В своем обращении к нации, вызванном глобальной пандемией коронавируса COVID-19, президент озвучил несколько мер стимулирования экономики, особенно актуальных в это непростое время. И если налоговые каникулы и снижение страховых взносов для малого и среднего бизнеса можно было назвать чем-то ожидаемым, то идея облагать проценты и дивиденды, выплачиваемые в офшоры, по «адекватным» налоговым ставкам прозвучала как гром среди ясного неба.

Президент предложил облагать дивиденды по ставке 15%. Такая ставка предусмотрена действующим российским налоговым законодательством в отношении дивидендов в пользу иностранных компаний. В отношении процентов адекватным уровнем ставки является, очевидно, предусмотренные Налоговым кодексом России 20%. Однако эти ставки можно снизить до 5% по дивидендам и до 0 по процентам при применении положений соглашения об избежании двойного налогообложения (СИДН) со страной получателя доходов. Эти льготы предусмотрены соглашениями с такими странами, как США, Кипр, Нидерланды, Германия, Австрия, Швейцария и рядом других.

При этом с классическими офшорными юрисдикциями (БВО, Кайманы, Сейшелы, Бермуды, Гернси, Джерси и др.) СИДН отсутствуют. Это значит, что компании в этих странах и так не имеют возможности воспользоваться льготами и налогообложение производится в обычном порядке по ставкам, предусмотренным российским налоговым законодательством. Вводить дополнительные ограничения с точки зрения применения льгот по налогу на доходы у источника выплаты нет необходимости.

Получается, речь идет не о налоговых гаванях, а о странах, с которыми Россия заключила СИДН. Они пользуются популярностью у российских бизнесменов при налоговом структурировании. Рискну предположить, что под офшорами президент имел в виду государства, которые традиционно использовались для перевода прибыли из РФ в офшорные юрисдикции, то есть страны, в которых регистрировались транзитные компании, смысл которых заключался лишь в получении льгот по СИДН с РФ, а потом, практически без уплаты налогов, доходы переводились в офшоры.

Перечень этих стран лежит на поверхности – Кипр, Люксембург, Нидерланды, Швейцария, Сингапур, Гонконг и ряд других. Даже налоговые органы в своих актах зачастую упоминают, например, «офшор Люксембурга», хотя в классическом понимании Люксембург офшором не является, да и ставка налога на прибыль у него превышает российскую.

При этом тенденции в области международного налогообложения и борьбы с офшорами и так серьезно затруднили использование транзитных компаний. Здесь и российская деофшоризация, и план BEPS (план по борьбе с размыванием налоговой базы ОЭСР — Forbes), и локальные инициативы по внедрению требований о достаточном экономическом присутствии, о раскрытии информации о сделках с элементами налогового планирования и т.д.

Например, российские правила о фактическом получателе дохода, которые налоговые органы РФ начали с особым энтузиазмом применять с 2015 года, и так поставили крест на транзитных компаниях. Практически все последние судебные решения по данному вопросу выносятся в пользу налоговых органов, а объем налоговых доначислений измеряется миллиардами рублей.

Вступление в силу Многосторонней конвенции MLI (один из инструментов плана BEPS — Forbes), которая предусматривает тест основной цели, а также положения об ограничении льгот (которые, правда, будут применяться с небольшим числом стран), дополнительно усложнит доступ ко льготам. Так, согласно тесту, льготы не будут предоставляться, если одной из основных целей использования иностранной компании является получение преимуществ по соглашению об избежании двойного налогообложения. И данный тест не будет выполняться, если, например, кипрская или голландская компания была встроена в цепочку платежей лишь для того, чтобы перечислить доходы в офшоры, и более никакой деятельности не ведет.

Ключевой вопрос сейчас – какие страны получат «черную метку»? Не следует забывать, что в этих странах может быть бизнес, не связанный с российским, но который инвестирует или планирует инвестировать в РФ. Если, помимо страны резидентства, не будет никаких других критериев (например, по аналогии с упрощенными положениями об ограничении льгот по MLI), для таких компаний в РФ может возникнуть дополнительная и, может быть, неоправданная налоговая нагрузка, что может снизить привлекательность РФ с точки зрения инвестирования из данных стран. А инвестирование через другие страны в свете правила о фактическом получателе дохода и MLI может стать практически невозможным.

Также важно понять, как новые нормы будут взаимодействовать с положениями действующих соглашений об избежании двойного налогообложения, которые все-таки пока превалируют над местным законодательством? Президент говорит об их пересогласовании, но на практике такой процесс является длительным, особенно, если нет особого желания с какой-либо стороны (важный фактор в рассматриваемой ситуации). Для понимания сроков приведу всего один пример: СИДН между РФ и Эстоний ждет ратификации со стороны России с 2002 года.

В качестве крайней меры президент упомянул об одностороннем выходе из соглашений. Однако, когда речь идет о договорах, в том числе международных, не стоит забывать, что это «зеркальный» инструмент. Повышение ставок или выход из соглашений может неблагоприятно сказаться и на российских группах, которые используют иностранные субхолдинги для инвестирования за рубежом. Например, это могут быть Нидерланды или Люксембург. В этом случае при выплате дивидендов из этих юрисдикций в РФ также могут применяться повышенные ставки налогообложения, что повысит налоговую нагрузку российский групп, а налоговые поступления будут идти не в российский бюджет.

Конечно, необходимо понимать, каким образом будут реализовываться предложения президента. Возможно, имеет смысл проанализировать, какие механизмы есть уже сейчас и будут ли они способствовать достижению цели без радикальных решений. В любом случае, время массового использования транзитных компаний уже прошло и предложенные инициативы лишь поставят точку в многоточии их некролога.