Перед подъездом пятиэтажки в Нововоронеже накрапывает дождь и стоит «газель» с телом 79-летней Валентины Таракановой. Гроб выставлен перед машиной на двух табуретках — семья и соседи, прощаясь, заполняют его цветами. «Иди, Надь. Чего боишься? Мы с ней сидели на лавочке в эту субботу. Иди-иди», — подбадривает одна другую. Пожилых женщин тут большинство, они плачут, обсуждают болезни, погоду и покойную.
На панихиду в большом теплом храме собирается уже человек тридцать. Громкие всхлипы одной из женщин едва не прерывают богослужение, но она отходит к стене, ей приносят воды и успокаивают, а священник по очередному кругу окутывает гроб дымом ладана.
«С сорока лет говорила: «Умру-умру», а дожила почти до восьмидесяти. Она ведь так и ставила себе программу — дожить до восьмидесяти. Показала мне тапки — меховые красивые такие тапочки — и говорит: «Вот эти вот тапки оденете мне, когда будет мне восемьдесят». Немного не дотянула», — тихо рассказывает соседка по лестничной клетке.
Через час аккуратно убранную старушку в белом платке и сером костюме закапывают на кладбище в сосновой роще. Внук Данил Новиков в последний раз целует бабушку в лоб, отходит подальше в сосны и пару минут стоит спиной ко всем.
«Все думают, что могут прийти и к ним»Утро 12 сентября у трех семей в Воронеже началось одинаково — с обыска по «делу ФБК». В шесть утра следователи пришли в квартиры координатора, юриста и волонтера местного штаба Навального. По прописке жил только координатор штаба Павел Смирнов, у волонтера Георгия Бородина силовиков принимала мать, а у юриста Данила Новикова — бабушка.
Почему обыскивали именно их, в штабе не понимают: в волонтерский костяк, по словам координатора Смирнова, входит человек двадцать, но к ним — как и к двум другим сотрудникам штаба — никто не пришел. «Я не думаю, что здесь есть какая-то логика. Мне кажется, у них была какая-то квота на регион: четыре-три человека. Думаю, было так: «У кого делать обыск?» — Смирнов тычет пальцем в пустой листок на столе. — Бородин, Смирнов, Новиков. Это абсолютный рандом!».
Обыски в штабах Навального по всей России
Раньше к воронежским активистам в квартиры силовики не приходили; за два с половиной года, что существует штаб, следователи уже много разизымали технику и агитационные материалы только оттуда — из небольшого трехкомнатного помещения в центре города.
«Обычно всегда разделяли, что есть вот штабы, а есть ФБК. В регионах одно, в Москве — другое. Сейчас же указка из центра всех напугать, застращать, репрессировать. Это самая масштабная акция по устрашению, и это по всей стране», — говорит координатор Смирнов.
Его возмущает, что в рамках «дела ФБК», которое Следственный комитет расследует по статье об отмывании денег (статья 174 УК), у него и других активистов были арестованы личные банковские карты, и теперь он занимает деньги у друзей и мамы. Смирнов достает свой айфон и показывает, что баланс на двух карточках — в том числе и кредитной — с прошлого четверга отрицательный: минус 75 миллионов рублей.
Он удивляется: «Какое отношение ко мне здесь в Воронеже и к моим личным счетам имеет Басманный суд? На кого он выпустил еще 47 постановлений? На Москву или опять на регионы? Когда ударят эти бумажки?».
По словам Смирнова, «по волонтерам и чатикам» он чувствует, что «остальные, конечно, напуганы»: «Сейчас все думают, что могут прийти и к ним».
«[Волонтер] Дима, например, не знает, как объяснить тeще, что такое 51-я статья», — подмечает Георгий Бородин. «Да как объяснить, блин, что к тебе в 6 утра вломится орава ментов, будет тебя трясти, обыскивать, отнимут телефон, и ты на это не должен говорить ничего, кроме: «Пятьдесят первая статья Конституции!». Как вот это вот объяснить, особенно если человек пожилой?» — соглашается Смирнов.
«Никто не мог никого предупредить. Потому что обыски начались везде в 6 утра по Москве, даже во Владивостоке — там они пришли в 13 часов», — рассказывает юрист штаба Данил Новиков. Об обыске в квартире в Нововоронеже, где были прописаны он и бабушка, Новиков узнал только после звонка следователя с вызовом на допрос: «Бабушка хотела сразу мне позвонить, но ей этого сделать не дали».
В 10 утра он уже приехал в Следственный комитет, в том числе и за тем, чтобы спросить, когда будет возвращен планшет, изъятый при обыске.
![]()
источник: s3.zona.media
Валентина Тараканова. Фото предоставлено родственниками
«Она не могла понять, почему его изъяли»IPad mini он подарил своей бабушке полтора года назад без повода, просто так. Использовала его Валентина Тараканова в основном для ежедневных звонков по Facetime, говорит внук: «Она знала несколько операций. Что, например, в Safari есть поисковая строка, а там можно ввести «как приготовить что-то» и по первой ссылке добраться. Сообщения она не очень понимала, от виртуальных кроссвордов тоже отказалась, а вот звонить по видеосвязи очень любила. До планшета мы созванивались по телефону, а когда появился планшет — то только по фейстайму».
«И когда следователи, уже уходя, сказали, что вот этот планшет мы у вас забираем, она начала волноваться», — рассказывает Новиков.
По его словам, бабушка попробовала объяснить силовикам, что это ее личный планшет и даже сказала им пароль — год своего рождения. Планшет разблокировали, посмотрели, но все равно изъяли.
Новиков говорит, что исчезновение планшета сильнее всего ударило по его бабушке: «Она не могла понять, почему же его изъяли. Твердила: «Я же сказала им, что ты мне его подарил, что он — мой»». В Следственном комитете Новикову планшет вернуть отказались: «Мне сказали, что не у вас изымали, а у нее, пусть она сама делает запрос на получение». Внук объяснил бабушке, что скоро планшет вернут после проверки или он купит ей новый.
Через сутки после обыска 79-летняя Валентина Тараканова почувствовала, что ей стало плохо с сердцем. Но после этой ночи, говорит Новиков, в субботу пенсионерка «геройствовала»: спустилась к подругам на лавочку, сходила в магазин, приготовила сырники. Родственникам про боли в сердце она поначалу не рассказывала, от вызова скорой, предложенной соседками, отказывалась. На помощь позвала только вечером — когда стало совсем плохо.
Пенсионерку отвезли в больницу, и там через два дня она умерла, не пережив обширного инфаркта. Семья была шокирована. «У нее были проблемы с сердцем, стенокардия, но она в больнице лежала считаные разы, не было такого, что она оттуда не вылезала», — рассказывает Новиков.
Он злится: «Вот ты приходишь, видишь, что там старый человек. Видишь, что меня дома нет. Что мешает просто в этот же момент позвонить мне и спросить, где я сейчас нахожусь? Бабушке бы сказал, что Данила искали, а потом мы бы встретились и поехали на квартиру ко мне, провели все те же самые действия».
«Видимо, не было установки делать все по-человечески», — заключает Данил Новиков.
«Я знаю, что после твита Навального [про смерть бабушки] в Следственном комитете серьезный переполох был. В УРПони тоже всю ночь, как тараканы, бегали, решали, кому что говорить, кому что не говорить. Следственный комитет не дает никому никаких комментариев ни по самим обыскам, ни по ситуации с бабушкой, ни по чему», — говорит координатор штаба Павел Смирнов.
Он отмечает, что все в штабе тоже были потрясены этой новостью: «Только начали приходить в себя, только руки перестали трястись, и вот мне звонит Новиков и говорит это. Естественно, еще раз пришибло. Счета разблокируют — там блокировки стоят до 3 февраля следующего года, ноутбук вернут, то, что порыскали в квартире — тоже забудется. А человека никто не вернет».
