Тела трёх российских журналистов, погибших в Центрально-Африканской республике 30 июля, были доставлены в Москву. После проведения судебно-медицинской экспертизы они будут переданы родственникам. Следственный комитет опрашивает коллег и знакомых убитых. RT пообщался с Владимиром Ворожцовым, генерал-майором внутренней службы в отставке, членом Совета по внешней политике и обороне (СВОП). Он предположил, почему могла произойти трагедия в ЦАР, и рассказал об основных правилах безопасности во время работы в горячих точках.

Солдаты армии Центрально-Африканской Республики

— Владимир Петрович, вы по роду своей деятельности много общаетесь с журналистами. Вы знали кого-то из погибших в Центрально-Африканской Республике?

— Да, я прекрасно знал Орхана Джемаля ещё по «Новой газете». С Кириллом Радченко я был знаком не так хорошо, но видел его работы.

Для меня удивительно, что такие опытные люди нарушили элементарные правила техники безопасности, действий журналистов в горячих точках.

— Как вы думаете, что являлось основной целью командировки съёмочной группы Джемаля?

— Я считаю, что основной целью поездки группы российских журналистов в Центрально-Африканскую Республику была попытка втянуть российских представителей, в том числе ЧВК, в межконфессиональный конфликт. Вернее, представить их нахождение в ЦАР как некий фактор межконфессионального конфликта.

— Чем обоснована такая версия?

— Дело в том, что работа российских представителей на территории Центрально-Африканской Республики, в принципе, связана с теми же направлениями и видами деятельности, которые осуществляют десятки других частных военных компаний и иных военизированных структур, действующих в Африке. Все эти военизированные структуры занимаются охраной физических лиц, различных представительств, а также обеспечивают безопасность крупных производственных объектов, прежде всего в сфере добычи полезных ископаемых. Ни один из этих видов деятельности не является сколько-нибудь проблемным. И французы, и датчане, и голландцы, и белые южноафриканцы выполняют ту же самую работу. Единственное, что могло бы создать осложнения, если соответствующим образом обыграть и представить, — это то, что российская частная компания на стороне христианских формирований воюет против исламских.

Плюс специфика маршрута, которая показывает, что они выдвинулись не в сторону размещения российских подразделений, а как раз туда, где действуют достаточно крупные мусульманские формирования.

Я интересовался событиями в этом регионе: в сложившейся ситуации российские представители поддерживают равноудалённые, насколько это возможно, связи с различными противоборствующими группировками, а таких там примерно по два десятка с каждой стороны.

Это, на мой взгляд, единственная версия, объясняющая, на чём можно вести расследование. От Сенегала до Сомали — везде одно и то же. В этом нет ничего эксклюзивного. Дело только в том, как представить фактор вмешательства в конфессиональный конфликт, чтобы был большой резонанс.

— Тогда получается, что журналисты оказались просто разменной монетой?

— Не исключено.

— Кто мог быть в этом заинтересован?

— Это уже другой вопрос. Его я не готов комментировать. Версия, которая строится на анализе передвижений, особенностях ситуации в регионе, показывает, что можно вменить действующей там частной военной компании, хотя она выполняет те же функции, что и десятки других соответствующих структур, действующих на территории Африки.

— Вы видели фото погибших журналистов, опубликованные в местном издании ЦАР?

— Да. Но делать выводы по ним трудно. Зная характер Джемаля, а он человек вспыльчивый, энергичный, вполне допускаю, что была какая-то форма противодействия обыску. Может быть, какие-то действия были вызваны импульсивной реакцией самого Джемаля. Если они говорили на арабском, то, возможно, он мог что-то не понять. Его арабский мог отличаться (у него был скорее ливийский арабский), могли и не понять друг друга. Большего я не готов сказать. Будет разбираться судмедэксперт, патологоанатом — это уже прерогатива следствия.

— Журналисты были опытными. Почему же случилась такая трагедия?

— Самое трагичное как раз то, что это были очень опытные ребята, побывавшие во многих горячих точках. На мой взгляд, они просто недооценили ситуацию. Прямой войны там сейчас нет. Кажется, что внешне всё спокойно, но всё сверхкриминализировано. И я убеждён, что произошёл классический инцидент, каких мы видели очень много в горячих точках. В район, где всё очень непросто, прибывает «мешок с деньгами» (руководитель ЦУР Андрей Коняхин сообщил, что при себе у погибших журналистов было около $8,5 тыс. — RT). И их никто не охраняет.

— То есть вы думаете, жажда наживы, ограбление могли стать причиной?

— Мне кажется, что «водитель-переводчик» — очень подозрительный тип. Обычно во время ограбления всех свидетелей убивают. Если он остался жив, первый вопрос: как это произошло? Второй вопрос: кто знал маршрут? И третий: что это был за Мартин, который предложил зачем-то ехать куда-то за 450 километров?

Я хорошо представляю, что такое Центрально-Африканская Республика. Поэтому не могу не задаваться вопросами, кто им такой маршрут предложил и зачем нужно было ехать на такое расстояние. Допустим, вы приехали делать материал о чьей-то деятельности в Ростов. Зачем вам ехать в Махачкалу?

— По сообщениям ЦУР, они искали бойцов ЧВК .

— Они искали там, где их нет.

— Но они же не знали, что едут туда, где их нет. Им сказали, что есть...

— Тогда возникает следующий вопрос: кто готовил поездку? В африканских странах о любом белом человеке знает любой местный житель. Там не так много европейцев. На любой рынок зайдите, поговорите нормально с правильным торговцем, немножко ему заплатите — $5 для них огромные деньги. Да он вам всё расскажет! А за $20 ещё и покажет, и охрану выделит — свою. Если вы пообещаете, что каждую неделю туда ездить будете. А оказывается, они что-то искали за 400 километров! Где передовая группа, аналитик, расчёт, маршрут движения? Это же элементарные вещи!

— Как определяется опасность той или иной командировки журналиста?

— Опасность любой командировки журналиста определяется прежде всего редакционным заданием, а вовсе не регионом, где вы находитесь, и даже не характером боевых действий, которые там ведутся.

Журналисты обычно делятся на несколько групп — по целям и задачам, которые перед ними стоят. Одним нужно просто дать картинку из региона. Такие корреспонденты совершенно спокойно, прибыв на место, могут встать где-то в городе, в охраняемом отеле, показать картинку и долго рассказывать: «Я нахожусь в центре Кабула...» Или в центре Дамаска, или в центре Триполи… Во время войны в Ираке все журналисты сидели в одном отеле в Багдаде и оттуда с балкона рассказывали о ситуации.

Другие журналисты работают на территории, то есть ездят, встречаются с людьми и так далее.

И третья категория журналистов (именно с ними чаще всего возникают самые серьёзные проблемы) — это те, кто проводит расследования и показывает какие-нибудь аспекты, так или иначе задевающие одну из противоборствующих сторон. В этом случае уровень риска существенно возрастает.

— Как вы считаете, насколько опасным было редакционное задание съёмочной группы, погибшей в ЦАР?

— Оно вообще было очень странным и абсолютно не опасным — риск был не выше, чем при любом другом действии в этом регионе. Как если бы нужно было, например, снимать репортажи о французских войсках, которые там находятся. То есть если говорить о самом редакционном задании, высокого уровня риска я не вижу.

— По какому принципу тому или иному региону присваивают статус горячей точки?

— Горячая точка — это очень условное понятие. Есть два варианта: регионы, где ведутся объявленные войны, и регионы с конфликтами малой интенсивности. Конфликты малой интенсивности — это различные этнические разногласия, противостояния между конфессиональными объединениями, криминальными группами и так далее. То есть это может быть в целом совершенно стабильная страна, но в ней выделяются области, города или даже районы, которые являются опасными. Такие есть и в Латинской Америке, и в Африке.

У нас всегда существовал принцип, согласно которому любую журналистскую группу, съёмочную группу должен «окормлять» профессионал — сотрудник, который, во-первых, знает регион, а во-вторых, имеет соответствующие статус и позиции. Бывает, что координатор взаимодействует с различными противоборствующими криминальными или этническими кланами. Он говорит одним: «Подъедут журналисты, нейтральные ребята, вы их не трогайте». Потом тот же сотрудник встречается с представителями противоположной структуры и договаривается о безопасности с ними. И только после этого проводит группу. И он уже знает, что ни та, ни другая сторона их не тронет.

Мы, кстати, такую тактику в своё время отработали ещё в Карабахе. Это были 1989—1990 годы. Тогда говорили армянской и азербайджанской стороне: «Это не враги». Одни говорят: «Это армянские шпионы». Мы говорим: «Нет, они нейтральные». Другие говорят: «Это, наверное, азербайджанские лазутчики». Мы говорим: «Нет, нормальные ребята, сделают объективный репортаж, как вы тут живёте, как виноград растёт, кукуруза и так далее». «Хорошо», — отвечали нам. И только после этого мы спокойно ехали через Лачинский перевал, знали, что эту колонну не обстреляют.

Так же было и в ряде других регионов. В Афганистане за спокойствие журналистов приходилось платить. Объясняешь местным, что будет работать съёмочная группа. Они спрашивают: «Слушай, бакшиш — подарок — будет?» «Будет! — отвечали. — Хороший бакшиш». Бакшиш будет — всё, значит, можно работать, никто не тронет, иначе не заработает.

Каждая подобная поездка должна сопровождаться таким комплексом мер — в том числе и финансовых, организационных, информационных, — чтобы поставленная редакционная задача была выполнена.

Владимир Ворожцов, генерал-майор внутренней службы в отставке, член Совета по внешней политике и обороне (на фото в центре). 1995 год, Беслан

— Но, как рассказывали в прессе, журналисты в ЦАР заплатили $200 за возможность работать.

— Это они местным полицейским заплатили, и совершенно напрасно. На мой взгляд, нельзя было платить — нужно было возмутиться. Это была чисто организационная ошибка. Мне кажется, эти полицейские были просто вымогателями.

— Что это — неопытность, незнание региона?

— Я объясню. Предположим, мне поставлена задача организовать работу съёмочной группы. Для этого я обязательно высылаю хотя бы одного человека, который приезжает заранее, устанавливает контакт со всеми противоборствующими силами, узнаёт, кто здесь хозяин, и так далее. Затем он встречается с местными властями и полицейскими. Хорошо бы барашка отведать вместе с ними в каком-нибудь уважаемом ресторане, чтобы тебя все видели. После этого ты уже отрабатываешь все маршруты, где журналисты должны пройти. Смотришь, с кем там можно встречаться. И наконец, привлекаешь ту или иную форму местной охраны. Особенно на дороге. То есть джип с охраной, и желательно, чтобы пулемётик там был припрятан, совсем не помешает.

Ещё есть простейшая технология — вписывание в одну из структур конфликта. Выбирается какая-либо структура, журналисты налаживают с ней дружеские связи, а эта структура автоматически берёт их под прикрытие. И тогда уже можно нормально функционировать. Впереди всё равно будет тот парень из структуры, который ценой собственной жизни тебя прикроет. Потому что его начальник сказал, что он должен тебя сохранить.

— Спасибо за подробное объяснение. Так каковы же, по вашему мнению, основные причины трагедии?

— Во-первых, безусловно, это абсолютно непроработанная командировка. Во-вторых, очень некачественная организация. И в-третьих, совершенное непонимание ситуации в регионе.