Победил кандидат, осмелившийся выступить против истеблишмента, против которого играла вся американская пресса, почти вся американская социология и большая часть элиты обеих партий.

Победил кандидат, решившийся быть резким, неполиткорректным, не заискивающим перед феминистками – и в то же время принципиальным в отказе от риторики враждебности к России.

Победил кандидат, сказавший американским рабочим, что выставит таможенные и миграционные барьеры, тем самым вернув им работу. Все это уже, по счастью, стало общими словами.

Перед нами настоящий поворот мировой истории – в США, стране, описанной Алексисом де Токвилем в работе «О демократии в Америке», произошла революция против базового тезиса этого классика политической мысли:

«Постепенное установление равенства условий есть предначертанная свыше неизбежность. Этот процесс отмечен следующими основными признаками: он носит всемирный, долговременный характер и с каждым днем все менее и менее зависит от воли людей; все события, как и все люди, способствуют его развитию».

Как минимум с XVIII века и до начала XXI мы существовали в этой токвилевской вселенной, где изобретались все более и более изощренные способы установления равенства, а еще точнее – уничтожения всех видов неравенства.

Начиная с устранения противоестественных неравенства, таких как рабство и крепостничество, неравноправие сословий и т. д., продолжая формальным выравниванием через право голоса для женщин, улучшения экономического быта бедных классов, ликвидации неграмотности, и наконец, заканчивая извращением идеи равенства – неравенством ради равенства, аффирмативной моделью демократии, когда некие подлинные и мнимые исторические несправедливости в отношении некоторых социальных групп выравниваются предоставлением им привилегий и запретом на их критику.

В этот период демократия как воля большинства преобразуется в коалицию меньшинств, классическим примером которой была та коалиция, которая стояла за Хиллари Клинтон. Эта коалиция смогла сформировать арифметическое большинство.

«Человек большинства», возглавивший «мятеж белых» (как выразился один чернокожий эксперт на CNN), сумел собрать лишь меньшинство голосов, но политическая система страны, не случайно именуемой «Соединенные Штаты Америки», преобразовала это меньшинство в подавляющее большинство по штатам.

Так демократическая система защищает себя от господства одного или нескольких мегаполисов (такой феномен тоже описан Токвилем применительно к Франции с ее подавляющим господством Парижа).

Знакомство с подробностями электоральной географии, представленными «Нью-Йорк Таймс», показывает, что Трамп – президент сельской и пригородной Америки. Нет ни одного крупного города, где Клинтон не выиграла бы с подавляющим, двукратным, а то и пятикратным, как в Новом Орлеане, перевесом.

Даже если взять глубоко красный южный штат, такой как Теннесси, то в столице стиля кантри – Нэшвилле, равно как и на родине короля рок-н-ролла, в Мемфисе, победила Клинтон. И напротив, если взять непоколебимо «синий» штат, такой как Иллинойс, то он окажется весь «красным», кроме мегаполиса Чикаго.

Просто в масштабе всего штата голоса Чикаго перевешивают голоса всего остального штата. Аналогична ситуация даже в Нью-Йорке – «синим» является только Big Apple и другие города штата, а сельская округа вся красная.

Когда мы говорим о трампистском повороте в штатах «ржавого пояса» голосовавших до этого вторника исключительно или преимущественно за демократов – Мичигане, Висконсине, Пенсильвании, Огайо, то и там придется исключить из рассмотрения города, по-прежнему «синие»: Милуоки, Детройт, Кливленд, Цинциннати, Филадельфия – за Хиллари. Понятно, что американские города – это зоны обитания черных и цветных, но не столько же их там!

На выборах Трампа сельская Америка переголосовала городскую. Этот вывод ощутимо контрастирует с имиджем Трампа как умеренного консерватора, который сумел достучаться до рабочих, до горожан, которые не относились к традиционному сельскому республиканскому электорату.

Однако факт остается фактом. На прошедших выборах республиканцы собрали на 1,2 млн голосов меньше, чем на прошлых, Трамп оказался менее привлекателен для республиканских избирателей, чем даже безликий Митт Ромни, мало того, у него на 200 тыс. меньше голосов, чем у Джона Маккейна. Однако Ромни унизительно проиграл, Маккейн просто опозорился, а Трамп победил.

Первая причина очевидна. Клинтон оказалась далеко не Обамой. Если Трамп уступил Ромни более миллиона голосов, то Клинтон уступает Обаме шесть миллионов голосов. Еще раз – шесть миллионов. Такова цена мейлового скандала, обморока 11 сентября, убийства посла в Бенгази, белой кожи и пожилого возраста.

Клинтон оказалась гораздо более противна своим избирателям, чем Трамп своим. И с этого надо начинать. Это были самые непопулярные выборы в США со времен «Буш – Гор» (и тогда была просто другая численность избирателей).

Трампистская революция оказалась возможна как действие активного и агрессивного массового движения, пусть и представляющего меньшинство, но успешного на фоне деморализации «обамовского большинства».

Однако утверждать, что все дело только в усталости демократов, будет неточно. Исследование подробностей электоральной географии, разбитой по графствам, покажет нам более сложную картину.

Решающим фактором трампистского переворота стали события в «ржавом поясе». Сумма Пенсильвания – 20 выборщиков + Огайо – 18 + Мичиган – 16 + Висконсин – 10 равна 64 и гарантировала Трампа от поражения даже на случай падения Флориды (29 выборщиков).

Эти штаты пережили в нулевые годы тяжелую и мучительную деиндустриализацию, спровоцированную иностранной конкуренцией. Именно к ним прежде всего обращался Трамп со словами «Jobs! Jobs! Jobs!», именно им обещал пересмотреть условия ВТО и NAFTA и вернуть заводы. И они ответили ему дружной поддержкой.

Так звучит легенда.

Теперь давайте исследуем реальную эволюцию электоральных предпочтений в штатах, которые и дали Трампу победу: Пенсильвания, Висконсин, Мичиган, Огайо, Айова, Флорида.

Мы обнаружим, что под впечатляющим густым облаком из красных стрел, означающим графства, прибавившие голосов за республиканцев по сравнению с результатом Ромни в 2012 году, скрываются три совершенно разные реальности, три модели голосования.

Модель 1.Великая депрессия демократов.

Она характерна прежде всего для Огайо (считаемого «свингующим» штатом) и Висконсина, считавшегося традиционно демократическим, а менее выражено для еще одного свингующего штата – Айовы.

Характерный пример – графство Доор на побережье озера Мичиган в Висконсине.

В 2012-м там было подано 9356 голосов за демократов и 8121 за республиканцев. В 2016-м демократов стало только 8026. Они потеряли 1330 голосов. Республиканцы из них подобрали только 463 – получив 8584. То есть почти 900 голосов просто ушли в депрессию. Эти люди вообще не пошли на выборы.

Аналогично развивались события в Огайо и Айове – резкое падение демократов, не слишком резкий подъем республиканцев. Во всех трех штатах Трамп проиграл выборы Обаме-2012, хотя везде хотя бы немного выиграл у Ромни-2012.

Модель 2. Мышки стали ежиками, или «фактор Майкла Мура»

Она характерна для штата Мичиган – пожалуй, главной жертвы деиндустриализации. Живущий в штате знаменитый режиссер-демократ Майкл Мур предупредил еще несколько месяцев назад, что его земляки проголосуют на этот раз за Трампа – из злости и угрюмой обиды на результаты правления демократов и потому что Трамп обещает работу.

Трамп в итоге выиграл штат с не слишком впечатляющим разрывом в 12 тыс. голосов, причем формально результаты до сих пор не объявлены. И как это произошло?

Возьмем графство Монро на юге Мичигана

В 2012 у демократов там было 36310 тыс. голосов, у республиканцев – 35593 тыс. Соответственно, округ был синим. В 2016 году демократы потеряли почти 10 тыс. голосов и получилось что за них проголосовали только 26859 тыс… А республиканцы подобрали из них около восьми тыс. и получили 43 255 голосов. Округ стал «красным».

Американская «Новая Мексика» дрейфует на родину

Стремится возвратиться в лоно демографически переполненной праматери, высылающей в ее направлении все новых и новых нелегальных мигрантов. Клинтон и демократы выступают, по сути, в роли нацпредателей, которые стараются не сдерживать этот процесс ради краткосрочных электоральных выгод (мигранты голосуют за демократов в надежде на легализацию).

Однако в долгосрочном плане очевидно, что Мексика просто заселит этот регион США и возьмет в итоге свое.

Это понимают такие утонченные американские геополитические аналитики, как Роберт Каплан, который заключительный раздел своей «Мести географии» посвятил именно вызову американской идентичности, бросаемому Мексикой.

Каплан, по сути, предложил цивилизационную капитуляцию США – создание единого культурного пространства с Мексикой, отказ от белой протестантской идентичности США в пользу европеоидно-общехристианской с сильным южнокатолическим элементом.

По сути это, конечно, был бы конец Соединенных Штатов и их цивилизации. Еще Роберто Родригес в «От заката до рассвета» показал, какие мины и демоны таятся в мексиканской душе.

Американский национализм Дональда Трампа имеет, таким образом, вполне конкретного внешнего противника – угрозу мексиканизации. Длительная временная протяженность мексиканской истории либо поглотит Запад США, либо будет отделена от него полосой отчуждения.

И рецепт Трампа – Стена – оказался одним из реально и понятно звучащих решений конфликта.

Может быть, это решение и не идеальное, но не забудем, что римский limes, оформленный Траяновым и Адриановым валами в целом сдерживал великое переселение народов несколько столетий.

США могут либо отдать западную часть страны вместе с Калифорнией Мексике, к чему ведет политика демократов, либо от Мексики отгородиться и защитить себя от последствий тамошнего демографического взрыва.

Этот путь и предлагает Дональд Трамп. На этом он поднялся как политик, и в этом его долгосрочная цивилизационная задача как американского националиста.