Посол России в Сирии Александр Кинщак рассказал в интервью РИА Новости о роли РФ в урегулировании кризиса в САР, причинах заморозки переговоров в Женеве и перспективах экономических отношений между Россией и Сирией.

источник: cdn12.img22.ria.ru

Делегация от сирийского правительства и представители оппозиции прибыли 29 января в Женеву на межсирийские переговоры для поиска мирного решения, первый раунд встреч результатов не принес. Вторая попытка начать диалог ожидается в конце февраля. Тем временем сирийская армия продолжает наступление в ряде провинций и уже освободила несколько стратегически важных городов на юге и севере страны. О роли РФ в урегулировании кризиса в САР, причинах заморозки переговоров в Женеве и перспективах экономических отношений между Россией и Сирией в интервью корреспонденту РИА Новости Михаилу Алаеддину и корреспонденту агентства Sputnik Мохамаду Маруфу рассказал посол России в Сирии Александр Кинщак.

— Кому было выгодно сорвать переговоры в Женеве?

— Я думаю, что это было выгодно тем силам, которые изначально не поддерживали идею политической развязки кризиса в Сирии. Ведь фактически мы их вынудили пойти на диалог с властями. Толчком для запуска процесса активных межгосударственных контактов с участием заинтересованных стран в попытке выработать общую базу для межсирийского урегулирования стала операция ВКС России. Уверен, что здесь есть прямая причинно-следственная связь, и готов свое мнение аргументировать.

До того, как мы начали нашу операцию, военно-политическая ситуация развивалась не в пользу официального Дамаска. Общая динамика на фронтах была негативная, в обществе нарастали тревожные настроения. Казалось, что дело идет к реализации сценария победы вооруженной оппозиции и силового свержения действующего сирийского правительства. Внешние, прежде всего региональные стороны, которые поддерживали вооруженные группировки в Сирии, мы их называем НВФ (незаконные вооруженные формирования), ставили на военное решение. И у многих складывалось впечатление, что оно близко.

Потом Россия начала свою операцию. Именно это кардинальным образом изменило баланс сил. Удалось во многом уничтожить военную инфраструктуру экстремистов, перекрыть каналы снабжения, разрушить базы, склады, командные пункты. Сейчас мы наблюдаем серьезные успехи сирийской армии на разных направлениях. Как только стало понятно, что сценарий военного свержения режима не сработает, многие задумались о том, какие еще могут быть варианты решения проблемы. Так появились предпосылки для начала серьезного обсуждения темы политико-дипломатического урегулирования. В результате удалось выйти на согласование его базовой схемы в формате Международной группы поддержки Сирии (МГПС), которая объединила всех основных игроков. Затем эти решения были закреплены резолюцией 2254 СБ ООН.

Основные положения выработанной дорожной карты сирийского урегулирования известны. Прежде всего надо добиться прекращения огня, которое, однако, не должно распространяться на террористов. Наоборот, всем сирийцам надо вместе начать бороться с ИГ, «Джабхат Ан-Нусрой» и подобным им структурам, если они будут признаны террористическими. Пока в соответствующем списке террористических организаций таковых только две, но работа над его дополнением продолжается. Одновременно следует решать гуманитарные проблемы, что предполагает свободный доступ и в те районы, которые окружены правительственными войсками или боевиками НВФ. Также предусмотрено освобождение политзаключенных, другие меры доверия. Параллельно надо обсуждать политические реформы, в том числе изменение нынешней конституции или принятие новой, проведение свободных выборов парламента и президента. Все это нужно сделать в течение 18 месяцев.

План действий и его временные ориентиры всем понятны и ясны. Повторюсь, что как раз осознание бесперспективности попытки силового свержения режима и сподвигло наших партнеров по МГПС пойти на согласование данной схемы политического урегулирования. И все заинтересованные стороны должны помочь сирийцам договориться о ее реализации, чтобы вывести страну из кризиса. Но в конечном счете – решение за самими сирийцами. Им нужно выйти на согласие по всем деталям дорожной карты, которая фактически представляет собой весьма общую схему. Это должно стать главным содержанием межсирийских переговоров. К сожалению, первая попытка их запуска в Женеве оказалась малорезультативной.

— Кто может или должен представлять оппозицию? Каков, на ваш взгляд, расклад сил среди разных оппозиционных сил и как это влияет на переговоры?

— Между различными оппозиционными группировками существуют серьезные разногласия, которые так и не удалось преодолеть. Камнем преткновения стал вопрос об участии в переговорах курдов. Мы согласны с теми, кто считает, что игнорировать их мнение просто неразумно. Также были споры по поводу того, кто из оппозиционеров в Женеве главный. На эту роль претендовали деятели из недавно сформированного в Эр-Рияде Высшего комитета по переговорам. Кроме них, полномочными представителями оппозиции считают себя активисты и организаторы встреч противников Башара Асада в Каире и Москве. Они попытались объединиться в рамках так называемой лозаннской группы. А ведь есть еще и внутренние оппоненты, которые тоже хотят сыграть роль в переговорном процессе и заявляют, что имеют мандат от народа в то время, как оппозиционеры-эмигранты, дескать, давно оторвались от сирийских корней и вообще действуют в интересах тех стран, которые их финансируют.

Но главная причина заморозки переговоров, на мой взгляд, связана с нежеланием противников действующего сирийского правительства с ним договариваться, обсуждать схему политического урегулирования. Из нее нельзя выборочно вычленять и специально выделять какую-то одну составляющую и тем более выдвигать предварительные условия для начала переговоров, как это делали представители эр-риядской команды. По сути, это была попытка исказить основное содержание предложенного сирийцам мирного плана, выработанного в рамках МГПС, который предусматривает комплексный подход.

Вдобавок к этому совершенно нелепые обвинения были выдвинуты в наш адрес. Подавалось так, что наступление сирийской армии при поддержке ВКС России спровоцировало представителей оппозиции на выход из переговорного процесса. Дескать, их с трудом уговорили вступить в диалог с режимом, и тут мы все испортили. Были и явные политические провокации с включением в переговорную команду оппозиции представителей «Армии ислама» и «Ахрар Аш-Шам». Думаю, сделано это было специально, чтобы делегация правительства САР отказалась от контактов с ними, поскольку заранее было известно, что в Дамаске не желают иметь дело с террористами. Фактически делалось все, чтобы сорвать начало межсирийского диалога. Но делегация сирийского правительства проявляла выдержку и демонстрировала намерение серьезно разговаривать. В конце концов в качестве повода для выхода из переговорного процесса оппозиционеры использовали ссылку на невыполнение выдвинутых ими предварительных условий, которых в принципе не должно было быть. Но ответственность за это пытаются возложить на Дамаск и Москву.

Что будет дальше? Это самый интересный вопрос. Последние успехи сирийской армии говорят о том, что, скорее всего, она продолжит широкомасштабное наступление на боевиков на всех фронтах. Баланс изменился в пользу правительственных сил. Те страны, которые поддерживают НВФ, должны понять, что время работает не на них. Если есть желание сохранить возможность политического урегулирования, надо выходить на заморозку военных действий и начинать договариваться. Ведь если ситуация «на земле» кардинальным образом поменяется в пользу правительства, у него будет мало мотивации вести переговоры с оппозицией, идти на компромиссы и делиться властью с теми, кого они побеждают на поле боя.

— Может, для сирийского руководства выгоднее окончательно освободить территорию и потом с точки зрения победителя диктовать свои правила?

— Зачистить территорию от террористов, с которыми невозможно договариваться, – это важнейшая задача, которая стоит на повестке дня. Необходимость ее реализации ни у кого не вызывает сомнений. Однако попытки диктовать с позиции силы свои условия побежденным, как мне кажется, вряд ли обеспечат долгосрочное решение. В любом случае нужно учитывать интересы тех людей, которые поддерживают повстанцев. Они ведь тоже сирийцы и должны иметь возможность жить на своей земле. Поэтому нужны компромиссы с последующим выходом на проведение честных выборов, которые покажут реальные настроения народа.

Какие это будут договоренности и как их удастся достичь – это уже вопрос второй или третий. Есть схема, согласованная в рамках венской резолюции. Надо сосредоточиться на том, чтобы убедить сирийцев договориться на ее основе. Если оппозиционеры будут все это саботировать и торпедировать, тянуть время, пока сирийская армия продолжает менять ситуацию «на земле», то дело может дойти до переосмысления новых реалий и последующего появления иных вариантов решения. Какими они будут – трудно предугадать.

В любом случае, какая бы схема в конечном итоге ни была выработана сирийцами, они это должны сделать сами. Для нас это принципиальный момент – нельзя ничего решать за них. И в любом случае урегулирование должно быть поддержано большинством сирийского общества, иначе оно не будет устойчивым и долговременным. На какой платформе и когда сирийцы договорятся – покажет время.

Пока мы руководствуемся тем, что план уже есть. И не надо от него отказываться только из-за того, что некие силы пытаются его сорвать. Мы надеемся, что на заседании МГПС в Мюнхене 11 февраля удастся подтянуть к этому пониманию наших партнеров, которые заставят опекаемых ими оппозиционеров сесть за стол переговоров и начать серьезный диалог. Если ничего не получится, то возникнет потребность искать другие варианты, но пытаться заниматься этим сейчас нет смысла.

— Москва неоднократно предлагала ряду стран сотрудничество и координацию в борьбе с терроризмом. Есть ли какой-то прогресс в этом направлении или эти государства не торопятся сотрудничать? Если так, то каковы, на ваш взгляд, причины?

— По данному вопросу президентом Путиным была озвучена с трибуны Генеральной Ассамблеи ООН известная инициатива. На тот момент многие отнеслись к ней скептически, считали ее трудно реализуемой. Искали всякие подводные камни и скрытые смыслы, ради которых мы якобы данную идею продвигаем. Утверждали, что это категорически невозможно воплотить в жизнь. Однако развитие ситуации в сирийском кризисе вывело многих на понимание того, что эффективно бороться с терроризмом можно только совместными усилиями. Так появились информационные центры в Багдаде и Аммане. Практически со всеми странами региона поддерживаются необходимые контакты, в том числе по закрытым каналам. Министерство обороны России периодически отчитывается на брифингах о наших соответствующих усилиях.

— После полного освобождения города Хомс власти планируют начать восстановление разрушенных кварталов. Будут ли российские компании принимать участие в строительстве?

— Ничего конкретного именно по Хомсу я сказать не могу. Не уверен, что у самих сирийцев есть сверстанные планы на сей счет. Пока это скорее декларация о том, что после ухода боевиков из района Аль-Ваар и полного освобождения города начнется его масштабное восстановление. Для этого нужно найти финансирование, а с деньгами у сирийского правительства сейчас очень сложно. Необходимы строительные мощности и люди, которых можно задействовать.

Вообще, тема посткризисного восстановления Сирии очень непростая и Хомс – лишь один из примеров. В результате затянувшегося конфликта разрушена экономика и социальная сфера, нарушены хозяйственные связи. Когда война закончится и сирийцы смогут приступить к восстановлению, надо понимать, что на это потребуются многолетние усилия и десятки миллиардов долларов инвестиций. Сейчас, если брать официальную статистку ООН, уничтожено или выведено из строя 40% промышленных предприятий. За чертой бедности находится более 60% населения, приблизительно такие же цифры по безработице.

Рассматривать Россию в качестве основного спонсора этого процесса я бы не стал. Хотя бы потому, что у нас сейчас таких денег нет. Да и никто не будет в нынешних условиях брать на себя подобные обязательства. А вот для наших компаний данная тема может оказаться привлекательной. Их могут заинтересовать проекты с интересной перспективой и существенной финансовой отдачей. И это понятно, поскольку любая компания в первую очередь ищет возможности получать прибыль.

В Сирии есть сектора, в которых мы традиционно присутствовали и где наши компании проявили себя, наработали опыт, создали кое-какие заделы на будущее. Есть крупная российская организация (не буду ее называть, чтобы дополнительно не рекламировать), у которой уже имеется пакет заказов на постконфликтный период. И эти проекты находятся на разных стадиях проработки. Как только закончится война, сразу начнется их практическая реализация. Конечно, этим надо заниматься и другим российским экономоператорам. Проблема в том, что на данный момент наш бизнес не хочет рисковать прежде всего в силу отсутствия во многих районах Сирии необходимых условий безопасности. Это объяснимо – никто не хочет отправлять специалистов на войну. Нет также ясности в плане политической перспективы. Кроме того, в отношении Сирии действуют санкции ЕС, США и ряда других стран.

Тем не менее, несмотря на обозначенные сложности, нужно уже сейчас «заходить» в Сирию и активней пользоваться представляемыми нам преимуществами. Рассчитываем, что политическая роль России, наши военные усилия уже в близкой перспективе будут конвертированы в существенные экономические дивиденды. Те компании, которые придут сюда раньше других, будут иметь лучшие стартовые позиции.

— У России на данный момент больше всего привилегий?

— Наши сирийские партнеры подчеркивают готовность обеспечивать для российского бизнеса режим максимального благоприятствования, обещают оказывать всяческое содействие тем нашим компаниям, которые будут участвовать в тендерах и совместных проектах. Кстати, многие заказы сирийцы отдают и на бестендерной основе – прежде всего тем предпринимателям, которые готовы работать здесь уже сейчас, невзирая на сложности. Свежий пример – совсем недавно договорились о строительстве в рамках совместного российско-белорусско-сирийского предприятия трансформаторного завода в пригороде Дамаска.

— Недавно в Латакии была открыта экономическая деревня. Не могли бы ли вы подробнее рассказать о ее задачах и функциях?

— Сама идея проекта появилась еще до разворота в наших отношениях с Турцией как попытка создать эффективную модель оптимизации экспортно-импортных операций с Сирией. В этих целях разработали логистическую цепочку, договорились с производителями и потенциальными импортерами.

В качестве примера сошлюсь на то, как организован экспорт в Россию цитрусовых. Они отбираются в соответствии с международными стандартами качества, калибруются, упаковываются. Судно-рефрижератор загружается в Латакии и приходит в порт Новороссийск, а затем эта продукция доставляется напрямую нашему потребителю. Так выглядит вся технологическая цепочка от производителя до российского ритейлера. Кроме того, ведутся переговоры об упрощении прохождения сирийской продукции через российскую таможню и снижении таможенной стоимости этих товаров. Насколько мне известно, этим проектом сейчас заинтересовалась компания «Фуд-сити», которая недавно открыла под Москвой крупный продовольственный оптово-розничный центр.

— Что изменилось после разворота наших отношений с Турцией?

— После того, как мы отказались от сотрудничества с турецкими производителями, на рынке возникла ниша, которую все пытаются занять. Как я уже говорил, в наших общих интересах помочь сирийцам прийти к нам со своей продукцией. Данный проект представляется весьма перспективным. Мне в нем нравится инициативный подход частных предпринимателей, которые были очень настойчивы, смогли привлечь к нему внимание государственных чиновников и добиться их поддержки. Нашим бизнесменам выделили в Латакии участок земли. Кроме цеха по калибровке и упаковке цитрусовых, там планируется создать предприятие по сборке и ремонту сельхозтехники. В дальнейшем все это может разрастись в целую промышленную зону с особым статусом, административными и таможенными привилегиями. В данном случае желание бизнесменов заработать совпадает с целями и задачами государственных органов применительно к увеличению двустороннего товарооборота.

— Мы недавно сбрасывали контейнеры с гуманитарной помощью в Дэйр-эз-Зор. Будет ли наша страна помогать дальше?

— Да, туда уже были сброшены три партии гумпомощи. Это актуальная тема, она активно обсуждается, в том числе и с нашими ооновскими партнерами. Как представляется, спецучреждения ООН могли бы в этом плодотворно поучаствовать. Пока ооновцы в Сирию доставляют гуманитарные грузы только автоконвоями, а Дэйр-эз-Зор окружен джихадистами из ИГИЛ, договориться с которыми невозможно. Больше конкретики по этой теме у меня нет. Могу лишь повторить сказанное на одном из брифингов в Минобороны России генералом Игорем Конашенковым, что наши военные в Сирии намерены продолжить эту гуманитарную операцию.

— Положение христиан в Сирии, скажем так, нестабильное. Обращались ли к вам представители христианских общин за помощью?

— По правде говоря, к нам обращались представители практически всех этноконфессиональных меньшинств Сирии. Просили оказывать им адресную гумпомощь, в том числе напрямую. Однако, согласно сложившейся практике, мы все грузы отдаем официальным сирийским госструктурам и можем лишь рекомендовать властям, чтобы при распределении этой помощи они имели в виду какую-то конкретную общину. Были также заходы с просьбой оказать содействие оружием, чтобы бороться с террористами, хотя такие обращения мы удовлетворять не можем. Россия предоставляет военно-техническую помощь только правительству Сирии. Напрямую на местах мы никого не вооружаем и не подпитываем. Это противоречит логике межгосударственных отношений.
— Есть слухи о строительстве русской школы в Сирии. Насколько они верны и что это за проект?

— Муниципалитетом Дамаска действительно выделен под этот проект участок земли в 1 га в районе Кудсия Аль-Джадида в так называемом Новом Дамаске. Пока известно лишь, что сюда планируется приезд представителей Императорского православного палестинского общества для участия в церемонии закладки первого камня будущей русской школы. Сирийцы заинтересованы в скорейшем ее открытии. Посольство оказывало содействие в решении вопроса о выделении участка под строительство.

— Какие трудности испытывают наши дипломаты при работе в Сирии?

— Трудностей много. Прежде всего, мы живем здесь в отрыве от семей и от привычного круга общения. Иногда появляется ощущение какой-то изолированности и оторванности от нормальной жизни. Лично мне сложнее всего переносить разлуку с родственниками и друзьями. Хорошо, что время от времени приезжает погостить супруга.

Наконец, и это, наверное, важнее, есть режимные ограничения, связанные с безопасностью. Как только мы приняли решение помочь Сирии силами российских ВКС, в адрес посольства сразу же стали поступать угрозы. Причем речь идет не только об анонимных страшилках. На сей счет имелась достоверная оперативная информация с названиями и замыслами конкретных группировок. Нас хотели наказать за помощь Сирии. Для террористов мы интересная и притягательная цель, удар по которой потом можно успешно «продавать» — мол, смотрите, как наказали русских дипломатов за действия их правительства! Соответственно, нам пришлось предпринять дополнительные меры обеспечения безопасности наших сотрудников и ограничить до необходимого минимума выезды в город.

С другой стороны, в последнее время рабочая нагрузка на посольство увеличилась в разы. Тосковать и печалиться особо некогда. Коллектив у нас сложился хороший, а московское руководство стимулирует работу в военном Дамаске не только достойной оплатой, но и различными поощрениями. Хочу подчеркнуть, что все наши сотрудники приехали в эту командировку добровольно. И не только для того, чтобы заработать денег и решить свои материальные проблемы. Для дипломатов, особенно молодых, это еще и уникальный шанс приобрести в столь специфических условиях новые навыки и умения, необходимые для быстрого профессионального роста.