Только три страны бывшего СССР – Эстония, Латвия и Литва – полностью соответствуют международным стандартам политических свобод

Владимир Маяковский — Маруся отравилась

Вечером после работы этот комсомолец уже не ваш товарищ. Вы не называйте его Борей, а, подделываясь под гнусавый французский акцепт, должны называть его «Боб»…

«Комс. правда»

В Ленинграде девушка-работница
отравилась, потому что у нее не было
лакированных туфель, точно таких же, какие
носила ее подруга Таня...

«Комс. правда»

Из тучки месяц вылез,
молоденький такой…
Маруська отравилась,
везут в прием-покой.

Понравился Маруське
один
с недавних пор:
нафабренные усики,
расчесанный пробор,

Он был
монтером Ваней,
но…
в духе парижан,
себе
присвоил званье:
«электротехник Жан».

Он говорил ей часто
одну и ту же речь:
— Ужасное мещанство — невинность
зря
беречь. — Сошлись и погуляли,
и хмурит
Жан
лицо, — нашел он,
что
у Ляли
красивше бельецо.

Марусе разнесчастной
сказал, как джентльмен:
— Ужасное мещанство — семейный
этот
плен. — Он с ней
расстался
ровно
через пятнадцать дней,
за то,
что лакированных
нет туфелек у ней.

На туфли
денег надо,
а денег
нет и так…
Себе
Маруся
яду
купила
на пятак.

Короткой
жизни
точка.
— Смер-тель-ный
я-яд
испит…
В малиновом платочке
в гробу
Маруся
спит.

Развылся ветер гадкий.
На вечер,
ветру в лад,
в ячейке
об упадке
поставили
доклад.

ПОЧЕМУ?

В сердце
без лесенки
лезут
эти песенки.
Где родина
этих
бездарных романсов?

Там,
где белые
лаются моською?
Нет!
Эту песню
родила масса — наша
комсомольская.

Легко
врага
продырявить наганом.
Или — голову с плеч,
и саблю вытри.
А как
сейчас
нащупать врага нам?
Таится.
Хитрый!

Во что б ни обулись,
что б ни надели — обноски
буржуев
у нас на теле.
И нет
тебе
пути-прямика.
Нашей
культуришке
без году неделя,
а ихней — века!

И растут
черные
Дурни
и дуры,
ничем не защищенные
от барахла культуры.

На улицу вышел — глаза разопри!
В каждой витрине
буржуевы обноски:
какая-нибудь
шляпа
с пером «распри»,
и туфли
показывают
лакированные носики.

Простенькую
блузу нам
и надеть конфузно.
На улицах,
под руководством
Гарри Пилей,
расставило
сети
Совкино, — от нашей
сегодняшней
трудной были
уносит
к жизни к иной.

Там
ни единого
ни Ваньки,
ни Пети,
одни
Жанны,
одни
Кэти.
Толча комплименты,
как воду в ступке,
люди
совершают
благородные поступки.

Всё
бароны,
графы — всё,
живут
по разным
роскошным городам,
ограбят
и скажут:
— Мерси, мусье, — изнасилуют
и скажут:
— Пардон, мадам — На ленте
каждая — графиня минимум.
Перо в шляпу
да серьги в уши.
Куда же
сравниться
с такими графинями
заводской
Феклуше да Марфуше?

И мальчики
пачками
стреляют за нэпачками.
Нравятся
мальчикам
в маникюре пальчики.
Играют
этим пальчиком
нэпачки
на рояльчике.

А сунешься в клуб — речь рвотная.
Чешут
языками
чиновноустые.
Раз международное,
два международное,
но нельзя же до бесчувствия!

Напротив клуба
дверь пивнушки.
Веселье,
грохот,
как будто пушки!
Старается
разная
музыкальная челядь
пианинить
и виолончелить.
Входите, товарищи,
зайдите, подружечки,
выпейте,
пожалуйста,
по пенной кружечке!

ЧТО?
Крою
пиво пенное, — только что вам
с этого?!
Что даю взамен я?
Что вам посоветовать?

Хорошо
и целоваться,
и вино.
Но…
вино и поэзия,
и если
ее
хоть раз
по-настоящему
испили рты,
ее
не заменит
никакое питье,
никакие пива,
никакие спирты.

Помни
ежедневно,
что ты
зодчий
и новых отношений
и новых любовей, — и станет
ерундовым
любовный эпизодчик
какой-нибудь Любы
к любому Вове.

Можно и кепки,
можно и шляпы,
можно
и перчатки надеть на лапы.
Но нет
на свете
прекрасней одежи,
чем бронза мускулов
и свежесть кожи.
И если
подыметесь
чисты и стройны,
любую
одежу
заказывайте Москвошвею,
и…
лучшие
девушки
нашей страны
сами
бросятся
вам на шею.

1927

Письмо к любимой Молчанова

Слышал —
вас Молчанов бросил,
будто
он
предпринял это,
видя,
что у вас
под осень
нет
«изячного» жакета.
На косынку
цвета синьки
смотрит он
и цедит еле:
— Что вы
ходите в косынке?
да и…
мордой постарели?
Мне
пожалте
грудь тугую.
Ну,
а если
нету этаких…
Мы найдём себе другую
в разызысканной жакетке. —
Припомадясь
и прикрасясь,
эту
гадость
вливши в стих,
хочет
он
марксистский базис
под жакетку
подвести.
«За боль годов,
за все невзгоды
глухим сомнениям не быть!
Под этим мирным небосводом
хочу смеяться
и любить».
Сказано веско.
Посмотрите, дескать:
шёл я верхом,
шёл я низом,
строил
мост в социализм,
недостроил
и устал
и уселся
у моста́.
Травка
выросла
у мо́ста,
по мосту́
идут овечки,
мы желаем
— очень просто! —
отдохнуть
у этой речки.
Заверните ваше знамя!
Перед нами
ясность вод,
в бок —
цветочки,
а над нами —
мирный-мирный небосвод.
Брошенная,
не бойтесь красивого слога
поэта,
музой венча́нного!
Просто
и строго
ответьте
на лиру Молчанова:
— Прекратите ваши трели!
Я не знаю,
я стара ли,
но вы,
Молчанов,
постарели,
вы
и ваши пасторали.
Знаю я —
в жакетах в этих
на Петровке
бабья банда.
Эти
польские жакетки
к нам
провозят
контрабандой.
Чем, служа
у муз
по найму,
на моё
тряпьё
коситься,
вы б
индустриальным займом
помогли
рожденью
ситцев.
Череп,
што ль,
пустеет чаном,
выбил
мысли
грохот лирный?
Это где же
вы,
Молчанов,
небосвод
узрели
мирный?
В гущу
ваших ро́здыхов,
под цветочки,
на́ реку
заграничным воздухом
не доносит гарьку?
Или
за любовной блажью
не видать
угрозу вражью?
Литературная шатия,
успокойте ваши нервы,
отойдите —
вы мешаете
мобилизациям и маневрам.

ведь мир сейчас склонен к «путинизации» – ограничению свобод и тотальному контролю сверху, – что может привести к триумфу российского лидера