Выборы 18 марта очистили общественную атмосферу. В последнее время на смену национальному восторгу 2014 года начало приходить болезненное удушье. Над страной сгущалась хмарь «свободомыслия». То тут, то там герои 90-х брались за воспоминания и не без видимого удовольствия рассуждали о том, что будущее принадлежит им.

Голосование 18 марта показало, что эта публика находится в зоне статистической погрешности — ​как какая-нибудь фракция левых троцкистов-пастафарианцев на Западе. Даже в Москве и Петербурге либералы не получили никаких дополнительных голосов, продемонстрировав худший результат в своей электоральной истории.

Самое простое объяснение — ​это, конечно, Крым. Политическая сила, главным пунктом программы которой является удовлетворение агрессивных территориальных притязаний соседнего государства, вряд ли может рассчитывать на успех в демократическом обществе.

Но дело не только в этом. Вышел из моды ключевой программный пункт наших либералов — ​социальный расизм, противопоставление своей «продвинутой» тусовки и презираемых ею сограждан, отнесенных к низшим формам жизни. «У кого нет миллиарда, может идти далеко…», «нет квартиры — ​не размножайся», «нет денег на платную медицину — ​сдохни», «не учился в Англии — ​не человек» — ​эти бесчисленные формы возвышения себя над народным «стадом» были не только формой самоудовлетворения креативного класса. Они после перестройки служили идеологической основой для закрытия заводов и НИИ, убийственного реформирования образования и здравоохранения, вырождения села. И внешнеполитическое предательство тоже органично вытекало из общей жизненной позиции: зачем Крым тому, у кого есть британская виза?

Было время, когда едва ли не каждый человек с притязаниями пытался поскорее вписаться в круг внутренних иностранцев, обозначив свое отличие от окружающего пейзажа шумным выражением презрения к Родине. И вдруг этого больше не носят. Москва и Петербург перестали психологически отделять себя от провинции. Подавляющая часть интеллигенции устала играть на контрасте с народом. Общество консолидировалось: это наша земля, нам здесь жить, своего ни пяди не отдадим, да еще и вернем, что у нас украли, никому разговаривать свысока не позволим, а будем медленно, без суеты, но неуклонно обустраивать лучшую страну для наших детей.

Если подсчитать голоса всех кандидатов, кроме двух внутренних заукраинцев, то обнаружится, что на совершенно одинаковых принципиальных позициях у нас стоят 97 процентов избирателей. Именно столько голосов набрали представители правого и левого изводов национально-патриотической, в целом консервативной платформы. Такого уровня единства не знает, наверное, сегодня ни одно государство мира.

Во что выльется этот триумф на внутриполитическом фронте, который Владимир Путин после победы назвал главным? Необходимо, прежде всего, устранение несправедливого, унизительного неравенства, которое остается одной из самых болезненных российских проблем. Противоположность привилегированной столицы и провинции, продвинутого города и деревни, тяжелое наследие в виде регионов, которые «более равны, чем остальные» — ​отчасти все это и порождало эффект внутренней иностранщины.

Покончить с социальной сегрегацией — ​это значит выровнять экономические возможности людей, но не за счет того, чтобы сделать богатых беднее, а, напротив, — ​бедных богаче. Это невозможно без реиндустриализации страны, создания новых высокотехнологичных производств и возникновения новых источников дохода (а с учетом современной роботизации — ​прогресс и рабочие места требуют специальных усилий по их сопряжению).

Нужно обратиться к внутреннему освоению нашей огромной и в значительной степени по-прежнему пустынной страны. Остановить закручивание смертельной демографической воронки крупных мегаполисов, засасывающих все вокруг себя. Люди должны видеть жизненные перспективы на местах, а кто-то и искать их на еще почти неизведанных землях, а такое невозможно без серьезного развития транспортной инфраструктуры, без демографического роста. От сбережения нации нам следует переходить к ее умножению.

Наконец, нам потребуется политическая элита нового качества. Двигаться дальше с оставленными в наследство управленческими и политическими кадрами — ​лишенными здорового национального чувства — ​попросту невозможно. Не случайно вся западная стратегия против России построена на том, чтобы натравить эту разложившуюся элиту на власть, заставить ее предать и продать все что можно — ​ради швейцарских счетов и флоридских домиков. Либо дождаться того, когда некомпетентность и корысть подобных управленцев доведут народ до взрыва.

Пока реализовать идею не удается: мы слишком хорошо знаем, в какую цену обходится потеря государства. Но нельзя себе позволить жить на предреволюционной пороховой бочке, ожидая, по выражению одного деятеля столетней давности, кто кого победит — ​паралитики власти или эпилептики революции.

Мандат всенародного доверия, данный президенту, — ​не только благодарность, но и требование — ​создать и такую власть, и такую оппозицию, и такое общество в целом, с которыми за будущее — ​не страшно. После распада СССР мы сохранили Россию, пора и приумножить.

20.03.2018

Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист

* 

БезумцыПерейти↑ Анри Сен-Симон (1760—1825) — основатель школы утопического социализма, впоследствии названной сенсимонизмом (прим. редактора).Перейти↑ Шарль Фурье (1772—1837) — французский утопический социалист (прим. редактора).Перейти↑ Бартелеми Проспер Анфантен (1796—1864) — ближайший ученик Сен-Симона. После смерти учителя основал секту, которая особенно развила религиозную сторону его доктрины. Пытался организовать трудовую коммуну, которая была распущена после судебного процесса (прим. редактора).