Поддержание и развитие «Русского мира» дипломатическими механизмами оказалось в замороженном состоянии. Прямая конфронтация с Украиной оттолкнула от Москвы многие входившие в ее сферу влияния страны. О не самых радужных перспективах развития российской «мягкой силы» «Газета.Ru» поговорила с главой комитета Госдумы по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками Леонидом Калашниковым.

— Немногие знают о существовании вашего комитета и не совсем понимают, зачем он нужен, как не понимают и что такое Содружество Независимых Государств сегодня. Какую роль в законодательной деятельности вы выполняете?

— Наш комитет является одной из структур СНГ наряду с «Россотрудничеством», ОДКБ, Межпарламентской ассамблеей, Парламентским собранием России и Белоруссии.

Для меня лично все эти структуры сейчас являются фактором, который сближает народы. Где-то это происходит более эффективно, где-то менее эффективно, только на бумаге, но все страны – члены СНГ вышли из одного государства и обладают одними языковыми, культурными традициями, которые сегодня сталкиваются с одними и теми же проблемами.

Если говорить более предметно о деятельности нашего комитета, то мы участвуем в разработке модельных законов для всех стран СНГ, которые могут их использовать на своих территориях. Сегодня таких законов около трехсот. На очередном заседании сессии Межпарламентской ассамблеи глав СНГ, которая состоится 25 ноября в Санкт-Петербурге, мы примем еще ряд таких законодательных инициатив.

— Какова вообще эффективность объединения СНГ сегодня? Насколько Россия действительно влияет на дела стран Содружества?

— Тут не получится использовать такие механические критерии, какие применяются, например, в больших корпорациях. СНГ — это не корпорация, а прежде всего живые люди, которые не могут дать быструю отдачу, как, например, если вложить деньги в любой другой проект, связанный с гуманитарным сотрудничеством. Поэтому вопрос об эффективности ставить некорректно. С одной стороны, можно, конечно, сопоставить, например, стало ли говорить больше граждан на русском языке или зависимость этой цифры от количества учебников, учителей или школ. Но это будет очень условно, ведь понятие «мягкой силы» включает в себя очень много направлений. Это и фонд «Русский мир», и телеканал Russia Today, и «Россотрудничество».

Например, построили очень дорогой российский культурный центр в Афганистане, а вопросы его охраны до сих пор не решили. Естественно, он не работает, что толку, что туда вложили несколько миллионов долларов? А ведь такую эффективность тоже надо учитывать. Кто принял решение там строить? Сколько там проживает русских? Есть ли там «русский мир»?

— На прошлой неделе постпред России в ЮНЕСКО Элеонора Митрофанова заявила, что через поколение мы придем к тому, что люди в странах бывшего СССР перестанут говорить на русском языке. Как вы относитесь к этой перспективе?

— Когда я еще не был председателем комитета по делам СНГ, а был рядовым депутатом, в Думу пришел глава Минфина Антон Силуанов. Я ему задал вопрос: как же так получается, что финансирование подпрограммы «Работа с соотечественниками», по которой были приняты постановление Госдумы, решение Совета безопасности, постановление правительства о финансировании, все равно многократно сокращается? Это было еще до «майдана» на Украине. Он ответил: «Я не помню». Вот такой мы увидели подход финансистов к той самой «мягкой силе» и «русскому миру».

То есть главным в решении вопроса использования «мягкой силы» оказался не глава Совбеза, не четвертое лицо в России, председатель Госдумы, и не председатель правительства, второй человек в государстве, а министр финансов Силуанов, который принял такое решение.

И вот так, к сожалению, решаются проблемы «русского мира». Если так будет, то, конечно, мы придем к тому, что население стран СССР перестанет говорить по-русски.

Вот и ответ на вопрос. Вроде заявления все правильные, вроде все понимают, что надо развивать, но потом каждый из министров думает о своем, и не нужны им никакие соотечественники, они далеко-далеко позади.

— То есть вы считаете, что в федеральном бюджете на 2017 год «мягкая сила» профинансирована недостаточно?

— Конечно, абсолютно недостаточно.

Я вам приведу пример с учебниками: 24 тысячи учебников по русскому языку мы планируем предоставить во все страны СНГ. А в один только Таджикистан их требуется свыше 200 тысяч.

Можете себе представить, какое нужно финансирование? А это не говоря уже об учителях русского языка, которые должны работать за рубежом, содержании российских культурных центров, проведении мероприятий.

— Но ведь президент постоянно говорит о необходимости финансирования «Русского мира»...

— Да, говорит. Но когда дело доходит до бюджета, то нам в правительстве отвечают, что на первом месте другие приоритеты. Никто не понимает, что в конечном итоге все это никому будет не нужно, если Россия потеряет свое влияние в мире. Недавно в Москве был министр образования Ирана. Страна под санкциями уже 30 лет, санкциями, которые нам и не снились. Мы до сих пор этого боимся: у них арестовали и счета, и нефть запретили продавать, и от системы SWIFT отключили — то, чего мы боялись.

Я спрашиваю иранцев: сколько вы тратите на образование? Они отвечают: 11,5%. А сколько у нас в этом бюджете? Только 3,6%. В СССР было около 10%. Вот вам подход. Так что иранцы под санкциями богаче нас?

Нет, у них денег меньше. Но это и есть отношение государства. Вы меня спросите, а комитет ваш для чего создан? Именно для того, чтобы бороться за эти средства.

— А вы считаете, что если бы тогда Минфин дал эти деньги, «майдана» бы не было?

— Украина всегда получала от России большие деньги. Но как? Местные олигархи пользовались низкими ценами на газ, получали через ВЭБ кредиты и зарабатывали на этом. А мы предлагаем: давайте пустим эти деньги на образование, на финансирование «Русского мира». Но когда мне говорят, что денег нет, я отвечаю, что этого «майдана» могло бы не быть. Несколько лет назад мы с Сергеем Глазьевым беседовали на тему того, почему мы конференции по российско-украинским отношениям собираем в Москве, а не на Украине. Оказалось, уже тогда, при президенте Януковиче, нашим политикам не давали высказывать свою позицию в украинских СМИ. Это ответ на ваш вопрос: деньги нам надо было вкладывать в телевидение, в журналы, в газеты. Но никто этого не делал.

— В прошлом созыве Госдума активно занималась проблематикой Украины, анализировала законодательство. Какие выводы были сделаны, будет ли продолжена эта работа?

— Украина пока не хочет. Наши отношения ухудшились на уровне МИДов, а в этом случае контактировать на парламентском уровне затруднительно. Но я был бы рад, если бы Украина пошла по пути Молдавии, которая проголосовала за Игоря Додона, заявившего о намерении восстановить экономические связи с Россией. Не исключаю, что мы к этому рано или поздно придем с Украиной, как пришли в Молдавии и Болгарии, уже разочаровавшихся в обещаниях ЕС и избравших президентов, декларирующих развитие отношений с Евразийским союзом. Это при том, что Болгария является членом ЕС, а Молдавия подписала соглашение об ассоциации с Евросоюзом.

— Как вы оцениваете сегодняшние перспективы Украины ратифицировать устав о вступлении в СНГ? Как Россия может вернуть позитивное сотрудничество в рамках Содружества?

— Украина не ратифицировала устав, но и из СНГ не вышла. Поэтому давайте подождем. Многие в Молдавии, когда им дали право въезда в ЕС без виз, чего еще Украина не получила, с воодушевлением говорили о том, как им будет хорошо. А сейчас об этом уже никто не вспоминает. На Украине это тоже понимают. Навязать это невозможно, люди должны понять это сами.

— Белоруссия еще до выборов президента США подписала с американцами соглашение о военном сотрудничестве, хотя является членом ОДКБ. Президент Белоруссии Александр Лукашенко неоднократно выражал свою заинтересованность в более глубоком сотрудничестве с ЕС. Как это можно расценивать, нет ли в этом двойных стандартов и не теряем ли мы еще одного партнера?

— Никаких двойных стандартов тут нет. ОДКБ — блок, который занимается безопасностью на территории стран, в него входящих: Россия, Белоруссия, Армения, Казахстан, Киргизия, Таджикистан. А при чем тут США и ЕС? Лукашенко что, в НАТО хочет вступить?

Страны, входящие в ОДКБ, никто не лишил суверенитета по военно-техническим закупкам. У нас нет таких норм, как в НАТО: покупай только то, что соответствует нашим стандартам.

Конечно, для кого-то это минус, для кого-то плюс. Но я подхожу к этому так: мы часто слышим критику в адрес США, которые командуют странами ЕС через НАТО. Вы хотите этого же от ОДКБ? А мы ведь гордимся тем, что у нас иначе. Там все решения принимаются консенсусом, а не правом сильного. Лучше идти по этому пути, а не диктатуры и застраивания всех. Это как раз тот подход, который нам не нравится. Вот вы говорите: Белоруссия не туда посмотрела. А кто сказал, что она должна ходить за нами на веревочке?

— Договор о Союзном государстве России и Белоруссии подразумевает появление общей валюты. Но совсем недавно Лукашенко заявил, что это для его страны неприемлемо. Что должно произойти, чтобы Минск и Москва начали серьезное обсуждение введения единой валюты?

— На разных этапах интеграции возникают те или иные препятствия. Например, недавно закончились споры о том, сколько должна стоить нефть, которая поставляется туда для переработки. Наши понимали так, белорусы иначе. Но это не значит, что разрушается все. Среди братьев тоже бывают споры, как и у мужа с женой.

Я не вижу, чтобы Белоруссия и Россия часто спорили. Они просто справедливо говорят: если мы братья, то давайте нам газ по более низким ценам, чем Украине.

Поэтому я не считаю, что Лукашенко таким образом дистанцируется от России, и я искренне не считаю, что он спекулирует отношениями с Западом. Ведь это именно он тогда предлагал создавать единое государство и единую валюту. Но многие у нас тогда боялись, что в случае объединения на выборах победит он, а не Ельцин. А сейчас, может быть, кто-то другой уже хочет наше сотрудничество притормозить. Нам как большой стране надо это тоже понимать.

— В последнее время много говорится о том, что Россия оставляет в СНГ некоторый вакуум политического и экономического влияния, который сегодня стремительно занимает Китай. Есть опасения, что инфраструктурный проект «Шелковый путь» угрожает экономическим интересам России в регионе. Что вы думаете об этих процессах?

— Экономике может угрожать только неразвитость собственной экономики. При чем тут гуманитарное сотрудничество? Ну хорошо, сделают они «Шелковый путь», придут китайцы. Уже 25 лет все кричат, что они займут наш Дальний Восток.

Действительно, посмотришь на китайский берег — там шикарные города, а у нас умирающие, которые построили в советские времена. Но самое поразительное, что все эти годы наших едет больше туда, чем китайцев к нам.

Хотя нам все время трещат про китайскую угрозу, которая захватит нашу Сибирь. Просто мы своих людей перестали поддерживать. Этот как раз к разговору о соотечественниках. То есть мы не поддерживаем наших людей не только там, но и в России.

— Изменится ли политика США в пространстве СНГ, на Украине, в Грузии после смены президента?

— Пока я могу судить об этом только по словам Дональда Трампа, а будет ли это отражено в делах, покажет время. Но Трамп впервые за последние годы заявил, что Америка не может присутствовать везде. По его мнению, она должна быть только там, где у нее есть жизненно важные интересы. Это прежде всего Центральная, Северная, Латинская Америка, отчасти Ближний Восток, зона Тихого океана с Китаем. Вот и все. Никакой Грузии и Украины, о которой знает только Виктория Нуланд, там в помине нет. Это правильная логика.

Но вопрос в том, дадут ли Трампу реализовать эту идею? Будет ли новая администрация президента США ее реализовывать, поддержит ли новую доктрину сенат?

Трамп заявил о том, что его не устраивает Транстихоокеанское партнерство, но как от него отказаться? Многие страны ведь уже запустили процедуру его ратификации. Если США сейчас от него откажется, то это вызовет недоверие к ним как партнерам. Поэтому в этом смысле надо понимать, что не сразу и не все, что произнесено Трампом, будет реализовано.