"Америка обязана многим России" - как Марк Твен в Ялту ездил

отметили
27
человек
в архиве
Ровно 150 лет назад в группе туристов из Соединенных Штатов, которые одними из первых посетили российский Крым, оказался выдающийся американский писатель Марк Твен. Своими крымскими впечатлениями он поделился в путевых заметках «Простаки за границей». Именно эпизоды, связанные с полуостровом, приоткрыли массовому американскому читателю окно в Россию. Сегодня Твена, по сложившейся уже традиции, подвергли бы санкциям и предали всеобщему осуждению. Но в 1867 году он мог позволить себе смелые слова: «Америка обязана многим России».
 
источник: crimea.ria.ru
 
 
В субботу в Ливадийском дворце-музее по инициативе МИД России депутат Государственной Думы РФ Светлана Савченко преподнесла в дар учреждению подлинник черновика приветственного адреса российскому императору Александру II, который в августе 1867 года самодержцу вручила группа американских туристов. Парламентарий запросила документ в Российском государственном военном архиве. Этот текст немного отличается от того, что известен и распространен в сети уже переведенным на русский язык.
 
источник: crimea.ria.ru
 
 
 
источник: crimea.ria.ru
 
Особую ценность полуторавековому исписанному чернилами листочку бумаги придает то, что одним из главных авторов адреса (если вообще не единственным) был будущий классик американской литературы Марк Твен. Узнав о том, что находившийся тогда в Крыму император Александр II готов их принять, американцы, и в том числе писатель, решили в знак глубокого уважения вручить самодержцу адрес. И хотя под документом стоят несколько подписей, считается, что его основным автором был Твен.
 
источник: crimea.ria.ru
 
«Америка обязана многим России, она состоит должником России во многих отношениях, и в особенности за неизменную дружбу во время великих бедствий, — отмечалось в адресе, врученном царю. — С упованием молим Бога, чтобы эта дружба продолжалась и на будущие времена, что Америка благодарна сегодня и будет благодарна России и ее Государю за эту дружбу. Мы прекрасно знаем, что само допущение, будто мы когда-нибудь сможем лишиться этой дружбы вследствие какой-либо преднамеренной несправедливости или неверно взятого курса, было бы преступлением».
 
Именно эти слова — «Америка обязана многим России» – сегодня так не любят американские ценители творчества Твена. В другом отрывке того же текста указано признание того, что Россия раньше США отказалась от крепостного права, чем и подала пример молодому государству:
«Одна из ярчайших страниц всемирной истории, была начертана рукой Вашего Императорского Величества, когда Ваша воля расторгла узы двадцати миллионов людей, и великая честь для американцев воздавать почести Государю, совершившему столь великий поступок. Преподанный нам урок был осмыслен сполна и сейчас мы можем с уверенностью заявить, что представляем нацию, столь же свободную в действительности, какою она была прежде только по названию».
Работая со спутниками над текстом, писателю пришлось проявить не только собственно литературные, но и редакторские и даже дипломатические способности. К примеру, в первоначальном варианте, который сегодня пополнил фонды Ливадийского дворца-музея, американцы, представляясь венценосному адресату, указали, что путешествуют «исключительно» ради отдыха (досуга), однако в итоге от «исключительности» отказались. Так же они предпочли назвать США не своим «любимым отечеством», как хотели сначала, а «страной, к которой исполнены любовью».
 
Еще один из черновых вариантов текста, записанного Твеном в его записной книжке, содержит достаточно интересную в дипломатическом отношении фразу, которая, спустя полтора века, на фоне кризиса американо-российских отношений приобретает особое звучание: «Ни на минуту не сомневаемся, что благодарность России и ее государю живет и будет жить в сердцах американцев. Только безумный может предположить, что Америка когда-либо нарушит верность этой дружбе предумышленно несправедливым словом или поступком».
 
 
Своими крымскими впечатлениями Твен поделился в путевых заметках «Простаки за границей». Именно эпизоды, связанные с полуостровом, приоткрыли массовому американскому читателю окно в Россию. К полуторавековому юбилею поистине знакового визита корреспондент РИА Новости (Крым) вспомнил детали крымских приключений будущего классика.
 
Флаг вместо паспорта
 
Зафрахтованный одной американской турфирмой, пароход «Квакер-сити» должен был довезти граждан Соединенных Штатов в Палестину, к святым местам, а по пути заглянуть в некоторые европейские порты. На борту корабля находился спецкор газеты «Альта Калифорния» Марк Твен, он же Самюэль Клеменс. Свежие впечатления от путешествия, благодаря труду почтовиков, стремительно преодолевали океан и тотчас ложились на полосы издания. А со временем составили книгу, принесшую автору настоящую славу не только в Америке, но и далеко за ее пределами.

 
источник: crimea.ria.ru
 
 
Из Турции к побережью Крыма Твен и его спутники прибыли 24 августа (по новому стилю). Разочарованный турецкими банями и местным кофе, «воспетым многими поколениями поэтов», гость из Нового Света, ступил на крымскую землю. И увидел Севастополь. "
 
… Мы должны быть довольны тем, что побывали в нем, ибо еще ни в одной стране нас не принимали с таким радушием, — здесь мы чувствовали, что достаточно быть американцем, никаких других виз нам уже не требовалось", — пишет он. Действительно, у путешественников ни разу не попросили предъявить паспорт!
 
 
Пикантности ситуации добавляло то, что свой документ авантюрист Твен потерял и в Россию отправился с паспортом соседа по каюте, оставшегося в Константинополе. «Прочитав его приметы в паспорте и взглянув на меня, всякий сразу увидел бы, что у меня с ним сходства не больше, чем с Геркулесом», — иронично замечал писатель. По его словам, одним большим паспортом для всех путешественников был американский флаг, реявший над судном.
 
Радушие россиян к заокеанским гостям во многом объяснялось и тем, что это был едва ли не первый в истории визит американских туристов в Крым. Писатель признавался, что разговаривал с русскими «просто из дружеского расположения», которое, по его словам, побуждало и их говорить с ним. «Я уверен, что беседа доставила удовольствие обеим сторонам, хотя никто из нас не понимал друг друга», — отметил он.

 
Весьма угнетающее впечатление произвел на писателя Севастополь, разрушенный во время Крымской войны. «Тут и там ядра застряли в стенах, и ржавые слезы сочатся из-под них, оставляя на камне темную дорожку, — образно описывал атмосферу разрушенного Севастополя раздосадованный писатель и тут же замечал: — Помпея сохранилась куда лучше Севастополя. В какую сторону ни глянь, всюду развалины, одни только развалины! Разрушенные дома, обвалившиеся стены, груды обломков — полное разорение. Будто чудовищное землетрясение всей своей мощью обрушилось на этот клочок суши. Долгих полтора года война бушевала здесь и оставила город в таких развалинах, печальнее которых не видано под солнцем». Тогда же в одной из записных книжек Твен признался, что во время прогулки не насчитал и трех десятков домов, пригодных для жилья: «Все их надо отстраивать заново».

 
источник: crimea.ria.ru
 

 
Добавил Никандрович Никандрович 28 Августа 2017
проблема (5)
Дополнения:
Ялта как Сьерра-Невада
 
Чтобы пополнить запасы угля, из Севастополя «Квакер-сити» отправился в Одессу, которая по виду показалась писателю «точь-в-точь американским городом». Как и ранее в Севастополе, в этом городе туристам «горячо советовали» посетить отдыхавшего в Крыму российского императора Александра II. И гости совету вняли. «Его Величеству послали телеграмму, и он выразил готовность удостоить нас аудиенции», — пишет Твен.
 
Находившийся в Одессе американский консул проинструктировал сограждан о деталях высочайшего приема. Он пояснил, что путешественникам следует составить небольшой адрес его величеству и вручить его кому-нибудь из адъютантов, который в надлежащую минуту поднесет его императору. Тогда же черновой вариант адреса, переведенный на русский язык, опубликовал «Одесский вестник». Примечательно, что он попал в печать раньше оригинала, и фактически стал первой публикацией Марка Твена в России.

 
По возвращении в Крым американское судно бросило якорь у берегов Ялты. Последняя очаровала писателя, напомнив Сьерра-Неваду. «Высокие суровые горы стеной замыкают бухту, их склоны щетинятся соснами, прорезаны глубокими ущельями, то здесь, то там вздымается к небу седой утес, длинные прямые расселины круто спускаются от вершин к морю, отмечая путь древних лавин и обвалов, — все как в Сьерра-Неваде, верный ее портрет. Деревушка Ялта гнездится внизу амфитеатра, который, отступая от моря, понемногу подымается и переходит в крутую горную гряду, и кажется, что деревушка эта тихо соскользнула сюда откуда-то сверху. В низине раскинулись парки и сады знати, в густой зелени то там, то тут вдруг сверкнет, словно яркий цветок, какой-нибудь дворец. Очень красивое место», — отмечал Твен.

 
 
В «Памятной книге Таврической губернии» за 1867 год сообщается, что в городе проживали 990 человек, насчитывалось 113 каменных и 5 деревянных зданий, в том числе 108 частных жилых домов. Вероятно, малочисленность Ялты подвигла писателя назвать этот город деревушкой.
 
«Величественнее Наполеона и турецкого султана»
 
26 августа делегация американцев отправилась на прием к российскому императору Александру II в имение Ливадия. «Каждому было ясно, что нам дают понять, сколь искренни дружеские чувства России к Америке, если уж даже частных лиц удостаивают такого любезного приема. Мы проехали в экипажах три мили и в назначенный час собрались в прекрасном саду, перед императорским дворцом», — продолжает свой рассказал о пребывании в Крыму писатель.

 
В полдень гостей в окружении официальных лиц собрали в саду императорского имения. Спустя пять минут, как отметил Твен в записной книжке, перед ними появился самодержец вместе с членами семьи. Одесский консул зачитал адрес. «Во время чтения царь несколько раз повторил: „Мило, очень мило“; потом сказал: „Спасибо вам, большое спасибо!“, — зафиксировал момент в своей записной книжке писатель.

 
 
В сановниках, окружавших императорское семейство, Твен почувствовал русский характер (»сама любезность, и притом неподдельная"). «Француз любезен, но зачастую это лишь официальная любезность. Любезность русского идет от сердца, это чувствуется и в словах и в тоне, — поэтому веришь, что она искренна… Царь перемежал свои слова поклонами», — подчеркнул он. И тут же, воздавая должное масштабу российского императора, добавил: «Подверни он ногу, и телеграф понесет эту весть над горами и долами, над необитаемыми пустынями, по дну морскому, и десять тысяч газет раззвонят об этом по всему свету; заболей он тяжело — и не успеет еще заняться новый день, а во всех странах уже будут знать об этом; упади он сейчас бездыханный — и от его падения закачаются троны полумира!». В записной книжке Твен отметил, что Александр II «выглядит много величественнее императора Наполеона (Наполеона III — ред.) и в сто раз величественнее турецкого султана».

 
 
 
Дворцовые прогулки
 
В окружении свиты царь провел гостей по дворцу — бывшему дому графа Льва Потоцкого, к тому времени перестроенному. «Мы уже привыкли, что дворцы нам показывает какой-нибудь ливрейный лакей, весь в бархате и галунах, и требует за это франк, но, побеседовав с нами полчаса, император всероссийский и его семейство сами провели нас по своей резиденции. Они ничего не спросили за вход, — удивился писатель. — По-видимому, им доставляло удовольствие показывать нам свои покои. Полчаса мы бродили по дворцу, восхищаясь уютными покоями и богатой, но совсем не парадной обстановкой».

 
 
Показал Александр II гостям и Малый дворец (Дворец наследника), который, по словам его создателя, архитектора Ипполита Монигетти, был построен «в татарском вкусе» и внешним и внутренним убранством напоминая Ханский дворец в Бахчисарае. Ни одно из зданий до наших дней не сохранилось: на месте снесенного Большого дворца по проекту архитектора Петра Краснова в 1911 году возвели новый Белый царский дворец, известный в наши дни как Ливадийский, а Малый дворец советским войскам в 1941 году пришлось сжечь при наступлении гитлеровцев.

 
 
Из Ливадии американские туристы по приглашению младшего брата императора, великого князя Михаила Николаевича, отправились в бывшую резиденцию Николая I в Ореанде. «Красивый дворец со всех сторон обступают могучие деревья старого парка, раскинувшегося среди живописных утесов и холмов; отсюда открывается широкий вид на покрытое рябью море. По всему парку в укромных тенистых уголках расставлены простые каменные скамьи; тут и там струятся прозрачные ручейки, а озерца с поросшими шелковистой травой берегами так и манят к себе; сквозь просветы в густой листве сверкают и блещут прохладные фонтаны, — они устроены так искусно, что бьют, кажется, прямо из стволов могучих деревьев; миниатюрные мраморные храмы глядят вниз с серых древних утесов; из воздушных беседок открывается широкий вид на окрестности и на морской простор. Дворец построен в стиле лучших образцов греческой архитектуры, великолепная колоннада охватывает внутренний двор, обсаженный редкостными благоухающими цветами, а посредине бьет фонтан — он освежает жаркий летний воздух и, может быть, разводит комаров, а пожалуй, что и нет», — охотно делился переполнявшими его впечатлениями Марк Твен.

 
 
 
И вряд ли он знал, что парк, «Императорский сад в имении Ореанда», создавали ведущие южнобережные садовники во главе с Николаем фон Гартвисом — вторым директором Никитского ботанического сада, чей период руководства, кстати, современники называли «золотым веком» в истории учреждения.
 
К моменту прибытия заокеанских гостей дворец принадлежал брату императора, великому князю Константину Николаевичу, который называл свое имение «раем земным». Увы, через 14 лет, в августе 1881 года, дворец сгорел из-за нелепой случайности.

 
 
 
Бал и «сладостное имя»
 
Последний крымский день Твен провел на судне, куда один за одним засвидетельствовать свое почтение американцам шли именитые россияне. Твен весьма выпукло описал радужную атмосферу, царившую на пароходе: «К завтраку, разумеется, подали шампанское, но человеческих жертв не было. Тостам и шуткам не было конца, однако речей не произносили, если не считать той, в которой благодарили генерал-губернатора, а в его лице царя и великого князя, за гостеприимство, и ответного слова генерал-губернатора, в котором он от лица царя благодарил за эту речь, и пр. и пр.». В честь таврического губернатора Григория Жуковскоко американцы устроили салют! «Мы салютовали ему девятью выстрелами. Он явился в сопровождении своего семейства. По пути его следования — от кареты до мола — расстелили ковры, хотя я уже видел, что, когда он был не при исполнении служебных обязанностей, он прекрасно обходился без всяких ковров», — рассказал Твен.

 
Также американских «простаков» посетили бывший правитель Русской Америки барон Фердинанд Врангель (которого писатель ошибочно назвал послом России в Вашингтоне) и строитель железных дорог, «железнодорожный король» барон Карл Унгерн-Штернберг. Заглянул на огонек и знаменитый военный инженер Эдуард Тотлебен, создатель легендарной крепости Керчь, а еще «множество менее высоких армейских и флотских чинов, а также немало неофициальных гостей — русских дам и господ».

 
 
 
День визитов, 26 августа, завершился грандиозном балом, где писатель познакомился с «прелестной девушкой», «сладостное имя» которой позже преследовало его во сне. С русской красавицей 31-летний ловелас целый час танцевал «удивительный танец», болтал без умолку и от души хохотал: «При этом ни один из нас не понимал, куда гнет другой. Но какое это было удовольствие!». В таком романтическом настроении будущий классик американской литературы покинул Крым.

Добавил Никандрович Никандрович 28 Августа 2017
Комментарии участников:
magmaster
+2
magmaster, 28 Августа 2017 , url

Интересный дядька. Нравятся его афоризмы.



Войдите или станьте участником, чтобы комментировать