже рассматривалось как проявление дуалистического начала в христианстве: человек приходит или к Богу, или к дьяволу. В русской культуре «верой христианской» определяли Истину, но не обретаемую, а данную изначально в божьих заповедях, апостольских и священных правилах8. Это особенно было значимо в эпоху эсхатологических ожиданий, коими заполнялась сфера духовных переживаний средневекового человека…

Максим Грек выразил отношение догматического богословия к тому, что такое вера христианская и правда. Богословие в то время не могло не воплощать в себе общезначимые для православного мира идеи. Оно выполняло особую функцию по актуализации тех или иных освященных традицией установок. Кроме того, Максим Грек был уверен, что время, в котором он живет, «последнее»: вот-вот явится Антихрист, «еже не зело далече есть, но и при дверех уже стоит, яко же божественная писания учат нас, явьственне глаголюща: на осмом веце...» Знамение Антихриста — «преложение язык от непорочныя и правыя христианьскыя веры на различныя богомерския ереси...» [9].

Христос — «разумное солнце Правды», — сошедший с небес на землю; его «глаголы» — истина во спасение христианам. Но «ныне время», когда «вси уклонишися… от спасительнаго пути евангельскых заповедей и апостольскых, и отеческых преданий» [10].

Каков же выход?

Единственный — уподобляя себя Христу, осуществлять «правду» ради спасения. «Отложим дела тмы, яже суть блуд, чюжеженство и всяка нечистота плотская, и студодеяние, неправда же и лихоимание, и всяко преслушание и преступление божественных заповедей Спаса Христа». «Оружие света» — это четыре добродетели: «смысл прям», «правда», «мужество» («не еже телеса ниизлагает и стены градскыя разоряет, но душевное сильное и терпеливо противу наводимых нам от бесов и лукавых человек») и «целомудрие» («соблюдающее нас во всякой святыне и преподобьстве, и самем святым ангелом соединяюще нас») [11].

До сего момента этого человека не знал. Рад, что познакомился с ним благодаря этому скандалу. Я бы и сам так о себе не сказал. Сердечно благодарю за слова поддержки этого человека (галстук носить больше не буду, сейчас борода в два раза длинней). Истинные друзья познаются в беде: