Традиционно считается, что метафора — это стилистическое и риторическое выразительное средство, принадлежащее к «книжному языку», но практика показывает, что метафора ассимилируется в современном языке и, обладая особенностью слияния с общим речевым фоном, регулярно используется в речи. Метафора обладает оценочным и эмоциональным потенциалом, что позволяет авторам использовать ее в качестве средства воздействия на читателя. Кроме того, метафору часто используют для привлечения внимания. Являясь когнитивным механизмом, она способствует улучшенному восприятию информации, поскольку позволяет упростить материал, сделать его более наглядным и узнаваемым. Среди ученых-когнитивистов существует мнение, что, сравнивая те или иные явления в повседневной жизни, человек нередко прибегает к метафоре как к наиболее яркому средству отображения аналоговых процессов.

​Универсальность и лингвокультурная специфика метафоры делают ее привлекательным объектом изучения для исследователей из разных гуманитарных наук. Часто метафора становится эстетической самоцелью. Она не только отражает жизнь, но и помогает творить ее, то есть выходит за рамки науки и становится частью повседневной жизни человека.

​Традиционно выделяют два типа метафоры: стертую метафору, в которой переносное значение сложно увидеть, и «резкую» (индивидуально-авторскую) метафору, когда сопоставляют понятия, явно не относящиеся друг к другу. Второй тип метафоры более свойствен художественной литературе. В нашем исследовании мы представили такой тип метафоры, как прототипная. Являясь своего рода гиперонимом, прототипная метафора может объединить несколько «отдельных свойств» и, будучи причиной полисемии, оказывать воздействие на адресата. Актуальность исследования прототипной метафоры обусловлена тем, что «критерии типичности» не могут быть уникальными для всех, что позволяет выделять и исследовать новые аспекты данной проблемы.

​Теория прототипов была предложена профессором психологии Элеонорой Рош в 70-е годы

ХХ столетия и постепенно вышла за рамки когнитивной психологии, став частью языкознания. Рош предположила, что большинство повседневных понятий не обязательно должны иметь «фамильное сходство». Это сходство распознается скорее с помощью чувственного восприятия, нежели определяется логически. Едва ли произнеся какое-то слово, к примеру, «стол», мы все представим его одинаково: для одних это будет квадратный стол на четырех ножках, для других — круглый на одной ножке, для третьих это будет низкий журнальный столик. Все эти понятия будут объединены одним прототипом — «стол» — это объект интерьера, имеющий приподнятую горизонтальную поверхность, который служит для размещения предметов. Объясняется такая размытость понятия тем, что человек не может мыслить шаблонами, у каждого человека есть свое представление об окружающем мире, но тем не менее это личностное представление чем-то похоже на представления других людей.

Таким образом, можно утверждать, что смысл, заложенный в большинстве повседневных понятий, черпается не из их определяющих свойств, а из тех характеристик, которые свойственны их наиболее типичному члену. Э. Рош предлагает следующее определение прототипа — это такой член категории, который соразделяет максимум общих свойств с остальными членами этой категории и минимум свойств с членами других категорий.

Вслед за М.Н. Лапшиной под прототипной метафорой мы понимаем идеализированную когнитивную модель, являющуюся слиянием ряда однотипных регулярных ассоциаций, устанавливающих отношения между моделирующими и модулируемыми прототипическими ситуациями. М.Н. Лапшина отмечает, что метафора зарождается на основе национально-культурных концептов, закрепленных в лексическом значении того или иного слова. В качестве примера она приводит прилагательное white в значении «чистый, непорочный, честный»: «Это не просто факт языка, а отражение национально-культурного концепта определенного языкового коллектива, для которого именно белый цвет является метафорическим воплощением честности и чистоты. Члены такого коллектива, скорее всего, надевали или надевают одежду белого цвета во время ритуальных обрядов» [4, с. 94]. Таким образом, можно полагать, что анализ отдельных «готовых» семантических образований позволяет выявить ряд однотипных соответствий. В результате их обобщения и возникает прототипная метафора.

​По мнению Дж. Лакоффа, значение слова, как и способность человека познавать мир, функционирует согласно принципу прототипа. Смысл того или иного слова может быть более прототипичен и менее. Для примера рассмотрим слово attaquer в различных контекстах: L’armée attaque la ville (Армия атакует город) — L’opposition attaque la droite (Оппозиция атакует правых) — La maladie attaque le foie (Болезнь атакует печень). Первый пример кажется наиболее типичным, в то время как третий наименее типичен. В вышеупомянутых фразах глагол attaquer подвержен полисемии и, в зависимости от контекста, может иметь различное значение. В первом случае значение глагола attaquer будет максимально приближен к прототипу — «нападать, штурмовать», во втором речь идет скорее о словесной атаке «критиковать, осуждать», третий же пример, максимально отходя от прототипа, предлагает значение «разрушать, вредить».

Эти примеры наглядно демонстрируют то, что полисемия — это довольно частое явление, и значение слова может находиться как дальше от прототипа, так и ближе к нему. В своих трудах Дж. Лакофф отрицает так называемый автономный синтаксис, ответственный за порождение формальной глубинной структуры, которая лишь позже наполняется смыслом. Взамен им была предложена концепция, согласно которой порождение выражений начинается с некоторой семантической структуры. «…В основе процессов метафоризации лежат процедуры обработки структур знаний — фреймов и сценариев. Знания, реализующиеся во фреймах и сценариях, представляют собой обобщенный опыт взаимодействия человека с окружающим миром — как с миром объектов, так и социумом» [2, с. 157].

​Рассмотрим еще один пример: Cet homme est un lion (Этот человек — лев). Понятия лев и человек разделены семантически, категориально и логически. И это метафорическое высказывание, по сути, не только абсурдно, но и невозможно, так как нельзя сравнить несравнимое. Чтобы точнее описать предмет, мы прибегаем к личному когнитивно-эмоциональному опыту и пользуемся прототипной метафорой.

​Le canari est un vrai spaghetti (Канарейка — настоящие спагетти). Среди интерпретаций этого выражения, скорее всего, будет то, что человек, которому принадлежит это высказывание, больше любит «le spaghetti», но, отведав «canari», он тотчас же вспомнил свое любимое блюдо и создал личный когнитивно-эмоциональный контекст.

​Прототипная метафора является отражением коллективного сознания, поскольку выражает социокультурные установки и ценностные ориентиры общества. Если же говорить об использовании прототипной метафоры, то ее нельзя рассматривать в отрыве от контекста, поскольку она играет важную семантическую роль, несет оценочность и эмоциональность, позволяет «сказать больше сказанного». Именно это свойство обуславливает ее широкое использование в литературных произведениях, где метафора позволяет читателю не только представить внешний облик персонажей, но и разглядеть их внутренний мир: их чувства, эмоции и переживания.

1. Демина А.В. Прототипные метафоры в романах В. Вульф // Перевод и сопоставительная лингвистика, 2012. N8.

2. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990.

3. Лапшина М.Н. Семантическая деривация в когнитивном аспекте (на материале английского языка): дис. … д-ра филол. наук. СПб., 1996.

4. Лапшина М.Н. Семантическая эволюция английского слова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. 159 с.

5. Rosch E. Prototype classification and logical classification: The two systems in E. Scholnick // New Trends in Cognitive Representation: Challenges to Piaget's Theory, 1983. P. 73–86.