Швеция – пожалуй самая политически стабильная страна Европы. Здесь уже без малого столетие почти не бывает политических кризисов. С 1958 года ни разу не проходили внеочередные выборы. Политические партии крайне стабильны – большинство из них не сходят со сцены многие десятилетия, а новые появляются крайне редко. Радикальные политики никогда не входили в правительство. СМИ до сих пор пользуются огромным авторитетом и большим доверием. Шведская экономика считается одной из сильнейших в Европе, и страна выполняет практически все бюджетные требования ЕС, поддерживая при этом экономический рост. В общем, Швеция – это полюс стабильности и устойчивости внутри европейского сообщества, которое сейчас переживает очень турбулентные времена.

Но теперь кризис, кажется, докатился и тихой шведской гавани. Конечно, французский президент Эммануэль Макрон, который каждую субботу смотрит на кадры пылающих по всей стране баррикад, и, наверное, грустит, когда его сравнивают с Людовиком XVIII, для которого похожие кадры закончились гильотиной, с удовольствием поменялся бы местами со шведскими коллегами. Или Тереза Мэй, которая чудом удержалась у власти после второго за год голосования о недоверии правительству, но не может провести в парламенте ни одного существенного решения, тоже, возможно, не глядя махнула бы свой штормовой остров на тихий Скандинавский полуостров. Но в спокойном, по нынешним временам, шведском кризисе, как в капле воды, проявились все фундаментальные механизмы, приведшие к начавшейся эпохе гнева и протеста. Присмотреться к нему может быть интересно, даже на фоне куда более драматических событий в соседних странах.

Все началось в сентябре, когда по итогом выборов ни правые, ни левые не смогли сформировать устойчивое правительство. «Эксперт» писал об итогах этих выборов: «кризис состоялся. Но очень по-шведски: в умеренных формах». Общеевропейские тенденции сказались в Швеции: основные партии истеблишмента получили меньше голосов, чем прежде. Но лишь немного меньше. Местные правые популисты, «Демократы Швеции», наоборот, получили больше, чем на прошлых выборах, но и тут обошлось без революционных изменений. Казалось, политическая система выстояла, но ее запас прочности и гибкости был на исходе.

Два главных блока политических партий получили в парламенте практически равное число кресел. «Красно-зеленые» (Социал-демократы, Левые и Партия окружающей среды) заручились 144 местами, а буржуазный Альянс (партия Центра, Либералы, Христианские демократы и Умеренная партия) 143. Оставшиеся 62 места достались «Демократам Швеции». И это распределение мандатов привело к политическому параличу.

Противоборство двух традиционных блоков, левых и правых, было осью шведской политики на протяжении столетия. Большую часть этого времени доминирующей партией были Социал-демократы, которые получали 40-50% голосов и почти всегда возглавляли правительство. Но за последние 30 лет их позиции пошатнулись. Партия все дальше сдвигалась вправо, проводила компромиссный социал-либеральный курс, теряла своих избирателей, да и монополию на правительственную власть. В 2014 г. Социал-демократы и их союзники не получили абсолютного большинства мест в Риксдаге. Тогда они сформировали правительство меньшинства, заключив с либерально-консервативной оппозицией «декабрьское соглашение». Его суть заключалась в том, что семь традиционных партий обязались изолировать восьмую – право-популистских «Демократов Швеции». Для этого либерально-консервативные партии обязывались «терпеть» лево-центристское правительство до следующих выборов. Предполагалось, что если в 2018 правые получат относительное большинство, красно-зеленые ответят им тем же. Правда, левые сохранили призрачное первенство с перевесом в один мандат. Но возобновить старое соглашение не получилось.

Выяснилось, что терпение правой оппозиции кончилось. Лидер крупнейшей в буржуазном Альянсе Умеренной партии Ульф Кристерссон еще накануне выборов заявил, что он хочет быть премьер-министром «при любом исходе выборов». На практике это означало необходимость договориться о сотрудничестве с ультраправыми, чтобы с их помощью создать правительство.

Сами Шведские демократы, несмотря на свою анти-истеблишментарную риторику очень хотели бы выйти из политической изоляции. Их лидер, Йимми Окессон сразу заявил, что готов поддержать правое правительство, если оно учтет требования его партии по вопросам миграции. Но проблема заключалась в том, что традиционные правые не смогли договориться по этому вопросу. Две из четырех буржуазных партий, Умеренные и Христианские демократы были готовы воспользоваться голосами ультраправых для создания правительства. Но еще две – Центр и Либералы – отказались это сделать. Просуществовавший несколько десятилетий правый Альянс дал трещину.

Собственно, эти две право-центристские либеральные партии построили всю свою предвыборную кампанию на борьбе с радикалами, как справа, так и слева. «Не дай крайним выиграть» — гласили лозунги Либеральной партии. Придерживаясь в экономических и социальных вопросах идеологии неолиберализма, выступая за форсированную приватизацию, уменьшение налогов на богатых, за повышение квартплаты, ослабление профсоюзов, либеральные партии в культурном плане стали глашатаями «прогрессивных» ценностей. Они завоевали популярность у части среднего класса за счет антирасистской и про-феминистской риторики. Перед выборами они прямо называли главной угрозой ксенофобию и изоляционизм, проводником которых считаются «Демократы Швеции». Поэтому сразу после выборов развернуться на 180 градусов и пойти на коалицию с ультраправыми либералы не могли (хотя в обеих партиях и появилось влиятельное меньшинство, которое настаивало на такой стратегии). Без поддержки либералов консерваторы и ультраправые не смогли сформировать правительство. Зато их несколько стеснительное сотрудничество заложило основы для нового блока: право-ультраправого, консервативно-националистического. Сотрудничество консерваторов с националистами было нормой вещей в Европе в 1920-30 гг., но после Второй мировой таких прецедентов почти не случалось – до самых недавних пор, когда подобные альянсы появились в Венгрии, Италии, Норвегии, Дании, Австрии.

Две либеральные партии в сумме получили всего 12% голосов. Одни только Социал-демократы при всех своих потерях получили 28% (а вместе с союзниками более 40%). Даже вчерашние политические изгои, Шведские демократы получили больше — 17,5%. Но именно от выбора либералов теперь зависело, кто создаст правительство – левые или правые. И они дорого продали свои голоса.

До последнего момента, лидеры либералов и центристов говорили, что они хотят видеть во главе кабинета министров лидера консервативной Умеренной партии. Но проголосовать за него не могут, потому что такое правительство будет зависимо от националистов.

С другой стороны, к либералам и центристам сразу после выборов обратился лидер Социал-демократов Стефан Лёвен с предложением создать правительственную коалицию «поверх границ политических блоков». В ответ лидеры партий Центра и Либералов Анни Лёёф и Ян Бьёрклунд выдвинули список требований, при удовлетворении которых Социал-демократы смогут опереться на их голоса. Это были требования политической капитуляции. Они подразумевали, что Социал-демократы смогут создать правительство, но с условием проведения даже не компромиссной, а последовательно либеральной программы.

Началась торговля. Дважды парламент проваливал кандидатуру премьер-министра. Партии все никак не могли договориться. На горизонте замаячили внеочередные выборы. Последний раз такое случалось более 60 лет назад, когда социал-демократическое правительство стремилось провести прогрессивную пенсионную реформу, а все правые партии этому сопротивлялись. Тогда премьер Таге Эрландер распустил парламент и объявил референдум, который триумфально выиграл. Но внеочередных выборах Социал-демократы получили абсолютное большинство мандатов. На этот раз до такого триумфа им далеко, но социологи зафиксировали, что рейтинг СДРПШ пошел вверх. Избиратели поверили в то, что социал-демократы могут хоть отчасти вернуть себе прежнюю роль защитников социальных завоеваний. Однако до новых выборов не дошло. В январе социал-демократы все-таки заключили с партиями Центра и Либералами соглашение из 73 пунктов и 18 января Стефан Лёвен во второй раз стал премьер-министром Швеции.

На 16 страницах «Январского соглашения» прописан механизм демонтажа социал-демократии. Правительство должно будет отказаться от главного предвыборного обещания партии: отменить или ограничить прибыли в бюджетном секторе. Теперь частные школы, лагеря беженцев и тюрьмы будут вольны извлекать такую норму прибыли из государственного финансирования, которую они пожелают. Одновременно снижаются налоги на работодателей и людей с высокими доходами. Влияние профсоюзов и требования трудового законодательства тоже снижаются. Государство будет поддерживать возможности заключения краткосрочных трудовых контрактов с пониженными социальными гарантиями. Отменяются ограничения на арендную плату в новостройках (на практике это означает что и так очень высокая стоимость жилья еще сильнее вырастет). Вводятся новые ограничения для соискателей социальных пособий. В бюджетной сфере вводится «свобода выбора»: теперь наряду с государственными организациями социальные услуги будут оказывать частные коммерческие фирмы, извлекающие прибыль. В первую очередь это коснется ведомства по трудоустройству, которое потеряет большую часть своих полномочий, функций и бюджета. Пособия по безработице тоже сократятся. Отдельным пунктом в соглашении оговаривается, что Левая партия не должна получить никакого влияния в областях которую затрагивает соглашение до конца текущей легислатуры.

Даже у привыкшей ко всему лево-центристской аудитории это соглашение вызвало крайнее недоумение, если не сказать шок. «Январское соглашение готовит катастрофу 2022 года» — говорит один из лидеров Партии окружающей среды Карл Шильтер, который в знак протеста вышел из своей партии. Даже руководство национальной федерации профсоюзов, LO, главная опора Социал-демократии на протяжении столетия выразило недовольство: «Проблемы Швеции лишь углубятся».

Действительно, уверенности что навязанная либералами социально-экономическая стратегия приведет к экономическому росту нет. Зато совершенно очевидно, что она выльется в еще более быстрый рост социального неравенства (по темпам роста неравенства Швеция и так лидирует среди стран ОСЭР), поляризацию и рост протестного голосования. В шведских условиях главным и пока единственным аккумулятором таких голосов выступают «Шведские демократы». Январское соглашение центристских партий может сделать именно их главными выгодополучателями в будущем.

«Швеция теперь превратилась в страну без политических левых» — написал в Dagens Nyheter Даниель Сухоннен, глава профсоюзного и левосоциалистического think-tank Katalys, который был пресс-секретарем и помощником предыдущего лидера СДРПШ Хокона Юхолдта. Для Швеции, которая в течении столетия была мировой столицей социал-демократии, это почти шокирующий диагноз. Но, кажется, верный. Политические левые уничтожают себя своими собственными руками.

Когда Социал-демократы подписали с либеральными партиями свое соглашение, будущее страны на мгновение оказалось в руках Левой партии. Со своими 8% голосов она могла провалить на парламентском голосовании центристское правительство. Казалось, бывшие коммунисты просто обязаны сделать это, потому что именно против них и было направлено соглашение центристов. Но после колебаний и долгих ночных дискуссий в партии, лидер Левых Йонас Хёстедт сделал заявление, что партия воздержится при голосовании, дав таким образом новому правительству шанс. По словам Хёстедта, Левые будут «терпеть» правительство, которое формально отказывает его партии во влиянии, из страха, что иначе правые партии все-таки договорятся и создадут либерально-консервативно-националистическую коалицию.

Проблема в том, что социально-экономическая политика такого право-ультраправого правительства очень мало бы отличалась от той, которую теперь будут проводить социал-демократы. Какие-то серьезные отличия могли бы касаться только миграционной политики, да и то не факт, что либералы и националисты сумели бы договориться об этом. Но вот ответственность за неизбежно непопулярные меры в таком случае бы падала на правых, а не на левых. Но выбор был сделан.

Вслед за Францией, Швеция в условиях начинающегося социально-политического кризиса пошла по пути возобновления центристского правительства с право-либеральным экономическим и социальным содержанием. Итоги этого выбора французов можно теперь наблюдать каждую субботу, когда проходят очередные акты протестов Желтых жилетов. Как будут выглядеть шведские последствия нам еще предстоит увидеть.

Это трудно понять. В одной стране за другой, одна за другой лево-центристские партии проходят по одному и тому же замкнутому кругу, стремительно разбазаривая накопленный за столетие политический капитал и приходя к предсказуемому краху. Греческая ПАСОК, итальянская демократическая партия, французские Социалисты и немецкие социал-демократы… Все прошли один и тот же скорбный путь: череда компромиссов с правыми, потеря социальной базы, новые компромиссы и новые электоральные потери, и наконец, политическое небытие (немцам осталось совсем немного). И в каждом случае они делают это не по велению долга и сердца: в их партийных программах прописана совсем другая политика. Наоборот, они идут на один невыгодный и политически самоубийственный компромисс за другим, словно их влечет какой-то злой рок, которому они не в силах сопротивляться. Как только самая умеренная лево-центристская партия находит в себе силы очнуться, и просто вернуться к своей собственной программе, как тут же ее рейтинги начинают ползти вверх, как это случилось с британскими Лейбористами после прихода к руководству партией Джереми Корбина или с португальской Социалистической партией, заключившей альянс с Коммунистами и Левым блоком и успешно правящими страной. Но это – редкие исключения. В остальных случаях европейские левые центристы уныло бредут к пропасти.

Что ими движет? Они ведь понимают риски и последствия – перед глазами с каждым годом все больше примеров. Банальное стремление к власти? Но ведь от них требуется не уходить в подполье, а всего лишь на время в оппозицию, чтобы потом вернуться, возможно, всерьез и надолго. Кто или что имеет над ними такую власть, что заставляет их раз за разом вопреки собственным убеждениям, программам, политическим интересам и просто здравому смыслу идти на самоубийственные компромиссы с правыми либералами?

Выросшее на опыте последних десятилетий поколение социал-демократических политиков исходит из того, что их время безнадежно ушло. Они считают, что результаты выборов определяются не столько самой политикой их партии, сколько «объективными процессами»: глобализацией, цифровизацией, урбанизацией и другими структурными переменами, которые не могут быть обращены вспять. Численность рабочего класса, их традиционной опоры, медленно, но неуклонно снижается, вместе с его политической сознательностью, поэтому в долгосрочной перспективе продолжение правой либеральной политики видится им неизбежным. Опыт подсказывает им, что благосклонность медиа и стоящих за ними финансово-промышленных групп может быть более важным фактором электоральной политики, чем политическая принципиальность. Коротко говоря, опыт сегодняшней социал-демократии — это опыт исторического поражения. Они словно не замечают, что это поражение было во-многом нанесено левым силам их же собственными руками, и пытаются ускользнуть от преследующего их рока серфингуя на волне медийной конъюнктуры или идя на еще большие компромиссы с правыми партиями.

Именно это имела ввиду Маргарэт Тэтчер, когда назвала тогдашнего лидера Лейбористов Тони Блэра «своим величайшим достижением». Левоцентристы добровольно и повсеместно согласились что «альтернативы неолиберализму не существует». И это признание стало для них приговором.

Сегодня самая сильная социал-демократическая партия мира повторяет историческое самоубийство своих единомышленников из других стран Европы. Не веря больше в свою миссию, в осуществимость демократической политики в интересах низов общества, она послушно выполняет политический заказ правящего класса чтобы вслед за этим отправиться в архив истории.