Русский художественный союз, о создании которого было заявлено на прошлой неделе, моментально превратился в мишень для издевательских насмешек и бессмысленных пересудов со стороны представителей так называемого либерального сообщества. Наши прогрессивные соотечественники, как будто навсегда застрявшие в 90-х годах прошлого века, были раздражены и нехорошо взбудоражены всё по тому же хрестоматийному поводу — их возмутило слово «русский», вынесенное в название проекта. Столп отечественной либеральной мысли — перебравшийся в Берлин художник Дмитрий Врубель — выразил в «Твиттере» своё отвращение к означенному слову нехитрым, но выразительным способом. Он раскатал первую согласную, чтобы стало окончательно ясно, какое именно понятие в сочетании трёх слов следует считать недолжным, оскорбляющим честь и достоинство каждого интеллигентного человека.

«Дмитрий Врубель: Только я бы его назвал „РРРРРРусским художественным союзом“, чтобы ещё страшнее было))».

Наша свободомыслящая публика продолжает, как будто за последние 20 лет в нашей жизни ничего не переменилось, заламывать руки и изображать священный ужас, когда речь заходит о России, православии, Спасителе.

В самом деле, ребята, пора бы уж обновить ассортимент, ветхие аргументы из либерального бабушкиного сундука выглядят неконгруэнтными сегодняшним обстоятельствам. Вы говорите о недопустимости этнизации творческого процесса, ограничении свободной воли художника рамками национального существования.

Во-первых, никто никогда не замечал, чтобы аналогичный протест у вас вызывали названия нерусских национальных организаций. Я плохо представляю себе, чтобы Врубель так же издевательски умножил согласную «р», чтобы стало страшно, — в словосочетаниях, ну, предположим, «Еврейская творческая ассоциация» или «Армянский союз художников». Этого точно не произойдёт, поскольку все иные народы и этносы имеют полное право реализовывать любые проекты, тогда как русским это раз и навсегда заказано.

Во-вторых, уважаемая прогрессивная общественность, тебе уже сто тысяч раз пытались растолковать — иногда вполне по-дружески, чтобы поняла, иногда не очень, ибо достала, — что речь не идёт о знаке равенства между национальной принадлежностью и высокой миссией художника, что разговор ведётся о русской культурной традиции, о русских ценностях, которые даже не пытаются установить свой приоритет и главенство в ряду иных ценностных систем — они всего лишь настаивают на своей самобытности и элементарном праве на существование.

Но нет, все попытки наладить хоть какое-то подобие диалога с либеральными собратьями — всё-таки не чужие — разбиваются об их кромешное нежелание признавать не просто величие русской культуры, но даже сам факт её наличия. При обсуждении «Русского творческого союза» наши прогрессисты почему-то считают правилом хорошего тона поминать «Союз Михаила Архангела» и «Союз русского народа». Это должно как бы являться непреложным доказательством того, что создаваемой организации по умолчанию, в силу её преступной генеалогии суждено стать местом новой сборки антисемитских и антиинородческих идей и настроений.

Мне почему-то кажется, что вся эта выморочная кампания травли проекта писателя Захара Прилепина, режиссёра Эдуарда Боякова, рок-музыкантов Чичериной и Скляра сама про себя прекрасно знает, что она оперирует ложными смыслами и апеллирует к необоснованным страхам, потерявшим всякое значение ещё лет 20 тому назад.

Антисемитизм сегодня неактуален, слово «русский» в его современном понимании привязано не к национальности (Россия, в конце концов, родина множества народов и этносов), а к миропониманию, к особому видению прошлого, настоящего и будущего, к культуре и вере.

Клеветой и издевательскими шуточками относительно неотменяемо вмонтированного в «Русский творческий союз» мракобесия отряд прогрессивно мыслящих граждан старается перекрыть истинную причину своего неприятия проекта: эти художники, поэты, писатели, музыканты, навязывавшие обществу либеральную повестку в течение долгих лет, оседлавшие все творческие площадки и союзы, плотно обжившие культурное пространство, сегодня оказываются в роли отставной козы барабанщика.

Культура, которую они считали своей главной цитаделью, лишает их права говорить от её лица, передоверив его представителям нового поколения, для которого назвать себя русским — это шаг, исполненный достоинства, гордости за Родину, за её прошлое и надежды на её будущее.

Здесь есть и момент метафизики. Либералы полагали, что их доктринёрские эксперименты как нельзя лучше соответствуют смыслу любого творчества, ибо насильственное прерывание русской культурной традиции, уничтожение привычных форм, взлом косных, обременённых рабской психологией форматов и есть долг всякого художника. Смена культурных эпох должна в России происходить за счёт революционных преобразований, которые безжалостно расправляются с историческим и культурным наследием русских. На его месте следует возвести монумент, славящий иноземное свободомыслие.

Но всего этого не получилось сделать — ни в экономике, ни в общественной жизни, ни теперь уже в культурном пространстве. Возвращение традиции кажется естественным и абсолютно безболезненным процессом, в котором, несмотря на все попытки наших прекрасных сограждан маркировать русское как несочетаемое с творчеством и свободой, как раз и дышит безбрежная русская воля. Там нет ни ненависти к чужому (которого сколько угодно именно в либеральном раздражении), ни желания отгородиться и изолироваться, ни мании величия. Традиция окрашена в спокойные тона, полнится запахами хвои и шумом моря. Она уверена в себе, и ей даже немного жаль ребят, которых она, сама того не желая, заставляет нечеловечески страдать. Она как бы говорит им в попытке хоть как-то микшировать их муку: «Ну не стоит, нет причины». Они не слышат. Продолжают стенать и ёжиться. Им очень худо. И будет ещё хуже.