* * *
Ученики Школы живописи постоянно митинговали, с утра до глубокой ночи. Они реформировали Школу. Реформа заключалась в выборе старост и устройстве столовой (которая была ранее, но называлась буфет). Странно было видеть, когда подавали в столовой какую-то соленую воду с плавающими в ней маленькими кусочками гнилой воблы. Но при этом точно соблюдался черед, кому служить, и старосты были важны, распоряжались ловко и с достоинством, как важные метрдотели.

* * *

Трамвай ходил по Москве, но только для избранных, привилегированных, т. е. рабочих фабрик и бесчисленной власти. Я видел, что вагоны трамвая полны; первый женщинами, а второй мужчинами рабочими. Они ехали и не очень складно пели «Чёрные дни миновали».

* * *
Когда я ехал на извозчике, которых уж было мало, то он, обернувшись, сказал мне: «Слобода-то хороша, но вот когда в кучу деньги все сложат и зачнут делить, тут драки бы не вышло. Вот что». А я спросил его, а давно он в Москве возит. «Лет сорок», — ответил он.

* * *

Покупал спички у торговца, у Сухаревой башни, поместившегося у панели мостовой, где были кучи пыли, грязи и лошадиной мочи. Около лотка торговца лежал солдат, лицом прямо упирая в пыль. Я спросил торговца, что это он лежит, больной, должно быть. «Не, — ответил торговец, — так свой это, земляк, спит. Да мы знаем, это не всегда так будет, опять подберут. Мы хошь немного поживём по-нашему».

* * *
При обыске у моего знакомого нашли бутылку водки. Её схватили и кричали на него: «За это, товарищ, к стенке поставим». И тут же стали её распивать. Но оказалась в бутылке вода. Какая разразилась брань… Власти так озлились, что арестовали знакомого и увезли. Он что-то долго просидел.

* * *
Власть на местах. Один латыш, бывший садовник-агроном, был комиссар в Переяславле. По фамилии Штюрме. Говорил мне: «На днях я на одной мельнице нашел сорок тысяч денег у мельника». — «Где нашли?» — спросил я. — «В сундуке у него. Подумайте, какой жулик. Эксплуататор. Я у него деньги, конечно, реквизировал и купил себе мотоциклетку. Деньги народные ведь». — «Что же вы их не отдали тем, кого он эксплуатировал?» — сказал я. Он удивился — «Где же их найдешь. И кому отдашь. Это нельзя… запрещено… Это будет развращение народных масс. За это мы расстреливаем».

* * *
Учительницы сельской школы под Москвой, в Листвянах, взяли себе мебель и постели из дачи, принадлежавшей профессору Московского университета. Когда тот заспорил и получил мандат на возвращение мебели, то учительницы визжали от злости. Кричали: «Мы ведь народные учительницы. На кой нам чёрт эти профессора. Они буржуи».

* * *
Я спросил одного умного комиссара: «А кто такой буржуй, по-вашему?» Он ответил: «Кто чисто одет».

* * *
После митинга в Большом театре, где была масса артистов и всякого народа, причастных к театру, уборная при ложах так называемых министерских и ложи директора, в которых стены были покрыты красным штофом, по окончании митинга были все загажены пятнами испражнений, замазаны пальцами.

* * *
— Что бы тебе хотелось всего больше получить на свете? — спросил я крестьянина Курочкина, бывшего солдата.
— Золотые часы, — ответил он.

* * *
— В Дубровицах-то барыню, старуху восьмидесяти лет, зарезали. За махонькие серебряные часики. Генеральша она была.
— Что ж, поймали преступника? — спросил я.
— Нет, чего, ведь она енеральша была. За ее ответа-то ведь нет.

* * *
Один коммунист, Иван из совхоза, увидел у меня маленькую коробочку жестяную из-под кнопок. Она была покрыта желтым лаком, блестела. Он взял ее в руки и сказал:
— А все вы и посейчас лучше нашего живете.
— А почему? — спросил я. — Ты видишь, Иван, я тоже овес ем толченый, как лошадь. Ни соли, ни сахару нет. Чем же лучше?
— Да вот, вишь, у вас коробочка-то какая.
— Хочешь, возьми, я тебе подарю.
Он, ничего не говоря, схватил коробочку и понес показывать жене.

* * *
Нюша-коммунистка жила в доме, где жил и я. Она позировала мне. У ней был «рабёнок», как она говорила. От начальника родила и была очень бедна и жалка, не имела ботинок, тряпками завязывала ноги, ходя по весеннему снегу. Говорила мне так:
— Вот нам говорили в совдепе: поделят богачей — всё нам раздадут, разделят равно. А теперь говорят в совдепе-то нам: слышь, у нас-то было мало богатых-то. А вот когда аглицких да мериканских милардеров разделют, то нам всем хватит тогда. Только старайтесь, говорят.

* * *
Деревня Тюбилки взяла ночью все сено у деревни Горки. В Тюбилке 120 мужиков, а в Горках 31. Я говорю:
— Дарья (которая из Тюбилок, и муж ее солидный, бывший солдат). Что же это, — говорю, — вы делаете? Ведь теперь без сена-то к осени весь скот падет не емши в Горках-то.
— Вестимо, падет, — отвечает она.
— Да как же вы это? Неужто и муж твой брал?
— А чего ж, все берут.
— Так как же, ведь вы же соседи, такие же крестьяне. Ведь и дети там помрут. Как же жить так?
— Чего ж… вестимо, все помрут.
Я растерялся, не знал, что и сказать.
— Ведь это же нехорошо, пойми, Дарья.
— Чего хорошего. Что уж тут… — отвечает она.
— Так зачем же вы так.
— Ну, на вот, поди… Все так.

* * *
На рынке в углу Сухаревой площади лежала огромная куча книг, и их продавал какой-то солдат. Стоял парень и смотрел на кучу книг.
— Купи вот Пушкина.
— А чего это?
— Сочинитель первый сорт.
— А чего, а косить он умел?
— Не-ет… чего косить… Сочинитель.
— Так на кой он мне ляд.
— А вот тебе Толстой. Этот, брат, пахал, косил… чего хочешь.
Парень купил три книги и, отойдя, вырвал лист для раскурки.

* * *
Тенор Собинов, который окончил университет, юридический факультет, всегда протестовавший против директора Императорских театров Теляковского, сам сделался директором Большого оперного театра. Сейчас же заказал мне писать с него портрет в серьезной позе. Портрет взял себе, не заплатив мне ничего. Ясно, что я подчиненный и должен работать для директора. Просто и правильно.

* * *
Шаляпин сочинил гимн революции и пел его в театре при огромном числе матросов и прочей публики из народа.
К знаменам, граждане, к знаменам,
Свобода счастье нам несет.
Когда приехал домой, то без него из его подвала реквизировали все его вино и продали в какой-то соседний трактир. Он обиделся.

* * *
— Теперь никакой собственности нет, — говорил мне умный один комиссар в провинции. — Всё всеобчее.
— Это верно, — говорю я. — Но вот штаны у вас, товарищ, верно, что ваши.
— Не, не, — ответил он. — Эти-то вот, с пузырями, — показал он на свои штаны, — я от убитого полковника снял.

* * *
В Тверской губернии, где я жил в Островне, пришла баба и горько жаловалась на судьбу. Помер у нее сын, выла она, теперь один остался.
— Еще другой сын, тоже кормилец хороший. Не при мне живет, только приезжает.
— Что же, тетенька, он работает что? — спросил я.
— Да вот по машинам-то ездит, обирает, значит. Надысь какую шинель привез, воротник-то бобровый, с полковника снял. Этот-то хоша жив, кормилец.

* * *
В Школу живописи в Москве вошли новые профессора: Машков, Кончаловский, Кузнецов, Куприн — и постановили: отменить прежнее название. Так. Преподавателей называть мастерами, а учеников подмастерьями, чтобы больше было похоже на завод или фабрику. Самые новые преподаватели оделись, как мастера, т. е. надели черные картузы, жилеты, застегнутые пуговицами до горла, как у разносчиков, штаны убрали в высокие сапоги, все новое. Действительно, были похожи на каких-то заводских мастеров. Поддевки. Я увидел, как Машков доставал носовой платок. Я сказал ему.
— Это не годится. Нужно сморкаться в руку наотмашь, а платки — это уж надо оставить.
Он свирепо посмотрел на меня.

* * *
Один староста — ученик, крестьянин, говорил на собрании:
— Вот мастер придет в мастерскую (класс) и говорит, что хочет, и уйдет, а жалованье получает. А что из этого? Положите мне жалованье, я тоже буду говорить, еще больше его.
Ученики ему аплодировали, мастера молчали.

* * *
Один взволнованный человек говорил мне, что надо все уничтожить и все сжечь. А потом все построить заново.
— Как, — спросил я, — и дома все сжечь?
— Конечно, и дома, — ответил он.
— А где же вы будете жить, пока построят новые?
— В земле, — ответил он без запинки.

* * *
Один коммунист по имени Сима говорил женщине, у которой было трое детей, своей тетке:
— Надо уничтожить эксплуатацию детьми матерей. Безобразие: непременно корми его грудью. А надо выдумать такие машины, чтобы кормить. Матери некогда — а она корми — возмутительно.

* * *
Коммунисты в доме поезда Троцкого получали много пищевых продуктов: ветчину, рыбу, икру, сахар, конфекты, шеколад и пр. Зернистую икру они ели деревянными ложками по три фунта и больше каждый. Говорили при этом:
— Эти сволочи, буржуи, любят икру.

* * *
К доктору Краковскому на приём пришёл солдат, говорил, что болит голова. Доктор положил его на кушетку и стал выслушивать и пощупал живот.
— Глухой черт, — закричал солдат, — тебе говорю, голова болит, а чего ты в брюхо лезешь?

* * *
Больше всего любили делать обыски. Хорошее дело, и украсть можно кое-что при обыске. Вид был у всех важный, деловой, серьезный. Но если находили съестное, то тотчас же ели и уже добрее говорили:
— Нельзя же, товарищ, сверх нормы продукт держать. Понимать надо. Жрать любите боле других.

* * *
Когда не было дров, а были холода, то ломали в квартирах пол, паркет, топили им печи, а потом с трудом ходили по одной доске в квартирах. Женщины очень сердились на это.

* * *
Рыболов Василий Захаров, переплетчик, приятель мой, пришел ко мне. Смотрю, у него под глазом синяк.
— Что же это, Василий, с тобой, где это ты?
— Да чего, — говорит, — то же самое, что и было. Подошел я к милиционеру, говорю ему: «Товарищ хожалый, где бы тут пивца раздобыть, бутылочку?» А он как даст мне разá по морде, два. «Вот тебе, — говорит, — хожалый, а вот и пивцо».

* * *
Один молодой адвокат совершенно лишился голоса, ничего не может сказать, хрип один, и потому он стал писать на бумаге и написал, что на митинге адвокатов лишился голоса. Один из моих приятелей ответил ему, что это ему свыше, так как он, вероятно, все сказал, и больше, значит, не надо.

* * *
На кухню моего дома в деревне вошли вооруженные солдаты и спросили у служанки Афросиньи спички и папиросы. Собака моя, колли, Марсик, спряталась под стол и стала лаять.
— Ты что, подлая, лаешь? — и хотели ее стрелять.
Афросинья заступилась за собаку, кричала:
— Почто ее стрелять, собака хорошая.
— А чего она лает, — сказали солдаты.

* * *
В доме, где я жил, был комендант Ильин, бывший заварщик пирогов на фабрике Эйнем. Он говорил:
— Трудная служба (его, коменданта), куда ни гляди — воры. У меня два самовара украли и шубу. У меня, у коменданта. Чего тут.
Он забил досками все парадные входы дома: ходить можно было только через задние двери, выходящие на двор, где он поставил у ворот часовых с ружьями. Тут же, в тот же день у него украли опять шубу у жены его и дочери.
— У меня ум раскорячился, — говорил комендант Ильин. — Ничего не пойму, как есть.

* * *
— Вы буржуазейного класса? — спросил меня комендант Ильин.
— Буржуазейного, — отвечаю я.
— Значит, элемент.
— Элемент, значит, — отвечаю я.
— Не трудовой, значит.
— Не трудовой, — отвечаю.
— Значит, вам жить тут нельзя в фатере, значит. Вы ведь не рабочий.
— Нет, — говорю я ему, — я рабочий. Портреты пишу, списываю, какой, что и как.
Комендант Ильин прищурился, и лицо превратилось в улыбку.
— А меня можешь списать?
— Могу, — говорю.
— Спиши, товарищ Коровин, меня для семейства мово.
— Хорошо, — говорю, — товарищ Ильин, только так, как есть, и выйдешь — выпивши. (А он всегда с утра был пьян.)
— А нельзя ли тверезым?
— Невозможно, — говорю, — не выйдет.
— Ну ладно. Погоди, я приду тверезый, тогда спиши.
— Хорошо, — говорю, — Ильин. Спишу, приходи.
Больше он не просил себя списать.

* * *
Разные девчонки и подростки держались моды носить белые высокие чулки. Подруги ходили парами. Все парами: подруги, значит. В этом была какая-то особенность. Они были очень серьезные и сразу расхохатывались. Они ходили под руку одна с другой, и все куда-то торопились. Но если кавалер заговаривал, они останавливались.
— Я вчера вас, барышня, видел на Тверской, вы с кавалером шли, — говорил молодец.
— Извиняюсь, ничего подобного, — отвечала девица.
Видно было, что свобода в кавычках ах как понравилась девицам. Одна горничная, Катя, очень милая и довольно развитая и добрая, забеременела. Оказался любовник женатый, вроде комиссара: отбирал хлеб, который в деревне ее был, где она была временно на побывке.
— Катя, — говорили ей ее родные, — у тебя были хорошие женихи. Что ж ты замуж-то не вышла? А вот этот-то, женатый, тебя бросил беременной.
— Нешто я знала, что он женатый. Он не говорил. Мне понравилось, что все же он какой ни на есть начальник.

* * *
Были дома с балконами. Ужасно не нравилось проходящим, если кто-нибудь выходил на балкон. Поглядывали, останавливались и ругались. Не нравилось. Но мне один знакомый сказал:
— Да, балконы не нравятся. Это ничего — выйти, еще не так сердятся. А вот что совершенно невозможно: выйти на балкон, взять стакан чаю, сесть и начать пить. Этого никто выдержать не может. Летят камни, убьют.

* * *
Алешка Орчека со станции Титлы, где недалеко от станции была моя мастерская, пришел ко мне и рассказывал:
— Когда я на Лубянке служил, послали нас бандитов ловить на Москву-реку. Они там у реки держались. Мы идем и видим: кто-то трое в водосток лезет, большая труба-то к реке. Мы туда. Да. Они в трубу залезли. Мы их оттуда за ноги. Ну, что смеху-то было.
— Ну, они, что ж, — спросил я, — ругаются?
— Чего тут. Смеху что… — и он смеялся. — Чего ж ругаться. Они мертвые ведь. Мы их в трубе наганами всех кончили.

* * *
Во время так называемой революции собаки бегали по улицам одиноко. Они не подходили к людям, как бы совершенно отчуждавшись от них. Они имели вид потерянных и грустных существ. Они даже не оглядывались на свист: не верили больше людям. А также улетели из Москвы все голуби.

* * *
Ехал в вагоне сапожник и говорил соседям:
— Теперь сапожки-то, чтó стоят. Принеси мне триста тысяч, да в ногах у меня поваляйся — сошью, а то и нет. Во как нынче.

* * *
Товарищ комендант дома Ильин, мрачный, пришел ко мне.
— Что, — говорит, — товарищ Коровин, жить нельзя боле. Хочу уходить.
— Что же такое? — говорю я.
— Ну что… воры, жулики все.
— Да что ж это такое?
— Тебя еще не обокрали?
— Не совсем, — говорю я. — Украли шубу и пальто.
— Это хорошо, — говорит комендант. — Высоко живешь. А я не знаю, как и быть. Деньги ведь у меня разные, казенные тоже… не держу дома: нельзя… Своруют.
— Кто же?
— Все, все… И жена, и дочь, и отец, и все, кто зайдет, — никому веры нет.
— Да что ты, Ильин… Это безобразие.
— Чего тут. Держу деньги, товарищ Коровин, веришь ли, в дровах, в стружках, в помойке или где под камнем, на улице… и то хоронюсь, ночью прячу, чтоб не увидал кто.
— Но отчего же ты, Ильин, при себе не держишь, за пазухой или в сапогах?
— Что ты, нешто можно? Эк сказал. А узнают — непременно убьют. Все жулики. И чего их стреляют — мертво прямо. А их боле и боле еще. Да и то сказать — нельзя же весь народ перестрелять.
— Что же это, — говорю я, — как же тут быть?
— Я думаю так, — говорит Ильин. — Лучше бы все, что ни на есть, деньги, разделили бы поровну — ну и шабаш. Как хочешь потом. Хочешь, пей, хочешь, что хочешь, — и шабаш.
— Ну, а потом-то что ж, товарищ Ильин? — Ну, кто пропьет — значит, опять воровать начнет.
— Да, верно. Что тут делать?
И он, качая головой, с грустью ушел от меня.

* * *
«Повез я картошку, три мешка, в Ярославь продавать. А меня со станции-то в город и не пущают. Отряд, значит, стоит. Говорят мне: „Торговать нельзя боле“. Что тут. А мне какой-то человек и говорит: „Скажи, — говорит, — им про себя, что я, мол, помещиков грабил и жег. Пустят тогды тебя“. Я и подошел к отряду опять и говорю: я так-то и так-то, помещиков грабил, жег. Они глядят на меня, а старшой-то и говорит: „Ладно, — говорит, — óдень, значит, куда девал ты?“ А я не знаю, что сказать. „Ну, — говорит, — где у тебя картофель-то?“ А я, на мешки показывая, говорю: „Во“. А он приказывает, говорит: „Бери“. Те картофель тащут у меня. И говорит: „А его надо рестовать. Потому народные деньги, — говорит, — он утаил. Его, — говорит, — к расстрелу надо поставить“. Я бегом. Во бежал. И спрятался в яме. Беда».

* * *
— А чего ему не жить: дом железом крыт и крашен, одежи много.
— Но ведь он и грамотный, — говорю я.
— Что грамотный… Грамотой-то сыт не будешь. Его за дом-то сажали. Ишь, говорят, дом-то железом крыт. Ну и посадили. В тюрьме-то парашки носил. Выпустили. Все на дом-то глаза пялют: крашеный потому и железом крыт. Все к ему и идут: давай деньги. Не верят, что у него денег-то нет. Ну, двое со станции надысь ему рыло набили больно. Значит, что деньги не дает. Не верят. Дом-то крашен, железом крыт. А у Сергея-то рыбака дом без двора, лачуга, солома. И стекла-то нет в окне — прямо дыра, тряпкой заткнута. К нему никто и не идет. А деньги-то у его есть. Теперь все рвань одна. Нельзя чистую рубаху одеть. Наденешь — все глядят: богатей. Опасно. Ей-ей, опасно. Придут свечи («свечи» назывались отряды красноармейцев с винтовками). Ну и давай яйца, хлеб, масло, кто что. А к Сергею не идут. Чище дом выбирают. Вот надысь к Шаляпину в дачу приходили из Переяславля, пятеро с наганами. Казовые такие. Видно, что начальники.
— Где, — говорят, — у его тут брильянты лежат?
Ну, глядели. Стол у его в комнате заперт, значит. Ну его вертеть. А в столе-то, в ящике, что-то стукает, что-то лежит. Они говорят:
— Брильянты тут, значит.
Ковыряли гвоздем. Открыли. А там пузырек с лекарствием — боле ничего.

* * *
Один, встретивший моего приятеля, сказал ему, подняв палец кверху:
— «Русский бунт, бессмысленный и беспощадный», — так сказал Пушкин. Мы, наша партия, все сделали, чтоб его не было. Ну что же делать — стихия оказалась выше нас. Кадетская партия не могла предвидеть этого.
— Про что же говорил вам Пушкин? Про то именно, что вы не предвидели, — ответил ему мой знакомый.

* * *
Когда в 1919 году совершенно нечего было есть, а есть все же привыкли, то находились дома, люди, какие-то остатки средств, в которых все <еще> сохранилось московское гостеприимство. Среди гостей у этих людей были всегда артисты. Они играли роль утешителей. Приходили и важно шепотом передавали радостные новости:
— Кончается, — говорили, — да, да, кончается. Вчера на Ходынке солдаты все лапти сожгли, да.
Все смотрят с вниманием, что такое.
— Ну и что же?
— Как что, — говорит удивленный артист. — Ясно, что конец.
Его сажали, угощали каким-то пирогом с творогом, с солониной. Артист сидел, ел и говорил совершенно как фельдмаршал, с важностью:
— В понедельник фабрику Абрамовичу вернули. Рабочие пришли с хлеб-солью к хозяину: «Бери, — говорят, — себе назад. Нам без тебя никак не управиться». Ресторан «Эрмитаж» на днях открывается.
— Да что вы, неужели? Кушайте, голубчик, кушайте.
И голубчик кушал…
— Да, — говорит он, — я вчера сказал в банке, как его, Ше… ше… Шешкевичу. Говорю ему: «Ну что вы, товарищ, отдайте вы из сейфа-то Ивану Ивановичу Корзихину-то. Хороший он парень. Ну что вам». — «Ну, — говорит, — для вас только. Пускай завтра приходит».
— Да что вы. Господи. Кушайте, голубчик.
И голубчик кушал.

* * *
Равенство и справедливость. Был жетон: «Да укрепится свобода и справедливость на Руси». Я получил бланк. Бланк этот был напечатан после долгих и многих обсуждений Всерабиса[183] «Заключение работников искусств, отдела изобразительных искусств». В графах бланка значилось:
Размер.
Какой материал.
Холст, краски, стоимость его.
Время потраченного труда.
Подпись автора.
Цена произведения определялась отделом Всерабиса.
В Школе живописи мастера и подмастерья. Все было хорошо, но с подмастерьем было трудно. Их работу надо было расценивать. Трудно было вводить справедливость. Трудно. Кто сюпрематист, кто кубист, экс-импрессионист, футурист — трудно распределить. Чтó все это стоит, по аршину или как ценить? Да еще на стене написано: «Кто не работает, тот не ест». А есть вообще нечего было. А справедливость надо вводить. У Всерабиса и мастеров ум раскорячивался, как они говорили. Заседания и денные, и ночные. Постановления одни вышибали другие. Трудно было, так, один предлагал то, а другой совсем другое. И притом жрать хочется до смерти. Вот как трудно вводить справедливость и равенство. Все ходили измученные, бледные, отрепанные, неумытые, голодные. Но все же горели энергией водворить так реформы, чтоб было как можно справедливее. И их души не догадывались, что главная потуга их энергии — это было не дать другим того, что они сами не имеют. Как успокоить бушующую в себе зависть? А так как она открылась во всех, как прорвавшийся водопад, то в этом сумасшедшем доме нельзя было разобрать с часу на час и с минуты на минуту, что будет и какое постановление справедливости вынесут судьи.
Странно было видеть людей, охваченных страстью власти и низостью зависти и уверенно думающих, что они водворяют благо и справедливость.

* * *
«Мир хижинам, война дворцам» было крупно написано на бывшей гостинице «Метрополь» в Москве.
— Значит, воевать с дворцами. Так, — говорил человек, одетый в поддевку, другому, одетому в тулуп. — Мир, а воевать-то надо нам. Значит, из хижин. Какой же, значит, мир?..
Тулуп слушал и сказал:
— Ежели теперь кто какой дом построит, то в ем и живи сам. Боле ничего. Так велят, значит, теперь. Я говорю им: значит, ежели печник я, значит, в печке мне и жисть вести? А мне говорят: дурак ты, боле ничего. Вот и поди, разбери тут.

* * *
— Ежели кто безлошадный, лошадей у лошадных отбирать. А те без лошадей — ай, помирай. Значит, они опять у лошадных лошадей забирать, значит, зачнут. Тогда что.
— А тогда ты, — говорит другой, — а тогда ты ему его лошадь, что отобрал у него, продай ему. У тебя деньги, а у него она опять. А то у тебя ничего, а тут деньги в кармане у тебя, вот что.
— Вот правильно, ей-ей. Ну и ловко надумали. Верно. А скажи, товарищ, сколько разов-то у него, лошадного-то, лошадь-то угонять себе можно? Скажи, как это-то постановлено?

* * *
— Значит, у купцов все товары взяли, и торговать, значит, нельзя боле. Не наживай, значит, боле. И из лавки его вон. И из фатеры вон, и иди куда хочешь. А товар, значит, его весь раздадут. В череде, значит, всем равно.
— Вот ловко, — говорит слушающий. — А дале как?
— А, значит, дале опять: работать будут товар, только купцам давать нипочем не будут, а сами мастера торговать зачнут. Вот что.
— А как же ему торговать, ежели он при работе?
— Как торговать? Прикащики торговать будут, а деньги тебе, кто работает.
— Вот ловко, вот хорошо придумано. Хорошо прикащиком быть. Вот бы место получить этакое-то. Сам не работаешь, а нажить можно.

а ты бы за белых воевал, или за красных?

А какая разница? Кому-то из них хорошо было?

Я не могу судить о тех временах, но, скорее всего, за легальную власть, и именно в самом начале, еще до гражданской войны, а не в период резни.

Ибо мы получили позор Бресткого мира и потерю территорий, интервенцию, разруху, миллионы погибших, унижение  и голод.

*я не люблю пролетариат* (С)

Не работяг, а именно быдло, жадное, тупое и не желающее хоть чему-то научиться, быдло. Делителей, так сказать, которые прекрасно описаны в материале.

Кстати, мне и царь не по душе — не выношу слабовольных людей.

Но еще больше — всяких люстраторов и огородовладельцев, которым дали  волю и которые считают себя вправе убивать и грабить тех, кто хоть чуть побогаче, поумнее и добился всего своим умом и трудом.

Ты меня выше спрашиваешь: а кто призывает к революции?

Ты что, эти фамилии не слышал?:-)

Не придуривайся.

не придуриваюсь. так кто призывает к революции? ты уверен, что правильно трактуешь термин?

Ну, если ты считаешь, что призывы некоторых *мальцевых* (собранный образ) не есть призыв к революции, тады ой)

Он как говорит: я не призываю к оной, но она будет пятого ноября, то бишь, когда он всех зовет на акции протеста))

И доепаться, по идее, не к чему, дабы не посадили ( хотя он свалил) и, одновременно, завуалированный призыв.

И скажи, что это не так.

Представляешь, я заявлю: нднацатого либерастов будут вешать, поэтому прошу всех собраться там и там в нднадцать часов.

Это призыв или или как?

так к революции призывает «собирательный образ»?

про мальцева что-то слышал, но ты говоришь, он свалил. стало быть, нет больше революционеров? тогда к чему эти панические посты?

А где ты наблюдаешь панику?:-)

Её нет и не было и не будет.

Просто тех, кто желает замутить подобное — нужно вовремя тормозить.

А, кстати, и куда это ходор наш честный бабло вбухивает на рашн революшн? Не во всякие, подконтрольные себе, организации, которые активно принимают участие в оппозиционных митингах?

И ты всерьез уверен, что ходора не поддерживают другие, боле мощные, структуры?

А уж про тысячи троллей в Рунете, которые впрямую призывают к революции\перевороту — я даже упоминать не буду — вот они ррраз -и просто так появились)

Глас народа, скажешь ты? Это фигня. Народу есть, что терять и снова выкусывать вшей на баррикадах никому не хочется.

на ватной бездне же. постоянные посты, а-ля ужос-ужос-революсьён!11

кремлеботы — реальность, как и пропаганда в кремлесми и это на бюджетные деньги. а деньги ходоров меня мало интересуют.

не просто появились, конечно. интернет развивается, песец на россии толстеет — вот и пишут люди. а почему сразу крайности с баррикадами? сменяемость власти — это нормально. ответственность власти — это нормально. но этого нет. есть клептократия, неофеодализм и «кругомвраги, поэтому хавай молча, терпило». вот люди и пишут

Да хорошо, хорошо.

Это только кремлеботы пропаганду вкидывают.

Успокойся.

разве я сказал только? там больше про бюджетные деньги было, смекаешь?

не переживай за моё душевное, я спокоен. у нас, конечно, бывает, что 75 лет всем кузину маму показываем, а потом, внезапно, голодные очереди и другая страна.

но, думаю, что нынешнее болото будет медленно гнить ещё не один год. даже если брежнев 2.0 поймает табакерку, то останется система и менятся она будет медленно.

и никакой революции не будет. может будут очередные «приморские партизаны», но ничего массового

Ты мне вот что объясни: почему сменяемости власти так резко возжелали не работяги простые, а 3-5% рукопожатных, блоххеров, троллей, школьников и фриков ?

*Мы хотим сменяемости*..

Прекрасно, хотите. Но зачем вы за всех остальных решаете и зачем?

Судя по антироссйиской истерии в западных СМИ  странно, что вопли *путин должен уйти* практически совпадают с желаниями либерастов и свидомых)

Ты как считаешь — это совпадение?)

кажется, с постепенной победой холодильника над телевизором, даже аудитория соловьиного помёта начинает что-то подозревать, а не только блоггеры.

кто за всех решает? я только за себя говорю

Теперь по поводу *приморских уебков*.

Ты считаешь их героями?

Серьезно?

Это ведь реально отморозки, один из них дезертир с моей бригады, другой ислам принял уже на зоне, стукнули по голове женщину-таксиста и катали её в багажнике, решая, где её прикопать, потом невиновного мента убили....

Это, млять, *партизаны*?

Не дай Боже тебе попасть под таких вот нелюдей.

там в кавычках

на ватной бездне же

 Вытащи вату из ушей и глаз — откроется мир, о котором, похоже, ты и понятия не имеешь

К сожалению легальной властью являлось Временное правительство, которое толком ничего не контролировала и ничем не управляла.

И гражданская война по сути закончилась, едва начавшись уже весной 1918 года, но интервенция, в которой кто только не участвовал продлил агонию на 4-ре года.

Кстати про Брестский мир, а японцы с американцами на дальнем востоке, а англичане в архангельске, а Деникины и Колчаки кем только не вооружаемые под обещания фактически сдать Россиию, как к примеру сейчас Порошенко сдает Руину....

Список держав Антанты и их союзников, принявших участие в интервенции[править | править вики-текст]

Главнокомандующий Вооружёнными силами Юга России А. И. Деникин и английский генерал Ф.Пулл (ноябрь 1918)

Памятник Жертвам интервенции (Мурманск)

Монумент жертвам интервенции 1918—1920, Архангельск
Флаг Великобритании Великобритания — СПСР (Силы Поддержки Северной России) численностью до 28 тыс. чел (эвакуированы июнь-октябрь 1919), военная миссия, Южно-Русский Танковый отряд и 47-я эскадрилья при Вооруженных Силах Юга России, также — интервенция в Закавказье (Грузия).
с марта 1918 Архангельск
с октября 1918 Мурманск
с конца 1918 Балтийское море — 6-я британская лёгкая крейсерская эскадра Эдвина Александра-Синклеира (англ. en:Edwyn Alexander-Sinclair), заменённая в январе 1919 года 1-й эскадрой лёгких крейсеров контр-адмирала Кована
с июля до ноября 1919 — Ревель, Нарва (Добровольческий учебный танковый отряд)
Севастополь (с декабря 1919), Новороссийск (12-26 марта 1920) — британская военная миссия при ВСЮР, Южно-Русский Танковый отряд (с 12 апреля 1919 в Батуме, затем Екатериноград, Царицын, Новороссийск, Крым; выведены 28 июня 1920), 47-я эскадрилья (Царицын, Крым, март 1919 — март 1920).
Чёрное море — 6 линейных кораблей, 1 гидрокрейсер и 13 эсминцев (1920)
Каспийское море — 11 боевых кораблей и 12 береговых катеров-истребителей (1920)
Закавказье (с августа 1918 Баку, с декабря 1918 Батуми, затем Красноводск, Петровск, Шуша, Джульфа, Эривани, Карс и Гагры). Выведены в июле 1920.
Владивосток — с апреля 1918 (25й батальон Собственного герцога Кембриджского Миддлсекского полка в 829 чел., и другие части).
Британские колонии и доминионы:
Австралия Австралия — с октября 1918 Архангельск, Мурманск (выведены 11 июня 1919) 4000 солдат.
Канада Канада — с октября 1918 Архангельск, Мурманск 500 артиллеристов (выведены 11 июня 1919), Сибирь 3500-4000 солдат (выведены апрель 1919).
Британская Индия Индия — батальоны Месопотамских экспедиционных сил, Закавказье 1919—1920.
Флаг США (48 звёзд) США — с августа 1918 участие в СПСР, Архангельск, Мурманск (выведены июнь-октябрь 1919). По соглашению между интервентами охраняли Транссиб на участках от Мысовска до Верхнеудинска и от Имана до Владивостока (выведены январь-март 1920). Общая численность американских войск на Севере России до 6000 человек, в Сибири до 9000 человек.
Флаг Франции Франция — с марта 1918 север России (крейсер «Адмирал Об»), участие французских артиллеристов в составе команды бронепоезда Мурманско-Петроградской железной дороги.
С августа 1918 — высадка в Архангельске, участие в СПСР, до 1 октября 1919 эвакуированы.
Юг России (Одесса, Херсон, Севастополь) ноябрь 1918 — апрель 1919.
Сибирь — Сибирский колониальный пехотный батальон и Сибирская батарея колониальной артиллерии.
Колониальные французские войска (Одесса, ноябрь 1918 — апрель 1919) — 4-й африканский конно-егерский полк, 21-й полк туземных стрелков, 10-й полк алжирских стрелков, 9-й батальон 8-го полка алжирских стрелков, 1-й маршевый индокитайский батальон; Севастополь — 129-й батальон сенегальских стрелков.
Италия Италия -
Участие в СПСР (Мурманск), сентябрь 1919 — август 1919. 2000 солдат
Сибирь и Дальний Восток — ноябрь 1918 — август 1919 (Иркутск, Красноярск)
Греция Греция -
с начала 1919 до апреля 1919 (Одесса). Около 2000 чел.
Чёрное море ноябрь 1918 — март 1920 2 линейных корабля, 1 линейный крейсер, 8 эсминцев, 1 госпитальное судно и 1 транспорт
Флаг Румынии Румыния — оккупация Бессарабии в начале 1918
Флаг Польши Польша — контингент в составе СПСР (Мурманский отряд) (1918—1919),
Советско-польская война 1919-20 (Войско польское, подпольная «Польская военная организация»)
Япония Япония — Владивосток, участок Транссиба от Верхнеудинска до Хабаровска и Имана, Сахалин с апреля 1918. Выведены в 1921. Две дивизии численностью примерно 28 000 штыков. Помимо частей регулярной армии, после начала интервенции были сформированы вооруженные отряды из «резидентов» — проживавших в Сибири этнических японцев (в частности, в Благовещенске-на-Амуре был создан отряд численностью более 300 чел., действовавший под командованием японских офицеров)[7].
Китайская Народная Республика Китай — активного участия в интервенции не принимал
Дальний Восток — бронепалубный крейсер II ранга «Хайжун» (海容) под командованием коммодора Линь Цзянчжана (林建章), части 33-го пехотного полка 9-й пехотной дивизии под командованием Сун Хуаньчжана (宋焕章), подразделения охраны и отряды пограничников
Забайкалье — «бригада Ханя» (подчиненна японцам).
Архангельск и Мурманск 1918—1919 — китайский батальон
Также в составе СПСР находились: Сербия сербский батальон, финские Карельский легион (Карельский полк) и Финский Мурманский легион (соответствовавший бригаде), датский добровольческий батальон (800 штыков).

Доплнение. Думаю ты пошел бы по пути генерала Брусилова и тез генералов ген.штаба РИ, которые перешли на сторону большевиков. Их было больше, чем в обратную сторону.

Спорно.

Я никогда не позволяю себе идти на поводу большинства.

Если я увижу, что большинство оьразуется из тех, кто идёт за крикунами, то бишь, искусственно становится большинством — я тем боле отвернусь против.

Не скажу, что бы мне лично был Колчак был приятен — казни и суета с Западом — позор.

Но, как адмирал он был далеко не плох.

Правда, в фильме — еврей Хабенский, играющий ярого антисемита Колчака — меня, мягко говоря, отвратило.

Я ничего против самого Хабенского не имею, но, увы, тут реально хрень получилась.

Врангель.

Опытный мужик, уважаемый в своей среде, но, к сожалению, не смог свою, уже и так раздбродившую армию, привести в порядок.

У них были шансы всё привести в порядок изначально.

Но ни ставку сделали на *заграница нам поможет* и на репрессии, чем, само собой, в своей пропаганде, пользовали Красные.

Хотя тоже не стеснялись растреливать заложников.

Тут даже не *время такое*, тут попросту была тема — или ты, может быть, получишь хоть что-то во имя идеалов, которые тебе неведомы и не очень понятны, или тебя прикопают в общей могиле.

Серафимович, *Железный поток* — вот там вообще здец описание гражданской войны.

***

За поворотом остановились, и казаки стали рыть себе общую могилу. ...

***

И вдруг не то возбужденно-радостный, не то по-звериному злобный голос из казачьей цепи:

— Бачь! та це ж ты, Хвомка!!! Ах, ты ммать ттвою крый, боже!..

И сейчас же из-за дерева воззрился говяжьими глазами молодой гололицый казачишка, весь вылез, хоть стреляй в него.

А из солдатской цепи также весь вылез такой же гололицый Хвомка:
— Це ты, Ванька?! Ах, ты, ммать ттвою, байстрюк скаженний!..

Из одной станицы, с одной улицы, и хаты рядом под громадными вербами. А утром, как скотину гнать, матери сойдутся у плетня и калякают. Давно ли мальчишками носились вместе верхами на хворостинках, ловили раков в сверкающей Кубани, без конца купались. Давно ли вместе спивалы с дивчатами ридны украинские писни, вместе шли на службу, вместе, окруженные рвущимися в дыму осколками, смертельно бились с турками.

А теперь?

А теперь казачишка закричал:
— Шо ж ты тут робишь, лахудра вонюча?! Спизнался с проклятущими балшевиками, бандит голопузый?!
— Хто?! Я бандит?! А ты що ж куркуль поганый… Батько твий мало драл с народу шкуру с живово и с мертвово… И ты такий же павук!..
— Хто?! Я — павук?! Ось тоби!!! — откинул винтовку, размахнулся — рраз!

Сразу у Хвомки нос стал с здоровую грушу. Размахнулся Хвомка — рраз!
— На, собака!

Окривел казак.

Ухватили друг дружку за душу — и ну, молотить!

Заревели быками казаки, кинулись с говяжьими глазами в кулаки, и весь сад задохся сивушным духом. Точно охваченные заразой, выскочили солдаты и пошли работать кулаками, о винтовках помину нет, — как не было их.

Ох, и дрались же!.. В морду, в переносье, в кадык, в челюсть, с выдохом, с хрустом, с гаком — и нестерпимый; неслыханный дотоле матерный рев над ворочавшейся живой кучей.

Казачьи офицеры, командиры солдат, надрываясь от хриплого мата, бегали с револьверами, тщетно стараясь разделить и заставить взяться за оружие, не смея стрелять, — на громадном расстоянии ворочался невиданный человеческий клубок своих и чужих, и несло нестерпимым сивушным перегаром.

— А-а, ссволочи!.. — кричали солдаты. — Нажрались, так вам море по колено… мать, мать, мать!..
— Хиба ж вам, свиньям, цию святую воду травить… мать, мать, мать!.. кричали казаки.

И опять кидались. Исступленно зажимали в горячих объятиях — носы раздавливали, и опять без конца били кулаками, куда и как попало. Дикая, остервенелая ненависть не позволяла ничего иметь между собой и врагом, хотелось мять, душить, жать, чувствовать непосредственно под ударом своего кулака хлюпающую кровью морду врага, и все покрывала густая — не продыхнешь — матерная ругань и такой же густой, непереносный водочный дух.

Час, другой… все — исступленный мордобой, все — исступленный матерный рев. Никто не заметил — стало темно.

Два солдата долго в темноте старательно лупили друг друга, кряхтя, матюкая, да на минутку оторвались, всмотрелись друг в друга.

— Це ты, Опанас?! Та що ж ты, мать твою в душу, лупишь мене, як сноп на току!
— Ты, Миколка? А я думав — козак. Що ж ты, утроба поганая, усю морду мени расковыряв, що я тоби сдався, чи казенный, чи що?

Отирая кровавые лица, переругиваясь, медленно отходят в цепь и в темноте ищут свои винтовки.

А рядом два казака, долго крякая, возили друг друга кулаками, по очереди сидели друг на друге верхом, потом вгляделись:

— Та що ж ты на мени ездишь, туды и растуды тебе, як на старом мерине?!
— Це ты, ты, Гараська?! Та що ж ты не кричав? Тильки матюкается, як скаженний, а я думав — солдат.

Ведут четырех захваченных в станице казаков и допрашивают их на ходу. У них померкшие глаза; лица в синяках, кровоподтеках, и это сближает с солдатами.

— Що ж вы, кобылятины вам у зад, вздумали по морде? Чи у вас оружия нэма?
— Та що ж, як выпилы, — виновато ссутулились казаки.
У солдат заблестели глаза:
— Дэ ж вы узялы?
— Та ахвицеры, як прийшлы до блищей станицы, найшлы у земли закопани в саду двадцать пять бочонкив, мабуть, с Армавиру привезлы наши, як завод с горилкою громилы, тай закопалы. Ахвицеры построилы нас тай кажуть: «Колы возьмете станицу, то горилки дадим». А мы кажем: «Та вы дайте зараз, тоди мы их разнесем, як кур». Ну, воны дали кажному по дви бутылки, мы выпилы, — а йисты не позволилы, щоб дущей забрало. Мы и кинулысь, а винтовки мешають.
— Э-э ссволочи!!! — подскочил солдат. — Як свиньи, — и со всего плеча размахнулся, чтоб в зубы.
Его удержали:
— Посто-ой! Ахвицеры стравилы, а его бьешь?
За поворотом остановились, и казаки стали рыть себе общую могилу.

***

Страшно еще раз представить гражданскую войну.

А в *Кочубее*?

Да не дай Б-г такое еще раз.

Это эмоции.

Брусилов до последнего пытался остановить хаос. Не справился, как и многие другие.

Но, когда увидел, чтоделают большевики с ленинынм во главе — присоедтнилдся к строительству государства

Значит, Брусилов или не имел уважения среди военных и солдат или пошел по течению. Или слишком поздно попытался.

Слишком дорого строительство нового государства обошлось для всех.

Это моё имхотеповское.

Друже, прошу прощения, надо рулить домой потихонечку.

Жму руку!

Значит, Брусилов или не имел уважения среди военных и солдат или пошел по течению. Или слишком поздно попытался.

Слишком дорого строительство нового государства обошлось для всех.

Имел и очень большое. Шел все время по течению, это теволюция с большевиками шли против. И не поздно. Поздно было тогда, когда в 1-ю мировую вляпались, причем одни из главных инициаторов.

Строительство нового государства обошлось дорого, тут спорить не о чем, просто другого выхода уже не было.

… вообще понять не могу, на что они расчитывают? Стать наиболее удачливыми героями подобных воспоминаний? Где они, блин, видели революцию, которая закончилась хорошо?

Нигде не видели)

Просто нужно отделять наивных вьюношей от проженных пропагандистов, для которых революция в России — цель, точнее, даже не их личная, а тех, кто за ними стоит.

Ну и добавим чисто жеждущих под шумок пограбить.

у кого цель — революция?

сколько раз ты празновал 7 ноября?

А что все о прошлом? Прошлое надо помнить, иногда прошлое надо уважать.

Давай о будущем. Ты за что топишь? Забыл что в прошлом произошло? Вот тебе напоминают.

Просто он стесняется сказать, что на этом зарабатывает свои сребренники...))))

Ученики Школы живописи постоянно митинговали, с утра до глубокой ночи. Они реформировали Школу. Реформа заключалась в выборе старост и устройстве столовой (которая была ранее, но называлась буфет). Странно было видеть, когда подавали в столовой какую-то соленую воду с плавающими в ней маленькими кусочками гнилой воблы. Но при этом точно соблюдался черед, кому служить, и старосты были важны, распоряжались ловко и с достоинством, как важные метрдотели.

 Так вот эти «старосты» потом заполонили всю вертикаль власти, в первую очередь ВКП(б) и в 30-х, когда Сталин начал возвращать СССР в нормальную государственность (социализм отображал только государственнную (!) собственность на средства производства), эти вот «старосты» в ВКП(б) ответили репрессиями, с которыми теми же репрессиями пришлось справляться Берии.

Проживи Сталин еще хотя бы 5-6 лет, партия уже при его жизни была отстранена от управления страной.

Так и не коснётся, потому что не дадут.

Какое дно… Спасибо, что выложили!

Не, у ксюшади и у анального всё получится! У тебя ж на уркаине получилось)))

Стараешься охранять от «охранительных» постов? Береги пост с молоду, а камент к обеду. 

охранять, ступорок? каким образом? даже н этому не поставил

Дык с дешевого тролля какой ещё спрос, Ле-Кукиш в кармане твоё всё. 

Как же надо было мордовать людей, чтобы они стали такими? Сейчас таких и найти трудно, хоть сволочи и хватает… Одного индейкина взять… И у автора не видно, что началось-то всё в феврале семнадцатого.

Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный! (с)Александр Сергеевич Пушкин, «Капитанская дочка»

Вчера Григорий принес ранее почти не использовавшийся здесь мем — «Кисломордые». Очень точно подходит к дневальным пановым. 

Тоже неплохо)))

Я таких называл всегда *глистогубые*.

Смеятся над необразованным народом просто, сложно ликвидировать безграмотность. До революции не сильно рвалась власть ликвидировать эту самую безграмотность.

Согласен полностью с Вами!

Неграмотность — бич любого государства.

извините не понял, кто смеется?

Тот кто написал эти фразы.

т.е. Коровин?

Да ну! Вы же не правильно поняли, он вовсе не смеется, он удивляется феномену потери ума и нравственности. Вот же пример:

Я сказал одному «умному» парню: «Слыхал, в Самарской-то губернии лошади взбунтовались, сели на пролетки, а народ заставили возить себя. Слыхал». — «Вот так штука, — сказал он и, посмотрев, добавил: — Неужто. Во ловко-то».

 А вообще художник  К.А. Коровин был также и незаурядным писателем. Почитайте его рассказы, они опубликованы. Особенно ему удавались (на мой вкус) рассказы об охоте и животных.

Я не говорю про то каким писателем был автор, я говорю про конкретные фразы. Это как сейчас считать Макаревича предателем и плясать под «Вот, новый поворот...» Например высказывание про лошадей можно и сечас упомянуть рассказывая про «тупую школоту». Просто тогда безграматность была поголовной среди крестьян и большей части рабочих, а автор фраз не сталкивался с ними раньше, вот он и смеётся. Хотя это совсем не смешно.

Вы видимо предлагаете безграмотность ликвидировать порошенковским методом. Помнится он Путину обещал установить мир на Донбасе за две недели, предполагая вырезать всех недовольных....))))

Вы смеётесь? При чём тут порошенко?

Именно смеюсь!

Ты меня или не услышал или невнимательно читал: я был бы за власть, легальную, чтобы не допустить того хаоса, который наступил во время *революции* и гражданской войны.

Так что и эмиграций, ям и виселиц не произошло.

Почитай Хождение по мукамТам все доходчиво разложено, хотя, есстесна, и с уклоном *слава большевикам*.

Повторю: проблемы государства революцией не решаются.

Огромный риск потерять всё, вплоть до самой государственности и суверенитета.

Поэтому нужно что-то менять спокойно, разумно, взвешено и ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ аккуратно, а не так: долой, млять, грабим награбленное.

Не считаю, что ты бы пожелал стать жертвой от рук революционных шароваров во имя каких-то будущих идеалов)

Ты хоть в курсе, когда появилось разделение: белые\красные?

Оне не читают и не рефлексируют, оне — распространяют. 

И услышал и внимательно читал. Уговаривать и переубеждать его бесполезно. Он враг России. России как государства. Причём враг мелкий и пакостливый, сидящий на зарплате у врагов крупных и грозных!

ну, всё. туши свет. шесть баранов нашел врага россии))

Тушить свет для того чтобы Вам спрятаться было легче? Не выйдет, гражданин Гадюкин! Найдём и обезвредим! Даже в темноте найдём! Даже в темноте обезвредим!

ты ещё нефтяные поля не отбил, лалка

Дык не волнуйся так! И отбивать ничего не придётся, сами освободите. Жалко конечно, что всё оборудование уничтожите и перепортите… Ну тут уж ничего не поделаешь. Сущность ваша такая, холопская. Для этого и захватывали… Ничего, наладим испорченное и добычу возобновим....

Ты, может, и не враг, ты сам не знаешь, что тебе надо, кроме как *путин уходи*.

Что делать дальше — ты не имеешь понятия.

Кто-то, например, Басаев, считал себя другом России, мол, ваша власть говно и агрессор, поэтому мы вас будем убивать, пока вы отсюда не уйдете.

Друг русских, представляешь?:-)

Умаров тупо ненавидел Россию, но тоже вякал о коррупции, предателе великого русского народа Путине, но о Халифате /Имарат Кавказ/ до Дона не забывал — или все будут жить по шариату или пусть уходят.

Тоже, млять, друг русских)))

\

Так что таких *друзей* много и их нужно различать — ху из ху)

А уж политковская, латынина, альбац, гойзман и так дале — вообще лепшие друзья и патриоты) Только о нас, быдле, и думают: чтобы нам лучше жить стало, а для этого нужно, чтобы ушел Вова и мы помирились с Западом)

Уныло, лживо, гнило.

очень паново-туркишей напоминает. Все досиижения и успехи игнорируюися ошибки и бардак выпячивается