3:59 — 8:54
«Спиноза в своём политическом трактате писал о том, что каждый бывает своеправным, вот это самое Sui iuris, постольку, поскольку может отразить всякое насилие, отомстить по своему желанию за нанесённый ему вред, и вообще, поскольку может жить по своему усмотрению. Вот запомним это „жить по своему усмотрению“ у Спинозы. В момент, в тот внезапный момент, когда мозг человека оказался взломан искусственным интеллектом и человеческие способности творить на пустом месте лучшие из миров обнулились, жить по своему усмотрению оказалось так же невозможно, как гулять в парке, как пересекать полосатую ленточку на детской площадке, как с изумлением смотреть на лица в сбитых на подбородок масках, такая маска Шрёдингера — она и есть, и одновременно её нет. Ритуалы конца нашей эпохи, а это конец эпохи суждения фактически, оказались довольно безвкусны, и сегодня вряд-ли имеют какое-либо значение рассуждения Канта о прекрасности прекрасного. Казалось бы, прекрасное стало даже прекраснее прежнего прекрасного, поскольку частная заинтересованность в каком либо обладании пресловутым прекрасным также обнулилось. Нет больше вожделения, страсти обладания пейзажем или впечатлением, а тем более на публичное высказывание своего восторга перед всем тем, что не относится к ситуативным установкам вируса как цифровой платформы. Вирус стал цифровой платформой, разрешающей суждение и распостраняющей его для коллективного усвоения роем подключённых. Прежде была возможность власти одного человека над другим в том случае, как писал Спиноза, когда один держит другого связанным, лишил его орудий и средств для самозащиты или бегства, или настолько привязал к себе благодеяниями, что тот предпочитает его верховенство своему собственному, и хочет жить лучше по его указке, чем по своей. Такой человек назывался чужеправным, на латыни Alienius juris. Но он мог стать снова своеправным, Sui iuris, и вернуться тем самым в своё естественное состояние. Стоило ему всё же найти орудия бегства в случае удержания тела, или усилием воли освободиться от страха либо надежды, которая держала в неволе его дух, как вступало в действие другое.
Но не то сегодня, ибо цифровая платформа вируса не предусматривает никаких опций, кроме моментального реагирования роя на сегодняшние указания, согласно последним графикам и опубликованным цифрам заражённых. Ежедневная публикация числа смертей доказывает смертельную серьёзность новых указаний, ограничений, инструкций, запретов и регламентов наказаний. Хотя, для проведения необходимых ритуалов пребывания вируса в мире никакого доказывания серьёзности и не нужно. Дело в том, что доказывать ничто некому и незачем. Ритуал обнуления своеправия оказался лишь воспроизводством самого себя, самого ритуала. Мы могли бы сказать, что таким образом сам человек, разведённый с Софией и исключённый из поля содержаний и смыслов, превращается в декларацию собственной немощи. Человек перестаёт быть и чужеправным, ибо чужеправие предусматривает власть другого человека во-первых, и потенциальную возможность возвращения в естественное состояние во-вторых. Особенно интересно эта новая эра цифрового левиафана выглядит для России, как некое окончательное преодоление раскола, свойственного русской истории. Разрешился вечный русский вопрос о выборе между верой и правдой, о том, что первично — праведные дела или совокупность обрядов. Правда подключена к коллективной антенне и заземлена. Вера превращена в график прогулок. Как это произошло? Случилось так, что искусственный интеллект, давайте наконец мы произнесём это опасное выражение, стал цифровым левиафаном, вирусной цифровой платформой, окончательным государством и окончательным решением».

22:27
Таким образом происходит и перерождение самого человека в вирус. Человек стал частью медиаокружения, к которому уже невозможно применить понятие «свой».