— С инсультами и инфарктами возят в Кандалакшу, за 112 км. Не всегда довозят. 30 октября скорая, которая везла пациента, попала в аварию. Пациент пострадал (рассекло череп), медики вернулись, наскоро наложили ему швы — и снова повезли в Кандалакшу. А вечером в кандалакшской больнице он умер, — рассказывает об одном из многих случаев, изложенных ею в груде писем, Елена Туркина, жительница села Умба Мурманской области, председатель местного совета ветеранов.

Письма она и ее односельчане пишут уже 5 лет: в Минздрав РФ, прокуратуру, Росздравнадзор, президенту. Жалуются с тех пор, как в 2013 году вопреки собранным в селе полутора тысячам подписей райбольницу сделали филиалом той, что находится в соседнем районе. Обещали, как водится, что сократят только «бухгалтерию и управленцев», да только через 5 лет от стопроцентно укомплектованной больницы остались рожки да ножки. В марте врачей, сестер и санитарок переводят кого на половину ставки, кого на четверть. Осталось их немного: два терапевта, один врач общей практики, хирург, рентгенолог, педиатр с приставкой «и.о.».

— С тех пор как уволился акушер-гинеколог, 0,25 его ставки перешли к заведующей филиалом, но застать ее в часы приема в кабинете удается редко. Одна беременная у нас только на 5-м месяце ее застала. Причем оказалось, что доктор не может рассчитать дату выхода в декрет — отправила пациентку в Кандалакшу, — рассказывает Алеся Тропина.

источник: novayagazeta-vlad.ru

Жители села Умба вышли на митинг. Фото автора

Алеся и Елена — организаторы сельского митинга против оптимизации медицины. Вообще митинги протеста тут вещь редкая. Половина из 5 тысяч местных — пенсионеры. Основное население Терского берега Белого моря — поморы, люди спокойные, уравновешенные и никогда не ведавшие рабства. Здесь рубят избы, шьют лодки — «карбасы», ходят в море, а молятся в древних деревянных храмах. 500 километров — протяженность береговой линии, на которой стоят деревни. Туда — или вертолетом, или морем, или зимой на волокуше. Дорог почти нет, местами можно проехать «по отливу» — оголенному морскому дну. Из тех сел, откуда до Умбы есть дороги, добираться 150 км грунтовкой. Теперь к этой цифре надо прибавить еще сотку с лишним до Кандалакши, ближе помощи нет. Для инсультника или инфарктника — это смертный путь.

Однако Людмила Ушакова, замминистра здравоохранения области, с которой мы говорим по телефону, настаивает: народу в районе слишком мало, чтобы позволять такую роскошь, как полноценную больницу. Численность населения не подходит под нормативы. Правда, при реорганизации не был учтен другой документ Минздрава, который запрещает оптимизировать что-либо без учета дорожной сети, состава и возраста населения, статистики заболеваемости… Но для этого нужен серьезный анализ. Куда проще провести сокращение.

Одно из «достижений» оптимизации — белье, которое раньше стирали в местной прачечной, теперь отправляют в Петербург, за 1000 км. На этом наступление цивилизации не остановилось. Больных раньше кормили местными продуктами, теперь возят еду из Кандалакши. Туда же перевели техобслуживание сельских скорых. Сократили сельского диспетчера скорой. Теперь машину в село отправляют городские.

источник: novayagazeta-vlad.ru

На этой «буханке» возят и больных, и трупы. Фото автора

 После визита в Умбу вице-губернатор Мурманской области Инна Погребняк на голубом глазу сообщала телекамерам, что в селе аж пять оборудованных машин скорой. Но когда спустя три дня после визита чиновницы я приехала на подстанцию, на ходу оказался только один уазик. Под одну машину подставлен тазик — течет тосол. Еще две в боксах после аварии. Пятая уже два года в ремонте в Кандалакше. На ходу только безотказная «буханка» — машина для хознужд, на которой еще возят трупы в морг. В морге, кстати, нет холодильника, но контингент там тихий, не жалуется. А вот больные, которых возят на той же «буханке», жалуются еще как. Одному Путину 5 раз писали. Доводы в ответе, хоть и за подписью клерка президентской администрации, показались селянам смутно знакомыми и очень напоминали формулировки ответов на их запросы в мурманский минздрав: все у вас в селе с медициной хорошо!

Но больше всего жалобщиков поразило, что в ответе «с самого верха» говорится: в Умбе есть оборудованная палата интенсивной терапии, куда поступают экстренные больные. Но когда активисты во время одного из чиновных визитов проникли туда, оборудование было в заводской упаковке, а блоки питания, по словам медработников, отсутствовали. Но и это бы ничего, да только четырьмя месяцами позже из письма прокурора люди узнали, что такой палаты и быть не может — согласованной с Минздравом структурой больницы она вообще не предусмотрена.

На встрече с чиновниками местная жительница Татьяна Смолина рассказала, как умер ее дядя:

— Стало плохо. Привезли его в нашу больницу в Умбе. В палате реанимации оказался только баллон с кислородом, больше ничего не было. Повезли тогда в Кандалакшу. Там его три часа не принимали. Ночью умер. Сказали, оторвался тромб. Так это, может, его пока в Кандалакшу везли, растрясли? Где наши мужчины? На кладбище.

— Обратилась в регистратуру с острым бронхитом 4 июня. Записали к терапевту на 5 июля — через месяц, — говорит Елена Туркина. В ответе на ее жалобу вице-губернатор Погребняк утверждает, что факт не подтвердился. Как и доводы еще десяти селян, указавших в жалобе свои фамилии и диагнозы. Проверить, кто прав, кто виноват, затруднительно: медкарты всех жалобщиков из поликлиники исчезли.

В «отдаленке» — селах Варзуга и Чаваньга — региональное правительство обещало построить фельдшерско-акушерские пункты — ФАПы. В Варзуге построили, да только разрешительных документов не оформили, в итоге с ноября по февраль пункт простаивал. Открыли его лишь перед приездом в Умбу чиновников: прослышав о митинге за две недели до выборов, в село пожаловали вице-губернатор, министр здравоохранения, главврач ЦРБ. Попытка погасить протестные настроения провалилась: ответы и комментарии гостей были такими, что народ обозлился еще больше, потребовав отставки профильного министра. На видеозаписи встречи с визитерами есть эпизод: в ответ на выступление активистов вице-губернатор спрашивает зал: «Есть ли среди вас те, кому приходилось, лежа в больнице, покупать лекарства?» Зал поднимает руки единогласно.

— Скорая приезжает с одной ампулой. Спрашивает у больного, нет ли лекарства. До чего мы докатились? — вопрошает после этого женщина, отработавшая 24 года старшей медсестрой больницы.

Елена Туркина говорит, что ее муж-диабетик с мая по февраль не мог сдать анализ на гликированный гемоглобин — не было реактивов. Препарат, которым его должны дважды в год прокапывать, отсутствует, после жалобы в страховую было предложено возить мужчину (81 год) на капельницы в Кандалакшу.

— Вероятно, в больнице был этот препарат, но с другим товарным наименованием, — невозмутимо парирует замминистра Ушакова. — Вероятно, пациент просто настаивал на применении препарата с другим названием — вот ему и порекомендовали ехать в Кандалакшу.

Напоследок спрашиваю Ушакову, доволен ли Минздрав оптимизацией в Умбе? Она отвечает уверенно: «Результат в целом положительный».