«Те, кто сегодня критикует Иран, будут бороться за него» Помощник президента Владимир Кожин о перспективах оружейного рынка и жизни под санкциями

отметили
43
человека
в архиве

источник: im3.kommersant.ru

Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ

 

07.02.2018

Официальные итоги российского экспорта вооружений президент Владимир Путин подведет весной, но, как считает его помощник по военно-техническому сотрудничеству (ВТС) Владимир Кожин, санкции финальных показателей не испортят. В интервью корреспонденту “Ъ”Александре Джорджевич он рассказал, какое влияние на российскую оборонку оказывает давление США, кому и какое вооружение реально продать в обозримой перспективе, а также пояснил, почему Россия согласилась продать Турции зенитные ракетные системы С-400. Он также признался, что опубликованный Вашингтоном «кремлевский список» вызвал у него только разочарование.

— Чем для вас и для российского оружейного экспорта запомнился 2017 год?

— Год действительно был непростым, с учетом всех событий, которые происходили, это еще мягко сказано. Итоги будет подводить президент, но предварительные результаты мы оцениваем положительно. Планы, которые ставились, реализуются. Часть контрактов буквально в последние дни декабря выполнялась, шли отгрузки продукции. Предварительно план поставок на 2017 год был выполнен и составил примерно $15 млрд, вероятно, даже чуть больше. Общий портфель не снижается, несмотря ни на что, он составляет около $45 млрд. А новых контрактов на поставку вооружения, военной техники, оказание профильных услуг в 2017 году заключено на сумму более $16 млрд.

В 2017 году довольно сильно изменилась география наших потенциальных партнеров. Мы начали не просто разговаривать, но и заключать контракты, проводить серьезную предконтрактную работу со странами, которые раньше или очень мало закупали у России, или не закупали вообще, например Саудовская Аравия, Катар, Бахрейн, Нигер.

— Последний пакет санкций США для оружейного экспорта чувствителен? То, что вы оказались в «кремлевском списке», вам как-то навредило?

— Говорить о том, что новый список ничего не значит, нельзя. Однако складывается такое впечатление, что ряд коллег — американского истеблишмента — остались в ХХ веке. Читая так называемый «кремлевский список», я вспоминал историю: примерно с середины прошлого века наше государство, тогда еще СССР, постоянно находилось под американскими ограничениями. Так, в 1949 году США, Великобритания, Канада, Франция, ФРГ, Австралия, Япония и др., объединились в Координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ), который на протяжении десятилетий составлял перечни «стратегических» товаров и технологий, не подлежащих экспорту в страны соцлагеря. Организация была упразднена лишь в 1994 году. В 1974 году в США была принята известная поправка Джексона—Вэника, просуществовавшая до 2012 года. Ну и что? Каков был эффект всех этих мер? Разве у нас развалилась промышленность, мы встали на колени, стали просить и умолять о помощи? Нет, наоборот, и в космос полетели, и заводы строили, и развивались. Мне кажется, что американцы не совсем понимают, что санкции — это путь в никуда. Поэтому «кремлевский список», кроме разочарования, сожаления, ничего у меня не вызвал.

Есть информация, что имеется еще секретная часть доклада… Допустим. Тогда встречный вопрос к американским коллегам — ну а как вы собираетесь вообще дальше двигаться? Есть области, где без нас США вообще не обойтись. Министр обороны под санкциями, министр иностранных дел тоже. С кем вы будете разговаривать и как? Это просто абсурдная ситуация, настоящее зазеркалье.

Что касается нас, конечно, это не добавляет какого-то удовольствия в работе. Но мы живем в этих условиях все эти годы, и будем продолжать развиваться. Я уверен, что американцы пойдут и дальше, будут продолжать вводить санкции против конкретных организаций и людей, но мы к этому готовы.

— А что касается ограничений, накладываемых на предприятия ОПК? Есть ли понимание как с ними работать?

— Это серьезный вопрос. Особенно нас тревожит пункт о том, что американские коллеги пытаются распространить свою юрисдикцию и воздействие на третьи стороны — страны и их правительства. Они претендуют на истину в последней инстанции, на то, что только они в этом мире определяют, кому и что можно делать, что следует покупать, а что не следует. И это не просто слова: мы знаем, что уже есть активное, очень грубое давление на руководителей государств, которые хотят сотрудничать с нами в области ВТС. Опять-таки, ничего, кроме удивления и непонимания, это не может вызывать. Дело в том, что мир изменился. Когда-то на звонок из Вашингтона некоторые страны реагировали очень нервно или занимали позицию «Есть! Будем исполнять!». Сейчас это не так: у каждой страны есть свои интересы, а для этого необходимо обладать серьезными возможностями, в том числе и по линии вооружений. Все хотят иметь лучшее, самое современное и эффективное вооружение, поэтому многие партнеры продолжают курс на сотрудничество с Россией, несмотря на такое неприкрытое, массированное, иногда даже циничное давление.

— Наверное, нельзя отрицать, что санкции уже меняют и будут менять географию российского ВТС? Какие-то новые тенденции можете отметить?

— В контексте географии я бы не стал говорить, что у нас появляются какие-то уклоны — левый или правый, это просто мировые тенденции. Почему большинство стран Ближнего Востока и Северной Африки закупают наше оружие? Очевидно, что это ситуация диктует такой выбор. И война в Сирии, и все, что творится в Египте, на Синайском полуострове, в Ливии и в соседних странах порождает очень большую потребность в современном вооружении — вот поэтому мы и присутствуем на этих рынках. Но даже те страны, где стабильная обстановка,— Саудовская Аравия, Бахрейн, Катар — тоже стали серьезно модифицировать свою работу в области укрепления обороноспособности, диверсифицировать ее. И если раньше на этих рынках неизменно главенствовали США, то сегодня ситуация меняется.

Нет ничего удивительного в том, что страны Ближнего Востока хотят покупать наше вооружение, которое доказало свою эффективность. Ближайшие к этому региону страны Северной Африки, и Центральной Африки, да практически весь африканский континент буквально охвачен нашим ВТС — с севера до юга. Но и ряд государств со сходными угрозами среди стран Юго-Восточной Азии и Латинской Америки также проявляют высокий интерес к поставкам нашей техники. То есть контуры сотрудничества по военно-технической линии формируются там, где у государств появляется необходимость надежно обеспечить свою территориальную целостность и суверенитет. И происходит это в различных частях мира.

— Египет решил закупить вертолетов Ка-52К «Катран» для оборудования кораблей типа Mistral. Когда ждать контракта?

— По К-52К в прошлом году решение было принято, в мае 2017 года Россия была официально объявлена победителем в этом тендере. Сейчас идет предконтрактная работа, дорабатываются детали и согласовывается количество планируемых к приобретению вертолетов и имущества, необходимого для их последующей эксплуатации. При этом параллельно продолжается активная работа по теме Mistral с точки зрения их дооснащения остальным оборудованием: системами вооружения, системами управления. У нас есть преимущество перед теми, кто также хочет получить эти заказы, и надеемся, что египетские коллеги это оценят. Пока переговоры не закончились, но в 2018 году все будет ясно.

Египет очень был заинтересован в системах ПВО, и в прошлом году мы выполнили полностью обязательства по контракту на поставку зенитных ракетных систем «Антей-2500». Это современный противовоздушный комплекс, идет обучение египетских специалистов и обкатка этого комплекса в Египте. Были разговоры о дополнительных комплексах этой системы, но пока ясности нет — ведутся переговоры.

— По итогам эксплуатации военной техники в Сирии проявился ли интерес к бомбардировщикам Су-32 и истребителям Су-35? С кем ведутся предконтрактные переговоры?

— Есть интерес, и достаточно большой. Это, конечно, страны Ближнего Востока и Северной Африки: здесь идут переговоры и по Су-32, и по Су-35. Есть и официальные обращения о поставке от этих стран. Наиболее продвинутая ситуация по истребителям Су-35 в Индонезии, где достаточно продолжительное время шли переговоры и сейчас они практически на финальной стадии.

— Но именно при заключении этого контракта в прошлом году возникли задержки — с чем это связано?

— Во-первых, в Индонезии в прошлом году, как и во многих странах, произошли серьезные изменения в области ВТС. Там проводится политика, подобная индийской программе Made in India. Теперь в Индонезии все, что связано с ВТС, должно иметь определенные параметры встречной торговли. Речь идет не о локализации, а скорее об офсетных программах. Это потребовало дополнительных раундов согласований. Во-вторых, это еще один пример оказания давления на наших партнеров. Недавно состоялся наш рабочий визит в Индонезию для обсуждения в том числе и вопросов по данному контракту. Накануне поездки в Индонезию прибыл министр обороны США, и все то, о чем мы говорили выше, имело место в полном объеме.

— Вопрос по Су-35 будет решен к августу, как недавно заявил посол Индонезии в России?

— Думаю, что в самое ближайшее время точка будет поставлена. По крайней мере, в ходе моего последнего визита в Индонезию удалось найти устраивающие обе стороны решения по оставшимся вопросам, дальше — вопрос технических нюансов и времени на их согласование. Вообще же мы надеемся, что в этом году будут результаты не только с Индонезией, но и с другими странами: и по Су-32, и по Миг-29 и, естественно, по Су-35.

— 2017 год запомнился подписанием контракта на поставку систем С-400 Турции. Соизмерима ли выгода с рисками от ее продажи в одну из стран НАТО?

— Что касается рисков от продажи системы С-400 Турции, то они минимальны: готовую продукцию скопировать и произвести крайне затруднительно. Что касается наших геополитических интересов, я думаю, они очевидны: Турция — это наш ближайший сосед, мы заинтересованы в том, чтобы в Турции была стабильная, прогнозируемая политическая ситуация. И если говорить о поставках наших комплексов ПВО, то это как раз кирпич в это долгосрочное, прогнозируемое, стабильное сотрудничество. На данном этапе мы говорим исключительно о поставке этого вооружения, но турецкая сторона активно говорит о развитии, переходе на производство элементов системы на территории Турции. Хотя и первый этап уже подразумевает глубокую интеграцию: это ведь не просто отгрузка, но и обучение большого количества людей обращению с этой новой техникой. Это постоянная кооперация, взаимодействие, создание ремонтных баз комплексов. То есть сотрудничество не на год, не на два, а большую перспективу, элемент доверия совершено другой, уже не просто на словах, а на деле. Это позволяет полагать, что непростые периоды во взаимоотношениях России и Турции больше не повторятся. Поэтому, конечно, мы были заинтересованы в расширении этого контракта. Он подписан, он абсолютно взаимовыгоден, он продолжительный, и сейчас идут переговоры по второй фазе проекта, касающейся возможностей технологического сотрудничества.

— На каких условиях договорились о закупке С-400 Москва и Эр-Рияд? О каком количестве систем идет речь?

— С Саудовской Аравией переговоры шли сложно, но документы подписаны, параметры их известны. Не могу сказать, что там все у нас гладко: переговоры продолжаются, в первую очередь потому, что партнеры настаивают сразу на резком рывке, подразумевающем и поставки, и передачу технологий. Мы же, обладая достаточно большим опытом, уважая и оценивая потенциал партнера, предлагаем все-таки двигаться step by step. Сначала поставка законченного вооружения, освоение и понимание его, ознакомление наших специалистов с возможностями противоположной стороны. Это сложная цепочка, поэтому мы и говорим партнерам, что не надо спешить. Все готово, все согласовано, давайте начнем с поставок и параллельно обсудим локализацию. Надеюсь, что в самое ближайшее время мы все-таки закончим. Потому что речь там не только о «Триумфе», у нас с Саудовской Аравией контракты более широкого плана. Речь о нашем стрелковом оружии и об организации его производства в этой стране.

— Кроме авиационной техники, страны Ближнего Востока и Северной Африки наверняка заинтересованы и в закупке нашей сухопутной техники?

— Да, наша сухопутная техника действительно интересует многие страны. По танкам мы в прошлом году начали, а в этом году продолжим исполнять достаточно серьезные контракты по поставкам танков Т-90 различных модификаций в Ирак и во Вьетнам. Что касается линейки наших БТР — это одна из самых востребованных позиций. Проще будет назвать страны, где их нет. Большим спросом пользуется наша легкая бронированная техника и джипы, оснащенные зенитным, пулеметным вооружением, стрелковое вооружение производства концерна «Калашников».

За последнее время мы получили более 30 обращений только от стран Ближнего Востока и Северной Африки на поставку сухопутной техники российского производства. Стрелковое вооружение в прошлом году получили многие страны этого региона, включая Ирак, Бахрейн, Королевство Саудовская Аравия.

— А что касается нашей новой экипировки «Ратник»?

— Дело в том, что «Ратник» до недавнего времени мы никому не предлагали, потому что его экспорт был запрещен. И только в прошлом году комплект получил разрешение на право продажи третьим странам. Поэтому сейчас начинается активная маркетинговая работа. У нас уже есть заявки на «Ратник», и от стран Ближнего Востока и Северной Африки в том числе.

— Как идет реализация проекта с Иорданией? Они интересовались бомбардировщиками Су-32.

— Да, и переговоры продолжаются. Иордания имеет позитивный опыт сотрудничества с нами: несколько лет назад мы создали там производство РПГ. Завод успешно функционирует. В 2017 году иорданская сторона также ставила вопрос о том, чтобы мы разрешили им экспорт в третьи страны, мы это разрешение им дали. Теперь Иордания начинает экспорт этого вооружения в Тунис, Объединенные Арабские Эмираты и в другие соседние страны.

— В 2017 году не было заключено ни одного крупного контракта с нашим традиционным партнером — Индией, которая до этого несколько лет не выпадала из тройки крупнейших покупателей российского оружия. В чем вы видите причину?

— Индийцы как были нашими крупнейшими серьезными партнерами, так ими и остаются. В первую очередь здесь нужно понимать, чем мы все-таки торгуем: мы же не говорим о покупке хлеба. Все что касается вооружений, военной техники, это сегмент цикличный. Наступают фазы, когда отдельные страны начинают перевооружаться, менять частично или целиком всю линейку своего вооружения или какие-то ее сегменты. Потом происходит насыщение, период стабилизации, затем появляются новые образцы, что-то устаревает, что-то выходит из строя — и новый виток. Вот так происходит и с Индией. За последнее время в ВТС с этой страной было два пика. Это 2004–2008 год, когда объем сотрудничества с Россией превысил $15 млрд. Потом были спад и следующий пик — 2010–2012 год — более $14 млрд. Ну а сейчас мы завершаем этот цикл. И даже при этом в прошлом году у нас было подписано контрактов на сумму около $2 млрд. Плюс у нас продолжаются серьезные переговоры по всем направлениям.

— Когда можно ожидать подписания контрактов по поставке в Индию 48 вертолетов Ми-17В-5?

— В этом году, надеемся, так как все уже согласовано, все оформлено. Точку надо поставить и подписать. Это большой контракт, и самые современные вертолеты. То же касается фрегатов — проект 11 356. Пройден огромный путь, речь ведь не просто о поставках. Часть фрегатов будет поставлена от нас, а часть будет производиться там, в Индии. Были вопросы по индийским верфям и были вопросы по энергоустановкам, которые произведены на Украине. Практически все точки расставлены, надеюсь, что в этом году будет полная ясность.

— А с С-400 в Индии что?

— Все технические вопросы согласованы, остались теперь только процедурные. В Индии тоже произошли кое-какие изменения с точки зрения более серьезного контроля за такими сделками, это их внутренние процедуры — были созданы специальные структуры, которые должны принять решение по этим контрактам. То, что по С-400 в этом году будет полная ясность — это точно.

— Индонезия проявляла интерес к нашей военно-морской технике, говорилось о контракте по дизель-электрическим подлодкам проекта 636 «Варшавянка».

— Я могу подтвердить, что это как раз также было предметом переговоров, когда я там был с визитом. Мы и наши партнеры еще раз согласились, что мы пойдем по алгоритму: сначала Су-35, потом подлодки. Пока речь идет о поставках, без локализации. Но этот вопрос также может стать предметом переговоров.

— А что с Су-30СМЭ в Мьянме?

— Пока нельзя говорить, что контракт подписан, хотя соответствующие договоренности достигнуты, и все документы согласованы. Мьянма уже использует наши Як-130, в этом году они получат дополнительную партию из шести самолетов. Приобретая Су-30, они переходят на следующий этап, потому что это уже совсем другое поколение самолетов, это другие возможности охраны своих границ.

— Поставки танков Т-90С и Т-90СК во Вьетнам идет без сбоев?

— Контракт выполняется как с нашей стороны, так и с вьетнамской, и стороны полностью довольны друг другом. У нас с ними очень тесные взаимоотношения. Вьетнам важен еще вот с какой точки зрения: в прошлом году мы начали работу в направлении выхода на внешний рынок так называемых интегрированных структур. Вы знаете, было принято соответствующее решение, указ президента, и появились новые субъекты ВТС, которые получили право внешнеторговой деятельности в плане ремонта и постпродажного обслуживания. Это была наша ахиллесова пята, больное место: поставляли хорошую технику, а потом были проблемы с ремонтом, с задержками поставок запчастей и так далее. Прошлый год показал, что есть явная тенденция к исправлению ситуации, и Вьетнам в этом смысле показателен. Потому что туда поставлены практически все системы ПВО, которые выпускались еще со времен Советского Союза, начиная от «Печор», «Шилок» и более мелких комплексов и заканчивая С-300. Там ведется большой объем постпродажного обслуживания, поставка запчастей — это очень важное для нас направление.

— Россия в прошлом году пыталась реанимировать связи с Латинской Америкой. Удалось?

— Сегодня практически во всех крупных странах латиноамериканского континента присутствует наша вертолетная техника. В прошлом году закончились крупные поставки в Перу по линии «Вертолетов России». Там же мы создаем центр по ремонту вертолетной техники. Продолжаются проекты строительства заводов по стрелковому оружию в Венесуэле. Он двигался с определенными проблемами, пришлось исправлять ситуацию на ходу, сейчас это удалось и все идет по графику. Так что надеемся, что в течение этого и следующего годов проект мы закончим, и в Каракасе будет крупный завод по производству автоматов Калашникова. Недавно был визит в Россию руководителя Аргентины, и на встрече наших президентов речь также шла о конкретных проектах. Латинская Америка интересуется всеми видами техники. Маломерные боевые корабли для охраны береговых рубежей, стрелковая техника, бронированная техника, БТР, вертолетная техника. В общем, перспективы для сотрудничества есть.

— Есть ли перспективы поставки Ирану наступательных вооружений после 2020 года?

— Время бежит быстро, 2020 год не за горами. Будем работать, хотя мы работаем уже сегодня. При этом мы ни на йоту мы не нарушаем резолюций Совета безопасности ООН, с точки зрения санкций, которые действуют в отношении Ирана. И в соответствии с резолюцией СБ ООН работаем исключительно в этом правовом поле. В прошлом году, помимо сервисного обслуживания ранее поставленных в Иран С-300, мы поставили еще ряд систем. Это комплексы радиотехнической разведки, средства мониторинга спутниковых линий связи и так далее. Что касается будущего после 2020 года, то здесь у иранской стороны могут быть большие заявки, и мы готовы будем взаимодействовать по всем интересующим партнеров направлениям. Хотя, думаю, мы с вами увидим на этом рынке очень жесткую конкуренцию. И те, кто сегодня критикует Иран, будут бороться за него.

— Может ли Россия уже в следующем году столкнуться с тем, что новых крупных заказов станет меньше? Как вы оцениваете эту проблему и пути ее решения?

— Не думаю, что у нас будет такой провал, яма, куда все упали и не выбраться. Во-первых, у нас есть портфель заказов. То есть мы не просто думаем, что все будет хорошо, а у нас есть конкретные контракты на будущее, конкретные проекты с конкретными странами, которые будут переходить в этом году и в следующем на реализацию. Во-вторых, есть новые партнеры, которые заинтересованы в разнообразных системах, которые мы куда-то уже поставили. Плюс, к сожалению, ситуация в мире и в отдельных регионах никак не улучшается. Если говорить о военно-морской технике, на которую мы делаем серьезные ставки, многие страны серьезно озаботились охраной своих береговых рубежей, своих экономических зон. Сегодня с нами ведут переговоры о покупке небольших ракетных быстроходных катеров с вооружениями и о более крупной технике ВМС. Традиционно военно-морская техника в общем объеме экспорта российских вооружений занимает последние места. Но я думаю, в ближайшие годы пропорции будут меняться. Есть морские страны, такие как Филиппины, Мьянма, Индонезия, Латинская Америка. Уверен, что наши показатели никуда не провалятся. Система ВТС отработана и испытана, в том числе в условиях жесткого внешнего давления. Она доказала свою эффективность. Тем не менее мы не собираемся сидеть сложа руки. Система будет продолжать совершенствоваться, если это необходимо, с учетом новых потребностей и вызовов.

Кожин Владимир Игоревич
Личное дело
 

1976 год — окончил школу.

1976—1982 годы (6 лет?) — студент Ленинградского электротехнического института им. В. И. Ульянова (Ленина) (ЛЭТИ). По окончании института получил специальность инженера. Защитил диплом по теме «Импульсные характеристики высоковольтных транзисторов на основе слаболегированного арсенида галлия».

1982—1986 годах — инструктор и заведующий отделом Петроградского райкома ВЛКСМ (Ленинград).

1986—1989 годы — инженер, старший инженер и главный специалист НПО «Азимут».

1989—1990 годы — стажировался в ФРГ в Высшей коммерческой школе Академии внешней торговли.

В 1990 году создал в НПО «Азимут» отдел внешнеэкономических связей.

В 1991 году директор российско-польского совместного предприятия «Азимут Интернэшнл» (Azimut International Ltd).

1993—1994 годы — генеральный директор Ассоциации совместных предприятий Санкт-Петербурга.

С 1994 года — начальник Северо-Западного регионального центра Федеральной службы России по валютному и экспортному контролю (ФСВЭК России).

В 1999 году окончил Северо-Западную академию государственной службы.

С 20 сентября 1999 года по 12 января 2000 года — руководитель Федеральной службы России по валютному и экспортному контролю (Москва).

С 12 января 2000 года по 12 мая 2014 года — управляющий делами Президента Российской Федерации.

С 12 мая 2014 года — помощник Президента Российской Федерации по вопросам военно-технического сотрудничества.

 

Добавил waplaw waplaw 7 Февраля 2018
проблема (5)
Комментарии участников:
Ни одного комментария пока не добавлено


Войдите или станьте участником, чтобы комментировать