Три стадии

Первый этап витка пришелся на 1990-е и первую половину 2000-х годов. Основными трендами этого периода стали индустриализация развивающихся стран и подготовка почвы для ценовой революции на сырьевых рынках. Стремительное развитие обрабатывающих производств в Азии снизило цены на большинство потребительских и высокотехнологичных товаров и тем самым расширило спрос. Последний, в свою очередь, потребовал совершенно иных объемов производства, что спровоцировало повышение цен почти на все виды сырья. Азиатский кризис 1997–1998 гг. с сегодняшних позиций выглядит легкой простудой, на несколько месяцев прервавшей индустриальный ренессанс. Возможности Китая стали казаться безграничными, а Джим О’Нил с его идеей возвышения BRICS оказался столь же популярен, как ранее Фрэнсис Фукуяма с трактовкой «конца истории» (но, судя по всему, и поторопился он приблизительно так же). На волне роста цен на ресурсы поднялись страны, в иной ситуации не имевшие и минимального шанса на успешное развитие (прежде всего – Нигерия, Венесуэла, да и Россия, как это ни прискорбно).

Второй этап наступил в середине 2000-х годов, когда на рынки вернулась относительная стабилизация. Цены на нефть в целом выровнялись (даже принимая во внимание падение в 2009 г., в 2007–2014 гг. они оставались на среднем уровне в $92,7 за баррель в номинальном выражении, что превышало средние уровни 1990-х годов в 3,4 раза в сопоставимых ценах [все расчёты – по BP Review of World Energy 2015]. Западные экономики адаптировались к высоким ценам на сырье, а долговой кризис 2008–2009 гг. был купирован за счет крайне низких процентных ставок, которые оказались приманкой для развивающихся стран, начавших активно занимать на мировых рынках. В результате Запад сумел пережить относительно тяжелое время намного менее болезненно, чем это имело место тридцать лет назад. Высокие котировки на рынках сырья привели к невиданной волне ресурсосбережения, резкому росту производства энергии из возобновляемых источников и революции в нефте- и газодобыче. Все это создало основу для роста промышленного производства в США и Европе, в то время как периферийные потребительские рынки оказались насыщенными. Логичным следствием стало замедление китайской экономики, выступившее первым триггером снижения цен на сырье. Ресурсодобывающие страны, жившие в последние годы далеко не по средствам, продолжили поставлять свои товары на мировой рынок в неснижающихся объемах, спровоцировав новую волну падения цен.

Третий этап, начинающийся на наших глазах, имеет все шансы оказаться повторением ситуации середины 1980-х. ФРС продолжит (а ЕЦБ начнет) повышать процентные ставки, что приведет к оттоку средств с развивающихся рынков и потере резервов их центральными банками (Китай только что сообщил о сокращении таковых на $512 млрд по итогам 2015 г.). Возвращающиеся инвестиции поддержат американскую и европейскую экономики и спровоцируют ралли доллара против большинства валют, вопреки прогнозам хазиных и делягиных. Нефтеэкспортеры продолжат ценовую конкуренцию, доведя котировки до $25–27 за баррель (что сопоставимо с ценами конца 1990-х, с учетом инфляции), но и это не убьет американских производителей нефти и газа. Через несколько месяцев резкое падение спроса на потребительские товары в большинстве регионов мира станет очевидным, и Китаю придется не раз и не два останавливать торги на своей фондовой бирже. Рынки перестанут доверять пекинской статистике, понимая, что реальный рост экономики КНР в 2016 г. не превысит 4–4,5%. Спад в России окажется более существенным, чем в 2015-м, и единственной среди стран BRICS, кто еще будет подавать надежды, останется Индия. Относительно благополучно из ситуации выйдут только те страны, которые обладают хотя и сырьевой, но относительно диверсифицированной экономикой – Норвегия, Канада, Австралия, Объединенные Арабские Эмираты.

И снова ренессанс

Таким образом, мир, вероятно, вступает в очередную фазу ренессанса Запада, подобную той, что сменила масштабные кризисы 1973–1981 гг. Этот период может продлиться по крайней мере до второй половины 2020-х годов и будет, как и прежний, основываться на крайней стабильности западной финансовой системы, сохранении США и Европы как самого надежного места для инвестиций, а также на очередной инновационной волне, фокусирующейся в этот раз на технологиях возобновляемой энергии и ресурсосбережения, биотехнологиях и медицине, а также приближении к созданию искусственного интеллекта. На это время следует забыть о нескольких мифах, которыми тешили себя российские политики и эксперты в последние годы – прежде всего о неизбежности краха доллара; о устойчивости высоких цен на нефть или их скором возвращении; о необратимом возвышении стран BRICS и скорой потере Америкой первой строки в глобальной «табели о рангах»; ну, и, вероятно, о знаменитом «вставании с колен», которым так гордится Россия.

Можно ли считать происходящее «новым глобальным кризисом», о котором сегодня говорят многие гуру, включая Джорджа Сороса и других известных инвесторов? Отчасти да, но, повторю еще раз, я воспринимаю этот сдвиг в гораздо большей мере как возвращение к норме, которая время от времени нарушается теми или иными, объективными или случайными, обстоятельствами. В нормальном мире интеллект вознаграждается больше, чем примитивная наглость; следование правилам является лучшей дорогой к успеху, чем их нарушение; опора на труд и человеческий капитал окупаются намного лучше, чем надежда на бесконечную сырьевую ренту. Волна подъема глобальной периферии, которой были ознаменованы 2000-е годы, принесла массу позитивных результатов, выведя из состояния бедности сотни миллионов людей и невиданным образом расширив рынки для современной высокотехнологической продукции. Но она не сделала того, что многие в Москве и Каракасе, эр-Рияде и Лагосе, Пекине и Йоханнесбурге ещё вчера воспринимали как данность – она не превратила мировую периферию во что—либо иное. И это, в конце концов, означает, что глобальной революции в мировой экономике и политике не состоялось, а мировой порядок, сложившийся на протяжении последних веков, имеет все шансы устоять.

Пусть хотя бы это станет утешением для кремлевских политиков, которые так не любят революций и так ратуют за стабильность. Потому что других поводов для радости у них еще долго не будет…