ироко анонсированная и активно продвигаемая акция протеста сторонников Алексея Навального, призванная обратить внимание общественности на якобы факты «коррупции» во власти, выявила несколько довольно симптоматичных проблем в сфере политической повестки и социального управления, которые неизбежно будут задавать тон в предстоящем политическом сезоне. Акции протеста, кульминацией которых безусловно стали шествия в Москве по Тверской и в Санкт-Петербурге сначала на Марсовом поле, а затем по Невскому, продемонстрировали, что в общественном сознании в целом и у наиболее активной части населения в частности произошёл коренной перелом в потреблении информации и реакции на политические «месседжи».

Во-первых, стоит сразу оговориться, что никакой содержательной, идеологической революции сторонники и сотрудники Навального в ФБК с их якобы разоблачительным фильмом о «не Димоне» не совершили. Приведённые факты, как уже неоднократно писалось, не являются фактами коррупции, ФБК и Навальный никаких эпизодов перевода и получения средств окружением Медведева не привели, а многие моменты, касающиеся резиденций и прочих статусных атрибутов так и вовсе публиковались в отечественной прессе на протяжении нескольких последних лет. Если говорить о количестве, а главное о географической широте и представленности митингов, инициированных Навальным, то скорее стоит рассматривать вопрос технологий и того, что многие традиционные отечественные политические силы и движения прохлопали приход новой диджитал-эры, а Навальный, напротив, воспользовался плодами информатизации в полной мере.

Наблюдения за распространением контента о «не Димоне» позволяет сделать вывод о том, что помимо собственно каких-то официально озвученных цифр бюджета, выделенного на производство фильма (в районе 400 тысяч рублей, по словам Леонида Волкова), подводную часть этого медийного айберга составляют немалые траты на продвижение фильма и материалов «расследования» в соцсетях. Ссылки и агрессивное продвижение практиковались практически во всех региональных пабликах как в «Фейсбуке», так и во «ВКонтакте», а также рекламными постами в «Твиттере», были задействованы и известные сообщества типа МДК — на всё это, по самым скромным подсчётам, потребовались бы сотни тысяч рублей, а с учётом сопряжённой с раскруткой фильма кампанией по открытию штабов в регионах и найму в них сотрудников на постоянной основе можно говорить уже о миллионах рублей, потраченных на раскрутку популистских «месседжей» Навального.

И всё это, не стоит забывать, происходило на фоне практически полного доминирования в эфире федеральных телеканалов агрессивной патриотической риторики с постоянными обсуждениями ближневосточных, украинских и европейских событий. Однако очевидно, что ТВ-ориентированный на возрастную, если не сказать пожилую часть населения, совершенно упустил активную и молодую аудиторию. Основной контингент сегодняшней акции составили даже порой и не студенты, а именно школьники, благо как раз сейчас в разгаре школьные каникулы.

Вирусные ролики с призывом приходить на акцию в том или ином городе, активная работа местных и федеральных пабликов, живые стримы как в Перископе, так и в «Фейсбуке» и на «Ютубе» — всё это объективно, прямо на наших глазах взламывает самое важное, скрепляющее поле медиаповестки в стране — эксклюзивное право федеральных телеканалов на интерпретацию смыслов и задание политической повестки. Социальные медиа оказываются оперативнее, шире по охвату аудитории, с большей возможностью выбора контента и интерактивностью, чего не может предложить стандартная схема одноканального потребления информации в традиционных медиа.

Именно для такого формата идеально подходит популистская повестка Навального в духе бездоказательных обвинений и популистских призывов. Сложные политические программы крайне трудно перекладывать на язык соцсетей и коротких видеоформатов. А клич «мы здесь власть» и «стоп, коррупция» лаконичен, понятен и эмоционален. Эмоция — вот что делает такого рода пропаганду крайне эффективной.

На эмоциях основана и апелляция к молодёжи, которая, как уже отмечалось выше, во многом составила костяк навальновского протеста. Несколько лет подряд многие умудрённые опытом политологи оправдывали нежелание ключевых политических грандов всерьёз работать с молодёжью (всерьёз — значит не создавать очередные карманные инкубаторы псевдобюрократов в виде «молодёжных парламентов», а предлагать образ будущего и конкретные перспективы развития в профессиональной и социальной сферах), тем, что молодёжь аполитична, не ходит на выборы и вообще — «не доросла ещё».

Уроки парижского мая 1968 года или молодёжной мобилизации, ставшей ударной силой цветных революций, как-то то ли подзабылись, то ли после слива болотного протеста было решено, что угрозы сейчас такой нет. А между тем именно приход новой технологической волны с практически тотальным проникновением Интернета и подросшим поколением новых инфантилов, которые получают информацию в калейдоскопическом стиле интернет-поисковиков, породила новый типаж «политического овоща». Образ пятиклассника, выступавшего на митинге в Томске, — идеальное тому подтверждение, впрочем, как и толпа школьников, бродящих почти тысячным стадом по Невскому и скандирующих лозунги о «борьбе с коррупцией», с которой они сами никогда не сталкивались.

Эпоха моментальных возможностей по доступу к любой информации, возможность носить в кармане брюк на своём смартфоне целые сокровища человеческой премудрости привели к обратному эффекту — к утере критического восприятия того, что говорят в Интернете. В результате увлечение каким-нибудь Ивангаем стало фактически явлением одного порядка с просмотром роликов Навального. Классный чувак, обличает вороватых взрослых (которые ещё и домашнее задание заставляют делать и двойку по химии могут впаять), генерирует сопричастность («я с тобой сейчас тайной поделюсь, все воруют, а ты призван это пресечь — а ну быстро гоу на митинг») и даёт возможность получить умеренный адреналин, ведь все понимают, что детей бить никто не будет, максимум заберут в отделение.

И тут надо признать, что команда Навального эту особенность молодёжной психики поняла и мастерски использовала. Остаётся правда вопрос, где же все эти столь успешные когда-то прогосударственные проекты в сфере молодёжи, почему нет противодействия и почему токсичная популистская пропаганда Навального не встречает отпора условно «с другой стороны».

Ещё одним крайне примечательным моментом стала география протеста. Навальный и его соратники говорили, что никогда такого в России не было прежде, что, конечно же, не соответствует действительности. Были и массовые протесты по поводу монетизации льгот в 2004-м, были всероссийские протестные акции КПРФ, которые вполне себе оказывались способными собрать в каждом областном центре по нескольку тысяч человек.

Однако у сетевой структуры Навального действительно получилось мобилизовать людей в регионах: во Владивостоке вышло порядка двух тысяч человек, в Уфе, Новосибирске и Хабаровске примерно столько же, в Екатеренбурге около трёх-четырёх тысяч, в городах европейской части страны уже существенно меньше — по 500–700 человек, но, впрочем, и это немало для распределённой структуры, осуществляющих координацию не по принципам вертикальных приказов.

В ситуации с Санкт-Петербургом недовольство усилилось в связи с событиями вокруг Исаакия, во многих городах, если посмотреть стримы, люди говорили о наболевших местных проблемах — от точечной застройки до проблем в сфере ЖКХ. В принципе, если говорить о процентах от общей численности населения городов, то никаких жутких протестов не было — по любой местной проблематике можно в любой региональной столице найти две-три тысячи недовольных граждан. Что сделал Навальный и его команда, так это смогли оценить и вовремя соединить разнонаправленные протестные векторы.

Вместе с тем при всей внешней децентрализованности, протесты и локальные лидеры на местах довольно чётко следовали указаниям из условно «руководящего центра», которым выступал Леонид Волков, вещавший из студии ФБК в «Премьер-Плазе». Наглядным примером стал момент задержания самого Навального, когда Волков чётко приказал в эфире сторонникам блокировать автозак и отбивать оппозиционного политика, на что моментально откликнулась группа на месте, начав блокировать движение полицейского автомобиля, разворачивая попутные машины по ходу его движения.

Аналогичная история была во Владивостоке, когда толпа в полторы тысячи человек заблокировала РОВД, требуя отпустить одного из организаторов несанкционированной акции. Если бы Волкову и ФБК удалось бы оперативно выяснить, в какой ОВД повезли Навального, то нет никаких сомнений, что толпа была бы направлена и туда с целью отбить его у полиции.

Что же в сухом остатке продемонстрировала сегодняшняя проба пера со стороны новой итерации несистемной оппозиции?

Во-первых, акции протеста были очевидным образом обкаткой, тренировкой и смотром сил и возможностей, а также реакции властей на демонстративное нарушение закона — в большей части регионов митинги состоялись, несмотря на запрет.

Во-вторых, Навальный и Ко обкатали в деле систему горизонтальной мобилизации с использованием каналов социальных медиа и вирусных механизмов, прежде всего в сфере видеоконтента. Опыт показал себя с позитивной стороны: отрицать, что эти механизмы довольно эффективно работают прежде всего на молодую аудиторию, довольно проблематично. И что власти с этим делать — пока совершенно непонятно.

Ну и в-третьих, прозвучал крайне тревожный и серьёзный звоночек — в стране назревает поколенческий переход, чреватый политическим кризисом, так как у определённой части ответственного за политические процессы блока нет пока чёткого понимания как работать в новой информационной реальности. Телевизор сбоит и его неэффективность как массового «агитатора и организатора» будет только нарастать.

И это, кажется, станет ключевым технологическим и системно-политическим вызовом начавшегося электорального сезона, от ответа на который будет зависеть и то, как будет выстраиваться президентская кампания 2018 года.