Компания «Т8», или, что лучше соответствует образу этой компании «Технологии бесконечности», — ведущий российский разработчик и производитель оборудования для систем волоконно-оптической связи, имеет в своем арсенале ряд научнышьх и технических достижений мирового уровня. Она проложила в России и странах СНГ десятки тысяч километров линий волоконно-оптической связи. Неоднократно входила в списки номинантов рейтинга «ТехУспех». Настоящая высокотехнологическая компания. Принадлежит к тому классу средних компаний, которые принято называть «газелями». Казалось бы, есть все, чтобы стать компанией мирового уровня и мирового размаха, должна этому посодействовать и кампания импортозамещения, объявленная правительством. На чем расти и развиваться, как не на родном российском рынке? Но оказывается, все не так просто. Об этом мы побеседовали с генеральным директором компании Владимиром Трещиковым.

— Расскажите историю вашей компании, как она возникла?

— Компания возникла случайно. И если бы мне кто-нибудь сказал, что я стану директором, я бы очень удивился. Проблема, как построить свою работу, возникла, когда я защитился в 1998 году после Физтеха по теме «скоростные оптоволоконные системы». То есть я работаю по специальности.

Почему я занялся проблемами скоростных оптоволоконных систем? Вначале на Физтехе я занимался плазмой на факультете проблем физики и энергетики. Но так получилось, что как раз в то время все достижения Союза по плазме были проданы за границу за бесценок. И так обстояло дело не только с плазмой. Демотивация из-за такого предательства у всех была дикая. Все думали, что нет смысла ничем заниматься, потому что все будет продано за границу. А ведь в девяностые годы огромное количество ученых были готовы работать с высоким качеством. Но этого никто не хотел замечать. Их выкидывали за границу всеми силами. Я много интересовался этим вопросом: почему в России созданы все условия для того, чтобы ученые уезжали за границу? Причем сделали максимально комфортный способ отъезда: получаешь отличное бесплатное образование и увозишь его с собой. Каждый выпускник Физтеха увозит с собой сто пятьдесят тысяч долларов госденег, потраченных на его образование. Я не понимал, зачем это. Вы знаете, что мне ответил один чиновник? «Пусть они быстрее уезжают, они увезут с собой все проблемы. Думающий человек имеет слишком много проблем в своей голове».

Основная часть моих однокурсников, конечно, уехала в Америку, потому что всем, кто защищается на Физтехе, сразу приходит огромное количество предложений поработать за границей. Мне пришло, наверное, пять или шесть приглашений. Но как-то американцы меня неправильно агитировали. Я сделал доклад на конференции в Сан-Диего в 1998 году, и меня тут же позвали на работу: «Зачем тебе возвращаться? Ты же в России живешь, в колонии. А здесь метрополия. Неужели тебе не хочется жить в центре мира?» Я разозлился, и сказал: «Нет. Не буду я на вас работать» — и уехал. Неправильно меня агитировали.

Поэтому пришлось думать, чем заняться. Я решил перейти из физики плазмы в волокно, потому что волокно было очень маленькой задачей и можно было силами буквально нескольких человек что-то сделать. Если сам все контролируешь, то, возможно, удастся пробиться. Я тогда работал в Академии наук, но там платили мало, поэтому параллельно работал на фирме инженером. В частности, мы занимались сваркой оптоволокна по всей России и в Казахстане. В Казахстане оказалось лучше, чем в России, потому что из Казахстана кажется, что именно в России есть высокие технологии. Они говорят: «Это круто, мы их будем здесь применять». Так же как мы в России тоже думаем: «За рубежом высокие технологии, мы их будем применять». В общем, «славны бубны за горами».

И случайно получилось, что в Казахстане у нас образовался проект. Мы делали системы связи для магистральных нефтегазопроводов. Между нефтяными станциями большие расстояния, где-то 200 километров. А системы передачи Cisco работают на 90–100. И возникла задача увеличить расстояние передачи до 200 километров, поставив оптические усилители. Тогда, в 1999–2000 годах, это было в новинку. И я поставил на карту свое имя: когда заказчики обратились к нам за советом, как эту задачу решить, я предложил применить российское оборудование. «Оно, конечно, no name, но я гарантирую, что все заработает». Слава богу, авторитета хватило, заказчики сказали: «Если ты гарантируешь — попробуем». Совместно с компанией «ИРЭ-Полюс» мы разработали необходимое оборудование и выполнили огромные проекты: запустили в общей сумме больше восьми тысяч километров линий.

И все бы хорошо, за исключением той мелочи, что с деньгами меня обманули на фирме в Москве, где я тогда работал. Я провел в пустыне два года, думая стать москвичом, заработать на квартиру, но…

Что оставалось делать? Вроде все получается, а заработать не получается, потому что все крадут. Пришлось открыть собственную фирму. И в 2004 году мы открыли свою первую компанию, она называлась «Связь-Электро-М». В 2008-м провели ребрендинг и изменили имя на «Т8». Долго не могли придумать название, «Т8» появилось как «технологии 2008 года», потом уже придумали более красивую расшифровку и положили восьмерку на бок: «технологии бесконечности».

— Что представляет собой ваша компания сейчас?

— Сейчас у нас около 170 человек сотрудников, из них два доктора и 17 кандидатов наук. Нам удалось создать мощный научный центр, который публикует больше статей в лучших западных и отечественных журналах, чем некоторые институты Академии наук, примерно 20–30 публикаций в год. Мы разработали и производим порядка семидесяти различных волоконных приборов, создали лучшую в стране измерительную лабораторию.

Директор одного из фондов как-то спросил, каковы результаты наших разработок. Мы говорим: «Семьдесят блоков за три года». Он пошутил: «Все это от плохого корпоративного управления, недостаточного бизнес-планирования и контроля со стороны инвесторов. Были бы бизнес-планы, было бы корпоративное управление, делали бы как люди — два-три блока в год. А то распустились!»

Почему у нас такой успех? Потому что мы создали организацию с минимальной бюрократией и потому что все руководители ведущих отделов — специалисты, кандидаты наук по своей специальности. И это один из главных наших секретов — удалось поставить профессионалов на места руководителей направлений. Вы много видели в России организаций, где процессами управляет специалист-инженер?

Мы поддерживаем связи с технологическими компаниями по всему миру, когда мы приезжаем в Америку, нас часто спрашивают: кто руководители компании? Мы отвечаем: инженеры. «Тогда мы будем с вами работать». Потому что из России часто приезжает руководитель-управленец, который ничего не понимает в деле, которым занимается. Это парадокс!

— На кого рассчитан основной спектр ваших приборов и систем?

— Связь — это две технологии. Это транспорт — передача информации — и переключатели. Основная транспортная технология в мире — DWDM-системы, Dense Wavelength-division Multiplexing, системы спектрального уплотнения, позволяющие одновременно передавать много информационных каналов по одному оптическому волокну на разных несущих частотах. Мы занимаемся транспортом и делаем как раз когерентные DWDM-системы.

У любого транспорта, будь то транспорт угля или информации, два основных параметра: на какое расстояние и сколько ты сможешь транспортировать. Современные DWDM-системы, например наша DWDM-«Волга», — это 80 или 96 каналов по 100 гигабит в секунду. Если перемножить 100 гигабит на 96 каналов, то получается 9,6 терабит в секунду по одному волокну. Теперь на какое расстояние. Полгода назад мы проделали эксперимент — передача из Москвы в Новосибирск 100 гигабит в секунду на 4250 километров без компенсаторов дисперсии и регенерации в 80-канальной DWDM-системе. Мы впервые за десятки лет создали и выпускаем в России оборудование мирового класса, которое по дальности установило несколько мировых рекордов. Например, мы умеем передавать 10 каналов по 100 гигабит, то есть терабит на 500 километров в один пролет. Сейчас мы хотим увеличить длину однопролетной передачи до 600 километров.

Хочется, естественно, увеличить скорость. В Сколкове мы показали передачу по одному волокну 27 терабит в секунду.

Почему такие когерентные DWDM-системы не делали раньше? Потому что не было компонентов. Нужны хорошие лазеры, нужны очень сложные приемники. Все эти компоненты придумали всего несколько лет назад. Таких лазеров, к сожалению, в России никто не делает, и это проблема. Но эта проблема, я считаю, меньше по своей значимости, чем создание российского микропроцессора для DWDM — когерентного чипа. Это сердце когерентной передачи. Очень хочется, чтобы такие компоненты появились в России уже отечественного производства. Потому что от этого напрямую зависит информационная безопасность государства.

* Парадоксальная политика *

— А у нас в России есть возможности производить эти компоненты?

— Пока хороших отечественных компонентов мало. Это главная проблема, ссылаясь на которую нас блокируют чиновники. Мы приходим и говорим: «Давайте сделаем оборудование». А нам отвечают: «Мы же не делаем элементную базу. Поэтому давайте возьмем у Huawei оборудование целиком».

На самом деле сделать можно все, нужна только политическая воля. Когда основатель Huawei Жэнь Чжэнфэй пришел к председателю компартии Китая с предложением создать свою компанию, он сказал фразу, которая мне очень нравится и которую я часто цитирую: «Страна без собственного достойного оборудования — все равно что государство без вооруженных сил» — и ему дали колоссальную господдержку. Миллиарды.

Естественно, оборудование у Huawei было хуже, чем у Cisco. Тем не менее китайцы запретили у себя Cisco и оставили в Китае только Huawei. А американцы поступили зеркально, запретили у себя Huawei.

У нас с точностью до наоборот. У нас, когда начались санкции и Cisco перестала поставлять оборудование, сказали: «А давайте, теперь будет один Huawei». Об отечественном оборудовании не подумали. В ответ на это хочется процитировать еще раз эту фразу Жэнь Чжэнфэя.

В первую очередь в стране надо самим разрабатывать и делать именно оборудование. Потому что риски для безопасности в импортной элементной базе на порядок меньше, чем риски в оборудовании. Лазер вас не предаст, а готовая система может быть выключена через систему управления, софт и так далее. Вот почему самое важное — чтобы разработка и изготовление именно систем выполнялись здесь, в России. А у нас в стране парадоксальная политика: на ввоз оборудования у нас нулевые пошлины, а на элементную базу — до 15 процентов.

Во многих странах разработки волоконно-оптических систем связи поддерживаются государством. Например, в том же Китае есть программа «Волоконная независимость». В Японии колоссальная государственная программа развития волоконно-оптических систем с финансированием в миллиарды долларов. Все ведущие страны бьются за обеспечение независимости в системах связи. Потому что в информационном обществе телекоммуникационное оборудование — это оружие. К сожалению, в России ни о чем подобном говорить не приходится. В основном сейчас в России бьются не над тем, чтобы свое разработать, а над локализацией импортного оборудования. То есть как сделать так, чтобы оно с минимальными проблемами вошло в Россию. Ни о какой технологической независимости никто пока не говорит.

— Чем кроме систем связи вы занимаетесь?

— Мы разработали волоконно-оптические датчики для систем охраны. Называются «Дунай». Их можно, например, использовать для охраны железной дороги. Это самая дешевая, самая лучшая система охраны для протяженных объектов. Волоконный кабель позволяет увидеть воздействие на него. Закопали обычный волоконный кабель, ходит человек, а мы можем сказать, где он идет. Оказывается, от шагов возникают такие акустические волны, которые чувствует волокно. Это удивительная технология, но очень сложная. Мы почти десять лет потратили, чтобы это все запустить, создать коммерческий продукт.

Можно сказать, что мы — одна из ведущих компаний в стране в области волоконной оптики. То есть все наши достижения — это волоконная физика и волоконная оптика.

— А есть в стране фирмы, которые с вами конкурируют?

— Мы единственная в стране компания, сделавшая когерентные DWDM-системы. Если создание связного волокна и волоконно-оптических систем — событие, которое на пятьдесят лет изменило системы связи, то когерентные DWDM-системы — это технология, которая все изменила на десять лет вперед. То есть когерентные системы — это прорыв десятилетия. И вот по ним мы единственные в стране.

* Российская разработка сегодня дешевле западной *

— Вы сказали, что у вас научный центр и много научных публикаций. А в чем, собственно, состоит наука, которой у вас занимаются?

—У нас изучают физику распространения сигналов в волоконно-оптических линиях связи. Эти исследования ведутся давно, но выяснилось, что в когерентных системах сигналы распространяются по-другому и характер искажений сигнала существенно изменился. Пришлось заново изучать оптические эффекты, которые ухудшают качество передаваемого сигнала. Получили практические инженерные формулы, которые можно использовать при проектировании систем связи. Отдел проектирования пользуется разработками наших ученых. Параллельно решается задача минимизации количества элементов, чтобы все упростить и удешевить.

И оказалось, что это реально интересная наука и нам удается быть на мировом уровне. В чем-то даже мы первые, как я сказал уже, у нас мировой рекорд по дальности. Разработка скоростных систем требует знаний. Если бы она не требовала знаний, нас бы уже давно выкинули с рынка.

Полученные нами научные результаты изложены в нашей книге «DWDM-системы». Уже вышло ее второе издание. Наш профессор Владимир Николаевич Листвин, ее основной автор, писал ее восемь лет. Это наш социальный проект. Мы передали его во многие вузы страны, очень хочется, чтобы в России росли профессиональные и востребованные специалисты.

— Какие вы ставите перед собой новые цели — научно-исследовательские, технические, коммерческие?

— Естественно, наша задача — выйти на экспорт, несмотря на все препоны, и эффективно продавать системы за границу. Потому что сегодня российская разработка дешевле западной. Российские люди способны работать за меньшие деньги, создавая лучший товар.

Сейчас мы пытаемся выпустить для российских и зарубежных дата-центров новую перспективную систему. Дело в том, что одна из главных современных тенденций в интернете — развитие крупных дата-центров, идею которых предложил Google, чтобы информацию интернет качал не друг от друга, а чтобы сначала она копировалась в дата-центры, а потом скачивалась уже оттуда.

Вы никогда не задумывались над тем, что в Google информация находится за долю секунды? Как это может быть? Все хранится в оперативной памяти, в гигантских дата-центах, даже не на дисках, не на серверах, а просто в оперативной памяти.

И значит, между ними должно быть огромное количество скоростных систем связи. Оказалось, что это очень хороший, растущий рынок. Рост годового трафика дата-центров — 80 процентов. Он существенно больше, чем, например, рост трафика между людьми, который растет на 20–30 процентов. Это приводит к тому, что интернет-компаниям нужно много таких систем. И скорость передачи — 100 гигабит в секунду — является главным условием.

А мы, как я уже сказал, четыре года назад сделали систему на 100 гигабит, одну из самых лучших в мире. Сразу мировой рекорд, дешево, дальнобойно. Мы попытались в Google ее продать. Google на текущий момент, как мне кажется, самый крупный в мире оператор связи. У него свои трансатлантические линии в огромном количестве. Свои гигантские дата-центры. Все это требует огромных систем, как наша. Мы с ними все проработали, технически все было хорошо, но после это пришел «большой» американец и сказал: «Нет, ребята, извините. Красная кнопка будет в США, никогда Google не возьмет российское оборудование».

Сейчас мы разрабатываем систему, чтобы два терабита в секунду передать с компактного корпуса, одноюнитового. Это система завтрашнего дня, мы очень надеемся, что это будет экспортоспособное изделие.

У российского экспорта в основном две проблемы. Во-первых, экспорт всюду очень сильно поддерживается государством. Почему у компании Huawei такие успехи? Когда она под эгидой правительственной комиссии Китая заключила договор с «Ростелекомом» на 600 миллионов долларов, она была профинансирована правительством на пять лет вперед. Поэтому оборудование они предоставляют заказчикам фактически с нулевой кредитной ставкой. У нас нет такой поддержки и, соответственно, таких возможностей.

источник: expert.ru

Во-вторых, у экспорта волоконно-оптических систем есть дополнительные политические проблемы. В страны Европы и в США из-за них почти невозможно пробиться. О наших проблемах в Штатах я уже рассказал.

Если ваша продукция как-то влияет на работу государства, а связь, естественно, ключевым образом влияет, то все крупные государства стараются о себе сами заботиться. Только в России такая парадоксальная ситуация, что системы связи приобретаются у зарубежных поставщиков. А ведь никто не отменял проблемы безопасности и защищенности передаваемой информации. Скоростные когерентные системы связи всем хороши, но там есть то, что называется «недекларированные возможности» (НДВ), под которыми имеются в виду возможности передачи информации, не контролируемой владельцами систем связи.

— А внутри России — Яндекс, например, Mail.ru — вашими системами для своих дата-центров интересуются?

— К сожалению, в России нет такого менталитета, как в Штатах, где Google всегда сам предпочтет американское или ему вовремя подскажут, что надо брать своих. У нас невозможно себе представить, чтобы Яндекс сказал: «Возьмем российское, потому что оно российское». Наоборот, все говорят: «Я возьму российское, может быть, когда уже все возьмут». Недавно Герман Греф сказал, что он будет брать системы связи от Huawei для Сбербанка. А почему не российские? В Штатах «товарный» патриотизм специально культивируется, на всех уровнях.

— Вы работаете на кредитах или за счет собственных средств?

— Одна из главных причин, почему в России почти нет высокотехнологичных производств, кроме военных: российские банки, можно сказать, не работают для промышленности. Скажем. у Сбербанка парадоксальная политика. Нам он дает кредит под 20 процентов, причем часто даже не дает, отказывает. А если вы переезжаете через границу, то там Сбербанк дает под шесть процентов. И то и то российские госденьги. Я там задал вопрос: а могу я от российской компании взять кредит в европейском отделении Сбербанка? Говорят, нет, не можешь.

источник: expert.ru

То есть мы финансируем европейскую промышленность, но наотрез отказываемся финансировать свою. Это, конечно, парадокс, который просто поражает воображение.

Конечно, кредиты очень дорогие. И, наверное, это еще одна из главных причин того, что у нас не такие большие заказы, как у Huawei: сегодняшний рынок телекома предполагает очень длинные, большие рассрочки. Китайцы предлагают свое оборудование с рассрочкой на три, пять, шесть лет под три процента годовых. А я прихожу в Минэкономразвития и предлагаю: «Давайте сделаем финансовый продукт такой же». Они стоят насмерть: «Нет».

Говорят: «Деньги — кровь экономики», а сейчас нашу промышленность обескровили, она задыхается. Можно сказать, что все сделано для того, чтобы пришли другие экономики, наполненные кровью своих банков.

* Придумать, почему не пустить *

— Тем не менее представим, что завтра чиновники спохватились и сказали: все, дальше так жить нельзя. И пришли к вам: «У нас заказ на сто тысяч километров линий».

— У меня такое впечатление, что у наших чиновников другая задача: придумать, почему нам нельзя дать такой заказ. Когда у нас не было сорока гигабит, нам говорили: сделайте сорок, возьмем огромное количество. Мы сделали. Нам сказали, теперь сделайте сто гигабит. Мы сделали сто гигабит, лучшие в мире. Это привело к колоссальным проблемам — как теперь отказать? Друзья из Huawei рассказывают, что наши чиновники к ним обращаются, чтобы они им обосновали, что у нас, у «Т8», плохого. То есть у них самих уже не хватает квалификации, чтобы придумать, чего все-таки у нас не хватает. Последний был аргумент: а вы, наверное, не произведете в нужном количестве. В ответ мы заключили соглашение с крупными российскими заводами. Мы можем весь рынок перекрыть. Проблема не в том, что мы чего-то не можем или у нас плохое качество, проблема в том, что закупать российское невыгодно тем, кто принимает решения.

— Наверное, поэтому вы должны активно поддерживать кампанию по импортозамещению.

— К сожалению, пока импортозамещение в волоконно-оптических системах связи выродилось в замену американского оборудования на китайское. Грубо говоря, были Alcatel и Cisco, а стали Huawei и ZTE. Более того, у нас очень много отобрали заказов в рамках такого импортозамещения. Из-за кампании импортозамещения у нас ухудшились экономические показатели

Причем китайцы пытаются сейчас мимикрировать под российское. Делают то, что я называю псевдороссийским: на китайскую систему переклеивают бирку от «пустой» российской фирмы. Проблема мимикрии колоссальная.

Но я надеюсь, что из-за кризиса государству придется наконец зарабатывать на российских мозгах. Потому что, когда нефть дорогая, то от «умных людей, приносящих много проблем» проще избавиться. Но сейчас придется экономическую модель страны перестраивать и делать что-то по-настоящему.

— Как кризис повлиял на вас?

— Самый хороший для нас был 2012 год, то есть до начала кризиса и до начала импортозамещения. Мы практически сделали миллиард. Выработка на одного человека у нас составила примерно 12 миллионов рублей. А в среднем по радиоэлектронной промышленности России было меньше миллиона. То есть мы были на порядок эффективнее среднего российского предприятия. Сейчас, к сожалению, объемы сильно упали.

Все заказчики режут бюджеты. И на это накладывается тот факт, что сейчас весь рынок очень сильно централизован, политизирован и администрирован. Осталось, грубо говоря, порядка десяти крупных заказчиков. У них всех заключены многолетние и обязывающие контракты на поставку китайского оборудования Huawei. А значит, рынка фактически нет, он просто отдан зарубежным компаниям. Именно это положение дел, а не кризис, главная наша проблема.

Тем не менее мы много работаем и на «Ростелеком», и на другие государственные структуры, есть нефтяники, традиционно Казахстан берет нашу продукцию, тоже нефтегазовые компании.

— Huawei развивалась очень быстро. Она основана в 1987 году и уже к 2000-м стала одной из крупнейших компаний мира в области информационно-коммуникационных технологий. Что нужно сделать нашему правительству, чтобы, например, ваша компания могла стать в России такой же, как Huawei?

— Постоянно помнить сказанное Жэнь Чжэнфэем. Я повторю: «Страна без собственного достойного оборудования — все равно что государство без вооруженных сил». Никто же не сомневается в необходимости иметь свои вооруженные силы.

Если обращаться к мировому опыту, то главное, что создало американскую Кремниевую долину, — это, конечно, госзаказ. Когда едешь по ней, что бросается в глаза? Колоссальное количество объектов инфраструктуры государственных компаний или компаний, живущих за счет государственных заказов: НАСА, Lockheed и многих других. Именно они обеспечивают львиную долю заказов для остальных компаний в Долине.

Поэтому первое: чтобы в России появились свои Huawei, именно наши фирмы, а не Huawei, должны получать российский госзаказ и заказ от компаний, с государством связанных. На чем поднялась Huawei? Только на государственной поддержке. Я периодически в наших министерствах задавал чиновникам вопрос: «Какие вы действия предпринимаете для того, чтобы нас поддержать?» Они удивляются вопросу.

Второе: надо создать условия для тех, кого я называю высокотехнологичными людьми. Сегодня, как мы знаем, такие люди могут жить где угодно, могут сами выбрать себе страну проживания. А в России пока созданы условия для их отъезда. К сожалению, сама идея, что человек, создающий новые продукты или компании, создающий большую прибавочную стоимость, является основой экономики страны, пока еще до нас не дошла.

Третье: должны быть конкурентоспособные деньги. Банки должны работать на нашу промышленность.

Четвертое: поддержка экспорта. Если наши руководители будут продвигать в мире наши высокие технологии, это будет означать, что руководство делает ставку на развитие своей собственной промышленности и тем самым строит независимое государство. Без поддержки собственного правительства продавать телекоммуникационное оборудования такого класса крайне сложно. Мы надеемся на поддержку.