Новая волна промышленной революции создает угрозы для российской экономики, федерального бюджета и национальной безопасности России.

В рамках реализации Национальной технологической инициативы Стратегия научно-технологического развития является фундаментом для получения российскими компаниями конкурентного преимущества на новых рынках. Сегодня «подлинные угрозы лежат не в распределении той или иной концентрации бюджетных средств, а эти угрозы внешние. Они внешние для страны, и мы видим сейчас три последовательно накатывающие на нас волны технологической революции, которые в значительной степени обнуляют наши предшествующие достижения, в том числе достижения, которые у нас есть в науке и образовании».

Сегодняшняя первая волна – это волна лёгкой цифровой экономики, IT, связь, банки. Она «поверху где‑то проходит…, но в 20‑е ‒ а у нас долгосрочная Стратегия ‒ это вызов, которым мы должны будем перестроить образование, здравоохранение и промышленность».

Следующая волна – это «новая биология, новая этика, новая натурфилософия, то, чему мы ещё даже названия не придумали». «Но все эти угрозы абсолютно субстантивны, и они угрожают не только национальной безопасности и не только создают новые вызовы в сфере этики, но и создают прямые экономические вызовы существующему бюджету Российской Федерации, социальным обязательствам и, собственно говоря, основам для инвестиций в научные исследования, в научную деятельность. Эти экономические вызовы связаны с тем, что последовательно возникающие мыльные пузыри на инвестиционных рынках и на новых рынках, на которых мы работаем, рынках НТИ, не только создают добавленную стоимость где‑то там, далеко, они забирают уже сегодня нашу с вами маржу с наших традиционных рынков, которые мы формируем в бюджет», – заявил Дмитрий Песков.

Если раньше это были какие‑то странные фрики-айтишники, то сегодня за счёт инвестиционного пузыря большое количество проектов в космосе, в железных дорогах, в авиации, в сельском хозяйстве, в энергетике напрямую угрожают конкурентным преимуществам наших компаний, продолжил он. «Это уже, ещё раз, не фантастика, это существующая тяжёлая реальность, в которой мы работаем, а основой этого конкурентного преимущества являются другие бизнес-модели», – подчеркнул выступающий.

Поставленные в центр всего этого другие модели организации труда, организации исследований и организации продаж создают конкурентные преимущества сильнее нашего в десять и более раз, констатировал Песков. Цифры фантастические. Цифровая платформа Alibaba 16 ноября этого года продала товаров на 17,6 миллиардов долларов за один день. Они научились проводить 140 тысяч сделок в одну секунду. Это реальность, когда можно продать на 1 миллиард долларов цифровых продуктов за один день. Капитализация этих стартапов, того же Uber, сравнима с капитализацией компании «Роснефть». И эти компании уже пришли и подрывают традиционные рынки. Рынок такси в Москве в значительной степени принадлежит им, они извлекают из него маржу.

И в этом смысле это технологии, которые на английском называются destruction technologies, а в русском – подрывные, разрушительные технологии. И в этом смысле они нацелены на то, чтобы подорвать существующую конкурентоспособность большого количества национальных моделей. В этом смысле это аналог «Интернационала» XIX века: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» И это серьёзная одновременно и идеологическая, и экономическая, и фундаментальная угроза.

«Глубоко убеждён, что ответ лежит на стыке фундаментальных исследований, рыночных технологий и фундаментальных ценностей, обращённых в будущее. Не соединив эти, казалось бы, несовместимые вещи, мы не найдём решения, которое позволит нам одновременно ответить на вопрос национальной безопасности и одновременно решить задачи экономики и финансирования фундаментальных исследований. В рамках НТИ мы экспериментируем вместе с Российской академией наук, с ведущими вузами над такого рода моделями», – заключил представитель АСИ.

«Я не думаю, что современные способы организации бизнеса ставят целью разрушить существующие. Они просто организуют так, как считают нужным и наиболее эффективным. Не нужно их подозревать в какой‑то подрывной деятельности. Они просто работают современным способом, но объективно это, конечно, создаёт для нас угрозы. Совершенно с Вами в этом согласен», – заключил, в свою очередь, президент.

Отставание России в инновационном развитии приводит к потере позиций наших компаний на высокотехнологических рынках, что ведет к уменьшению доли российского ВВП в объеме мирового, комментирует заявление Пескова директор Центра экономических исследований Университета «Синергия» Андрей Коптелов. И если в 2015 году доля ВВП России в мировом ВВП составила 3,2%, то дальше процент может снизиться еще.

Инновации, по мнению эксперта, в том или ином виде все равно «просочатся» в Россию, и изменят положения на внутренних рынках. Уже сейчас рынок смартфонов, компьютеров и прочей бытовой электроники прочно занят зарубежными производителями, а следующая волна цифровой трансформации рынков, с переводом в цифру ключевых услуг, заберет у России еще большую часть финансовых ресурсов.

Есть три стадии технологического отставания — первая, это когда мы можем разобрать новый продукт, понять технологию его создания, после чего сделать копию, рассказывает Андрей Коптелов. На второй стадии мы можем разобрать продукт, понять технологию его создания, но не можем повторить из-за отсутствия технологий производства. На третьей стадии мы можем разобрать продукт, но даже не можем понять технологию его создания. К сожалению, по многим отраслям российские компании уже находятся на второй и третьей стадии отставания. Критичное отставание сейчас существует в фармацевтике, автомобилестроении, создании компьютерной техники, медицинском оборудовании и многих других отраслях, где необходимо использование высоких технологий для производства готового продукта.

Прежде, говорит Коптелов, Россия достаточно часто закупала технологии и средства производства из-за рубежа, однако существующий режим санкций, сейчас затрудняет использование зарубежного высокотехнологического оборудования, на импортозамещение которого понадобится не одна пятилетка. 40–50% российского производства зависит от привезенных технологий, при этом максимальная зависимость наблюдается в высокотехнологических отраслях, и поэтому режим санкций наносит урон именно производственной сфере.

Для того чтобы нагнать сложившееся отставание, уверен эксперт, необходимо не только закупать средства производства за рубежом, но и создавать в России условия для развития инноваций, в разы снижать налоговую нагрузку и обеспечивать комфортные условия для высокотехнологических стартапов. Нужно развивать робототехнику, технологии искусственного интеллекта и машинного обучения, создавать киберфизические системы, работать с виртуальной и дополненной реальностью, ведь учитывая сильную математическую школу в России, мы еще можем попробовать сократить отставание в некоторых отраслях. И если сейчас доля инновационной продукции в России составляет не более 10-15%, то для того, чтобы начать наверстывать упущенное необходимо иметь более 30%.

Комментарий Пескова в действительности не лишен здравого смысла, говорит глава московского офиса юрфирмы Urus Advisory Алексей Панин. Однако, говорит он, не совсем корректно расставлены акценты на «угрозах», «борьбе» и «вызовах». Из-за этого вся индустрия высоких технологий выглядит как что-то, созданное с целью подорвать стабильность в стране. По сути же, дискуссия о том, что прогресс способствует росту безработицы, так как более эффективная организация труда сокращает потребность в человеческих ресурсах. Это полемика без преувеличения многовековая — еще в начале XIX в. с прогрессом пытались бороться английские луддиты, громившие машины и оборудование, внедрявшиеся в ходе промышленной революции. С развитием сферы IT и особенно робототехники полемика о грядущей глобальной безработице развернулась — во всем мире — с новой силой.

В текущих реалиях, отмечает эксперт, ограничить конкуренцию со стороны новых технологий можно только мерами сверхжесткого протекционизма и возвращением к замкнутому циклу производства-потребления, когда доступ на внутренний рынок имеют только внутренние производители. Однако протекционизм в большинстве случаев приводит к одному и тому же — менее качественный товар по более высокой цене.

Если говорить о критическом отставании России от ведущих стран, то речь, прежде всего, считает Алексей Панин, о структуре экономики в целом. О том, что необходимо отходить от товарно-сырьевой модели (или хотя бы уравновешивать нефтегазовые доходы чем-то еще), говорилось с начала 2000-х годов, однако исторический шанс, предоставленный высокими ценами на энергоносители, был упущен — сейчас об этом можно говорить совершенно точно. Стимулировать компании к прогрессу должно не государство, а конкуренция.

Безусловно, грамотно проработанные меры поддержки инвестиций на технологическое перевооружения важны — это могут быть налоговые вычеты, каникулы, льготные кредиты или что-то еще. Однако, по сути, должно быть достаточно просто нормально работающих институтов — регуляторов, банков, контрольных ведомств и т.д. Показательно, что лидеры российского IT-сектора, признанные в мире — Yandex, Лаборатория Касперского, Mail.Ru и другие — возникли и стали успешными еще до того, как государство в полной мере осознало перспективность этой отрасли. Т.е. «не мешать» (еще одна многовековая идея экономистов) при прочих равных условиях — это уже шаг в правильном направлении.

Но надо правильно слышать то, что пытался сказать спикер, и не делать поспешных выводов, предупреждает партнер практики «Промышленность» Консалтинговой группы «НЭО Центр» Александр Ракша. Речь, по его словам, шла о том, что подрывные инновации — угроза для России именно из-за неспособности страны их генерировать, развивать и адаптироваться под них. Так что проблема не в инновациях, а в России.

Опять же вопрос стимулирования исследований и разработок не является для нас сейчас первостепенным, поскольку практически отсутствует среда и инфраструктура рынка, которая позволила бы имплементировать новые разработки в текущие производственные процессы. Все это у нас происходит точечно и почти случайно. Нет системы. Даже если посмотреть на структуру нашего научного сообщества и методы управления и финансирования науки, станет очевидна недееспособность всех старых и новых институтов в глобальном сооставлении.

Например, рассказывает Ракша, разработка военных технологии у нас финансируется из бюджета на НИОКРы как госзаказ, а для гражданских инноваций созданы современные институты — РВК, Роснано, бизнес-инкубаторы, акселераторы, венчурные фонды. В итоге, госзаказ генерирует тонны макулатуры, а институты развития инноваций — хипстерские приложения и очень редко — какие-то локальные решения для промышленности.

В США, например, нет такого разделения по методам финансирования: оборонные разработки финансируются как обычные стартапы, их продвигают венчурные фонды при поддержке фонда фондов — DARPA и его аналогов в разных сферах. Потом эти инновации имплементируются в армию и ОПК, а затем могут быть ещё и коммерциализированы за счёт продажи этих технологий частным корпорациям. Между прочим, указывает эксперт, именно система венчурных фондов DARPA является чуть ли не основным поставщиком тех самых подрывных технологий, о которых шла речь в докладе. Вся разница в том, что США умеют использовать их, в том числе, для целей обороны и разведки, а Россия — нет.