После аварии «Союза МС-10» из спускаемой капсулы, в которой приземлились Алексей Овчинин и Ник Хейг, достанут содержимое, чтобы использовать его повторно. Сам спускаемый аппарат ждет участь тренажера или музейного экспоната, заявил исполнительный директор по пилотируемым космическим программам госкорпорации «Роскосмос» Сергей Крикалев. 11 октября ракета-носитель «Союз-ФГ» не смогла вывести космический корабль «Союз МС-10» с новым экипажем МКС на орбиту. О том, как во время падения космонавты вручную руководили спуском капсулы, в чем причина аварии и почему случившееся напоминает событие 1986 года, он рассказал в эксклюзивном интервью «Известиям».

— Сергей Константинович, когда проводится подготовка космонавтов, ситуация, произошедшая с Алексеем Овчининым и Ником Хейгом, отрабатывается?

— Космонавты готовятся к обобщенной аварии ракеты на разных участках.

— Овчинин и Хейг имели точную инструкцию, что делать на 119-й секунде, если что-то пойдет не так?

— Там есть перечень действий, которые нужно предпринять: что-то написано в инструкции, что-то они должны были знать из тренировок. Понятно, что в стрессовой ситуации всё это читать тяжело, поэтому и нужна подготовка. Во время нее космонавт что-то запоминает, что-то представляет, а во время полета держит перед глазами подсказку.

— Эта подсказка выведена на экраны? Или это некая бумажная брошюра?

— Это специальная книжка. Сейчас появилась еще копия в виде планшета, но бумажная версия основная.

— Там описаны возможные случаи?

— Да, разные случаи. Если загорелся транспарант «Авария носителя», в каждом конкретном диапазоне секунд полета есть свой набор действий. Нужная страница открыта заранее, и космонавты в процессе работы автоматической системы следят за тем, что происходит. Со стороны кажется, что космонавт ничего не делает, но на самом деле он сопровождает логику работы автомата, чтобы в случае необходимости перехватить управление.

— Эта книжка в руках у командира?

— У каждого космонавта в руках своя книжка с инструкциями. Иногда нужны общие усилия, поэтому каждый осуществляет свои действия. Такие книжки есть на все этапы — выведение и спуск, орбитальный полет, стыковка. При нештатных ситуациях расписано отдельно: что делать, если связь работает не так, как ты хотел, и так далее.

— В случае Овчинина и Хейга нужно было действовать по инструкции, нажимая на кнопки, или всё происходило в режиме автомата?

— Нет, кнопки всё же нужно было нажать. В спускаемой капсуле есть ручка управления спуском, во время перегрузки на спуске управление осуществляется при помощи этой ручки. Самое сложное в том, что ситуация «ветвится»: если до этой секунды всё идет штатно, то нужно действовать вот так, если нештатно — другая логика. В каждом конкретном случае у тебя два-три конкретных действия, но эти действия должны быть сделаны в правильное время в правильной последовательности. Действий не много, но вариативность есть. И это основная психологическая нагрузка, потому что даже если ты сидишь и ничего не делаешь, то твоя голова постоянно отслеживает: ага, если сейчас что-то произойдет, то я должен быстро сделать вот это, — потому что если действительно что-то произойдет, то думать будет уже некогда. А потом секундомер тикает дальше и мгновенно меняется последовательность действий. В случае Овчинина и Хейга они всё сделали вовремя в нужной последовательности.

— У вас же в практике тоже были аварийные ситуации?

— Этих ситуаций было много. Одна из самых серьезных была во время возвращения из шестого полета. Во время спуска падало давление в спускаемом аппарате. Надо было добавлять кислород, но нельзя было добавлять его много, чтобы не было пожара. И мало тоже нельзя было добавлять, чтобы давление не упало совсем, потому что тогда могла бы быть проблема с приборами… Короче, по грани ходили, но всё обошлось  

— В четверг, 11 октября, вы были на Байконуре в момент запуска?

— Да.

— Вы наблюдали через экран?

— Наблюдал старт со смотровой площадки, а потом пришел в комнату, где была видна телеметрия и можно было слушать радиообмен экипажа с Землей. Очень хотелось, чтобы люди не пострадали. Но система аварийного спасения сделана с большим запасом. Она это доказала.

— Спасатели стояли наготове?

— Они всегда стоят наготове, но обычно оказывается, что их услуги не нужны. А тут вдруг выяснилось, что нужны. Для всех это был стресс. Спасатели отлично сработали. От старта до приземления прошло примерно 15 минут, поэтому было ясно, что космонавты упали недалеко. По расчетам было примерно понятно куда. Вертолет и самолет вылетели сразу. А мы прилетели следом на аэродром в Жезказган вместе с медицинской бригадой.

— В четверг, 11 октября, вы были на Байконуре в момент запуска?

— Да.

— Вы наблюдали через экран?

— Наблюдал старт со смотровой площадки, а потом пришел в комнату, где была видна телеметрия и можно было слушать радиообмен экипажа с Землей. Очень хотелось, чтобы люди не пострадали. Но система аварийного спасения сделана с большим запасом. Она это доказала.

— Спасатели стояли наготове?

— Они всегда стоят наготове, но обычно оказывается, что их услуги не нужны. А тут вдруг выяснилось, что нужны. Для всех это был стресс. Спасатели отлично сработали. От старта до приземления прошло примерно 15 минут, поэтому было ясно, что космонавты упали недалеко. По расчетам было примерно понятно куда. Вертолет и самолет вылетели сразу. А мы прилетели следом на аэродром в Жезказган вместе с медицинской бригадой.

Что сказал Алексей Овчинин, когда увидел вас?

— Это был технический разговор. Алексей Овчинин говорил, что было, что видел, какая перегрузка. Его спрашивали, были ли какие-то предвестники аварии, каков был характер движения корабля. Он сделал всё, как нормальный испытатель. Ник Хейг — тоже молодец. Кстати, сейчас подняли документы, архивы и выяснили, что похожая ситуация была в 1986 году.

— Не в 1983-м? Имеется в виду полет Стрекалова и Титова, ракета которых загорелась на стартовом столе?

— Нет, в 1986-м. Это был запуск беспилотного аппарата. Тогда также первая ступень задела вторую. В результате установили, что виной этому был несработавший датчик. Провели некоторые доработки, чтобы этого не повторилось. И с 1986-го летали без проблем.

— Так что же сейчас случилось?

— Так же как и в 86-м, при разделении первой и второй ступени первая ступень столкнулась со второй, что привело к прекращению полета. Причина — нештатная работа системы обеспечения безударного разделения. С причиной случившегося сейчас разбирается комиссия. Она кроется в цепочке, которая начинается от электрического концевика и заканчивается крышкой, которая открывает сопло увода ступени.

— Что такое концевик?

— Это микропереключатель — механическое устройство, которое при появлении или прекращении контакта замыкает или размыкает электрическую цепь.

— Действительно ли можно сделать такой комплекс работ, проведение которых будет гарантировать, что подобное никогда не произойдет?

— Я считаю, что да. С инженерной точки зрения это возможно. Если там было механическое повреждение, то можно сделать такую конструкцию, которую невозможно повредить.

— Это сейчас и будет предприниматься?

— В зависимости от выявления причины. Она будет уточняться, и, конечно, что-то будет предпринято.

— Сейчас появилась информация, что в экипировку инженеров, которые собирают ракеты, будут вмонтированы видеокамеры. Это правда?

— Я не знаю, насколько это правда, и не уверен, что это целесообразно. Можно, наверное, всё нашпиговать камерами, только зачем? Если ты хочешь документировать выполнение какой-то операции, то можно ввести ее обязательное фотографирование. Состыковал — сфотографировал — пошел дальше. Насколько я знаю, это уже применяется в некоторых случаях. Мой жизненный опыт говорит о том, что целенаправленная съемка гораздо лучше, чем съемка всего подряд дежурной камерой.

— Но найти момент, в который была допущена ошибка, сразу станет легче. Разве не так?

— Если мы ставим задачу найти этот момент, то да. Тогда можно снимать всё подряд в стиле видеорегистратора. А если ты ставишь задачу не допустить аварии, то съемка сама по себе ничего не предотвращает. Так же как и установка видеорегистратора на машину тебя от аварии не уберегает, но, конечно, помогает разобраться, кто прав, а кто виноват.

— Стало известно, что комиссия проверит выводы об аварии с помощью наземного эксперимента. Что это за эксперимент?

— Если что-то где-то отказало, как правило, пытаются найти причину. Их может быть несколько. И чтобы проверить, какая из них привела к печальным последствиям, пробуют в деталях воспроизвести ситуацию. Наземные эксперименты предназначены для подтверждения или опровержения различных версий. Это обычное дело в авиации, в космонавтике. По сути, это следственный эксперимент. Конечно, ракету для этого никто запускать не будет, наземный эксперимент будет проведен на испытательном стенде.

— Спускаемую капсулу будут еще раз использовать?

— Капсулу никогда не используют в полете повторно. Только в музее или на тренажере. На базе слетавших капсул могут быть сделаны установки для тренировок космонавтов по выживанию в различных климатических зонах. Корпус капсулы имеет деликатную конструкцию, и убедиться, что он в норме, стоит дороже, чем сделать новый. Но вот оборудование внутри капсулы повторно используют. Что-то три, что-то десять, что-то 15 раз. Корпус не используют никогда. Из него всё вынимают, всё раскладывают и смотрят, что уже применялось. Повторно используются пульт, кресла экипажа, клапаны, вентиляторы, видеокамера, элементы для крепления экипажа и грузов.

— Если бы вы попали в подобные обстоятельства, как Овчинин и Хейг, каковы были бы ваши мысли после аварийной ситуации?

— Риск до конца не убрать, он должен быть минимизирован, но нужно двигаться дальше. Я бы думал, что имеющийся опыт нужно по максимуму использовать, нужно включить в подготовку к новому космическому полету.