— Да не надо их заставлять. Надо просто разрешить жителям Донбасса тоже говорить на русском и узаконить это их право, и не пугать тем, что его отнимут.

— Например, житель Донбасса считает, что проблемы того, что у него нет официального языка, который он может в полном объеме использовать в своей жизни, причем не только обыденной, потому что сегодня, на каком языке ты говоришь у себя в семье, или на работе, или где, этой проблемы не существует, и вы об этом знаете лучше, чем кто бы то ни было. Когда ты говоришь в субъектах местного самоуправления, в судах или где-то еще на русском, этой проблемы тоже нет. Но право защитить это право… Возможно, человек может потребовать. Хорошо, вот я требую, чтобы со мной везде на Донбассе общались на русском языке, если я того хочу. Вы имеете право. И это право громады. Вот если громада так решила — пусть с ним общаются хоть на русском. Может, где-то в Енакиево — на английском. Это ваше право. И вот это право должно быть передано. Никто его не ограничивал. И это и есть децентрализация.

— Ну, то есть считай что элемент федерализации.

— Нет, децентрализации! Кто-то будет протестовать против памятника Гастелло, а кто-то будет протестовать против памятника Бандере. Ну, пусть во Львове ставят памятник Бандере, а в Донецке пусть ставят памятник Гастелло. И это не дело Львова, кому в Донецке ставят памятник. Это дело громады. Вот она решила.

Я ненавижу Сталина просто. Я считаю, что он величайший тиран, сравнимый с Гитлером. Если громада решила поставить какой-то памятник — надо работать с громадой, а не сносить памятники, потому что громада будет чувствовать себя оскорбленной.

Какие фестивали проводить, какие песни петь — это не может быть поводом, чтобы колоть страну.

— Это вы мне объясняете? — удивился я.

— Федерализация в России предполагает право субъектов федерации покинуть страну? — вдруг спросил господин Порошенко.

— Нет, конечно.

— Почему «конечно»?

— Как почему? Потому что это записано в Конституции.

— Ну, хорошо, ОК. И у нас это тоже записано в конституции, этого, конечно, нельзя, конечно, нет. Это очевидно. Если это не касается Крыма, где это по-другому читается просто. А теперь Крым имеет право выйти из состава Российской Федерации, если большинство проголосует за выход? Ответ: нет, конечно. Даже не думайте об этом.

— Тут сразу возникает много но. История с Крымом решалась, когда уже и конституцию Рада отменила, и правительство являлось переходным…

— Хорошо. И что?

— Ну, так решили события. За вас.

— А завтра решат события, что Украина или Россия будет спорной. Как государственное образование.

— Тот же самый Путин говорил много раз, что формальных оснований для того, чтобы считать Януковича нелегитимным президентом, не существует.

— Это мнение гражданина Путина.

— Говорится, что есть четыре позиции, по которым могла бы состояться его отставка…

— Нет.

— Как нет? А что, вы все списываете на революцию?

— Это не так. По-вашему, есть Конституционный суд. Нет, не революция. Демократия, Андрей, это процедура. Если кто-то считает, что что-то в стране не так, подайте в Конституционный суд. Гражданин Янукович может подать в Конституционный суд обжалование решения Верховного совета о своем отстранении, и решение Конституционного суда будет окончательным и обжалованию не подлежит. Если он считает нужным…

— Так зачем же? Он не считает нужным подавать в Конституционный суд. Он законный президент!

— Это кто ему сказал, что он законный президент?

— Потому что нет повода ему быть другим! Ни одна из четырех причин, по которым он может быть отстранен от власти, не работает.

— Это вы так считаете.

— Ну как? Это было записано в вашей же, если я не ошибаюсь, конституции.

— А кто вам дал право трактовать мою конституцию? Вам, уважаемый Андрей, или вам, уважаемый Владимир Владимирович, кто вам дал право трактовать нашу конституцию?

— А читать ее хотя бы можно?

— Читайте. Трактовать нельзя. А читать — читайте.

— А мнение в условиях демократии можно высказать?

— Меня ваше мнение не интересует, Андрей.

— Как демократа, может, заинтересует все же?

— Нет. Ваше мнение как гражданина вашей страны относительно того, кто у меня должен быть президентом, меня не интересует, так же как гражданина России мнение какого-нибудь гражданина Канады, или гражданина Австралии, или гражданина Папуа — Новой Гвинеи не интересует. Это не ваше дело.

— Мое мнение: вы президент! Вас вчера избрали!

— Есть статья 5 конституции, где единственным носителем государственной власти выведен народ. Есть честные выборы. И народ определится.

Еще раз говорю: у нас на сегодняшний день ни Соединенные Штаты Америки, ни Российская Федерация, при всем моем к ним совершенно искреннем уважении, не должны быть мировым жандармом, который будет устанавливать, что законно, а что нет. И вот на сегодняшний день вы…

— Мы — это кто? Тоже надо, все-таки…

— Вот вы...— он сделал странное кружение пальцами.— Вы не должны присваивать себе право выступать высшей судебной инстанцией и определять, что у нас законно, а что нет. Еще раз говорю: есть международные судебные инстанции. Если Янукович считает, что его права нарушены, есть Международный суд по правам человека в Женеве. Мы, как и Россия, являемся страной, которая ратифицировала положение о международном суде, и мы выполним его решение. Это легитимная позиция.

Вводить войска — нелегитимно. Вводить войска — это агрессия. Так это называется в международном праве. Это может нравиться, может не нравиться, но это — агрессия.

— Спокойствие на референдуме обеспечили…

— Я был в Крыму в день референдума.

кто вам дал право трактовать мою конституцию?