Я хорошо помню то время, когда приехала в СССР в 1990-м году — я была 21-летней американкой, не знавшей ни слова по-русски, которая не имела ни малейшего понятия о том, что скрывается за железным занавесом. Но я оказалась в Ленинграде, готовая преподавать английский язык для детей начальной школы.

Это был один из худших годов в современной советской истории. Очереди за продуктами и за всем остальным были длиннее обычного. Не то, чтобы я что-то знала о том, что за продуктами вообще надо «стоять»: единственная очередь, в которой я когда-то стояла, была очередью на аттракционы в «Диснейленде».

В тот год большая часть моего времени, казалось, была потрачена на то, чтобы выжить, а это означало, что нужно много времени проводить на ногах, пытаясь понять, где взять самое необходимое для жизни. Несмотря на все впечатляющие (и бесплатные) вещи, которые имел советский коммунизм — детские занятия после школы, летний лагерь, университетское образование, дешевые балетные спектакли и гарантированная работа на всю жизнь, — это была отсталая страна, которая, казалось, застыла во времени.

У большинства моих друзей не было собственных квартир — они жили в коммуналке или в общежитии, ребенок делил комнату с родителями. У них не было стиральных машин, им приходилось делить кухню с незнакомцами, и большинство телефонов использовались как «горячие линии».

Люди были очень несчастны. Они постоянно жаловались на правительство, свою жизнь, на то, что им приходилось закупать еду впрок. Если где-то продавался сахар, они покупали десять упаковок и хранили его под раковиной. Кассиры магазина использовали счеты, потому что у них не было электронных касс.

Я чувствовала себя Иваном Васильевичем из знаменитого советского фильма, только попавшей из будущего в прошлое.

Что-то должно было серьезно измениться. С точки зрения постороннего, советская власть просто больше не работала. Культура вечного стояния в очередях должна была закончиться.

Но сейчас я сажусь в машину времени, которая переносит меня почти на 30 лет. Я покинула Москву после 10 лет жизни в России, чтобы работать журналистом в Америке, и вот что я обнаружила.

Сейчас Соединенные Штаты, как и Россия в 1990 году, похоже, находятся на грани национального нервного срыва.

Как ни странно, моя жизнь под дядей Сэмом смутно напоминает мои дни в России. Несмотря на любовь наших СМИ к нашей, очевидно, быстро развивающейся экономике, вы не можете убедить меня, что все очень хорошо. Наша нация, к сожалению, пребывает в разделении и злобе, как после войны во Вьетнаме. Люди либо ненавидят, либо любят президента Дональда Трампа и постоянно спорят о нем. Что еще более важно, мы — нация, живущая в хаосе, с правительством, которое уволило и наняло больше людей, чем когда-либо в американской истории.

Всю большую роль в нашем безумии играет Россия. Еще в 1990-х годах казалось, что холодная война, наконец, закончилась. Теперь она снова вернулась, и иногда я думаю, что стало еще хуже. В годы холодной войны американцам не очень нравилась Россия, но она была очень далеко. Но теперь о Москве, если верить СМИ, кричат из каждого утюга, говорят на каждой странице в «Фейсбуке» и в каждой избирательной кабинке в каждом городе — если верить СМИ. Но советский лидер Брежнев был врагом, который был далеко. А обнаженный по пояс президент Путин почти каждую неделю присутствует в каждом доме и о нем говорят без умолку в телевизионном шоу «Saturday Night Life».

Моя мама, которая четыре раза приезжала в Россию, чтобы навестить меня в 1990-х годах, умоляла меня пообещать, что я больше никогда не поеду в Москву, потому что, по ее мнению, это опасный город, вроде Каракаса, который находится на втором месте в мире по уровню убийств.

Ее теория: если мы ненавидим русских, то они должны ненавидеть нас.

Конечно, все сверхдержавы пытаются влиять на выборы в зарубежных странах. Однако не российский президент, обнажающий свои бицепсы, сидя верхом, принес горе Америке.

Споры о здравоохранении, высокой стоимости обучения в колледже, нехватке рабочих мест и проблемах с иммиграцией привели меня к моей недоказуемой, но, возможно, правдоподобной теории: капитализм разваливается. Америке нужна новая политическая система, третья политическая партия, реформа финансирования избирательной кампании, чтобы не допустить, чтобы выборы были куплены самыми богатыми кандидатами.

Я мечтаю о том дне, когда наши политики на различных федеральных и местных должностях получат одинаковое количество денег на кампанию — в зависимости от того, на какую должность они баллотируются. Для того чтобы они не могли использовать личные деньги, корпоративные пожертвования или любые другие частные деньги.

Как и в СССР в 1990 году, большая часть работы нашей политической системы выглядит архаичной. Соединенные Штаты были созданы в XVIII веке, когда у нас было 13 колоний, а не 50 штатов, и всего несколько миллионов человек.

Сегодня большая часть мира избирает своих лидеров путем всенародного голосования. В этом есть смысл. Тот, кто получает большинство, побеждает. Но здесь, в США, мы избираем наших президентов по устаревшей системе, основанной на так называемой «коллегии выборщиков». Поэтому Хиллари Клинтон, которая фактически выиграла на три миллиона голосов больше, чем Дональд Трамп, проиграла президентскую гонку 2016 года.

Наши отцы-основатели также создали Верховный суд, в котором есть судьи, назначаемые пожизненно. Еще одна катастрофа. Они сделали это в то время, когда средняя продолжительность жизни была около 35 лет. В XVIII веке люди умерли молодыми. Президент Трамп назначил двух очень консервативных судей Верховного суда, которые будут влиять на законы нашей страны на десятилетия вперед и которые будут пребывать там до конца дней своих. При этом самому либеральному судье Верховного суда Рут Гинзбург уже за 80.

Помимо нашей политической системы, которая, кажется, едва функционирует, у нас есть президент, который представил концепцию, согласно которой жизнь в постоянном хаосе и непредсказуемости — это нормальный способ жить. И это сказывается на обычных людях.

Каждый твит, каждый беспорядочный вывод войск из Сирии, каждая отставка членов его кабинета заставляют людей нервничать.

Позвольте мне рассказать вам об этой предполагаемой быстро развивающейся экономике. На самом деле это означает, что меньше американцев получают страховые выплаты по безработице — то есть выплаты, которые получают работники в течение шести месяцев после потери работы. Так правительство определяет, сколько людей работает. Но на самом деле это означает, что все больше людей закончили получать свои средства — их шесть месяцев истекли — и правительство платит меньше. Но это не значит, что появилось больше рабочих мест.

Америке нужно произвести гигантские изменения, и, вероятно, этого не произойдет. Просто кажется, что нам пора перестать жить в XXI веке в соответствии с правилами, которые были установлены в XVIII веке. Так жить нельзя, поэтому, возможно, мы развалимся как СССР.

Есть даже американская шутка, что Калифорния или Техас когда-нибудь станут самостоятельными странами, вроде Украины.

За 40 лет жизни в Америке я никогда не видел наш народ таким злым. Многие из нас действительно скучают по Бараку и Мишель Обаме. Они были дипломатичны, уважительны и понимали, что значит быть лидерами. Теперь, когда происходит национальная трагедия, советники президента Трампа советуют ему держаться подальше от места катастрофы, ссылаясь на то, что у него не было сострадания и способности утешать других.

Возможно, в США, как и России, пришло время провести общенациональные дискуссии о том, куда движется Америка, что мы заслуживаем в жизни, что мы должны делать с иммигрантами, которые пересекают наши границы. Возможность для такой дискуссии есть. К счастью, у нас теперь есть двухпартийный законодательный орган — конгресс, контролируемый демократами, и сенат, возглавляемый республиканцами. Я жду, чтобы увидеть, что происходит с этим. Надеюсь, что-нибудь хорошее. Если нет, то остается встать в очередь на избирательный участок. И, несмотря на то, что она будет такой же длинной, как в СССР в 1990-м году, я готова постоять.