— Абсолютно точно – неизвестно чего.
— То есть само использование слова «Новичок» неправомерно, как и неправомерно использование словосочетания «боевое отравляющее вещество» в данном случае?
— Абсолютно. И точно так же третьим вагоном в отрицаловке нашей идет неправомерно слово «отравление».
— Да, действительно, мы говорили с доктором (Александром) Сабаевым – главным токсикологом Сибирского федерального округа, главным токсикологом Омска и заведующим отделением Первой городской больницы скорой помощи Омска, куда как раз и поступил блогер Навальный в момент дежурства доктора Сабаева. И он подробно нам объяснил, что не было никакой химической травмы или химической болезни, как он говорит, и это был случай тяжелого метаболического нарушения, то есть внутреннего заболевания. Может, спровоцировано неправильной диетой, алкоголем или чем-то еще на фоне хронического панкреатита. Вот, собственно, вполне доказательно он нам объясняет. Хорошо. Мы с Запада слышим, что это боевое нервно-паралитическое отравляющее вещество. Каков механизм его действия, если представить, что это действительно было боевое отравляющее нервно-паралитическое вещество? Механизм действия, он какой вообще? Что должно было случиться с Навальным?
— Симптомы, которые отсутствуют у господина Навального, то есть это и миоз (Сужение зрачка. – Прим. ред.), и судороги, и обильные выделения, как говорится, со всех отверстий и так далее. Такого нет, потому что нигде у него никаких признаков подобного не было в его отравлении. Слово «отравление», строго говоря, не проходит, потому что если там и был какой-то фрагмент, о котором мы говорим, то он малотоксичен, поэтому им отравиться было нельзя. Разве что если полбутылки или ведро выпить, тогда, наверное, можно было отравиться, как от всех лекарств можно отравиться, если перебрать.
— Хорошо, но они говорят, что это следы отравляющего вещества. Можно ли представить себе ситуацию, когда следы вещества есть, а самого вещества не было?
— Вы знаете, слово «отравляющее вещество» уже не проходит, потому что оно отсутствует в классификации отравляющих веществ. Фрагменты, которое они нашли, нет для него подходящего зарегистрированного отравляющего вещества, поэтому они нашли фрагмент, который может относиться к любому, так сказать, моющему веществу, чистящему веществу или просто налитого амина какой-то неизвестной мне природы. Причем не амина, а амида, как они говорят. Какой-то амид. В области амидов отравляющие вещества неэффективны. Это я скажу просто как достаточно долго поработавший в этой области.
— Что теперь? Спор же все-таки продолжается. Какие доказательства могут выставить стороны в свою пользу?
— Вы знаете, насчет доказательств. Нам-то что доказывать? Пытаться со своими умозаключениями найти какое-то отравляющее вещество среди бесконечного количества веществ, известных в мире, это не наша задача. Правильно? Наша задача — найти в анализах вещество, которое они укажут или скажут, что оно там было. Причем доказать, что эти фрагменты, которые они нашли, имеются в каком-нибудь отравляющем веществе. Попало оно в список конвенции или не попало, не важно. Что оно существует в каком-то отравляющем веществе. Мы такого вещества не знаем. Может быть, они знают.
— Наверное поэтому этот фрагмент и не был замечен во время анализов в Омске?
— А кто ж будет искать неизвестно чего неизвестно где.
— То есть даже если они и заметили этот фрагмент, то он не мог вызвать никакого подозрения, не правда ли?
— Абсолютно. Тем более он мог возникнуть и при приеме каких-нибудь таблеток, и при приеме алкоголя с дубильными веществами. Мы понимаем, насколько они дубильные.
— То есть, Леонид Игоревич, вы хотите сказать, что подобные фрагменты, подобные следы есть в организме сейчас очень многих миллионов людей, которые чувствуют себя прекрасно?
– Я не могу, конечно, утверждать этого, но то, что нашли вещество, которое практически не дает никакой картинки его плохого самочувствия. Вы же понимаете, да? Человек чувствует себя превосходно, говорит превосходно, чего еще там надо. Тем более еще интересно, сегодня мне сказали, что какие-то фрагменты нашли на мадам Марии (Певчих. – Прим. ред.), которая бутылку утаскивала. И там вообще бесподобно совершенно. Ее ничем не лечили, фрагменты есть. Она бегает и радуется, и никаких симптомов ни отравления, ни комы, ничего на ней нет. Это вообще бесподобно.
— То есть следы могут быть в ком угодно. Во мне, в вас и так далее, если вы утверждаете, что это может быть результат каких-то дубильных веществ.
— Это не я утверждаю, это утверждают те, кто аналитически искал чего-то. Если они что-нибудь нашли, пусть скажут что, какой фрагмент они нашли, тогда мы можем думать, какое вещество, в том числе и отравляющее, можно к такому фрагменту придумать, или вспомнить, что было такое вещество. А так, простите, нет оснований вообще о чем-то говорить.
— Готовы вы были бы к публичной дискуссии с коллегами, которые утверждают, что нашли следы отравляющих веществ?
— Легко, легко. Без проблем. Задавлю как тараканов.
— Спасибо большое, Леонид Игоревич, дай бог вам здоровья.
— Вы понимаете, когда имеются версии, должны быть доказательства. Мы с вами нормальные, грамотные люди. Если ты строишь какие-то версии, под каждую имеется комплект доказательств. Тогда ты выбираешь и говоришь, что это более-менее истинное положение. Но когда нет доказательств под теорию отравления, а известные вам русские люди, что (Вил) Мирзоянов, что (Владимир) Углев, люди, которые оплаченные, которым надо говорить только так, поэтому они будут говорить, до смерти утверждать, что там было от Путина и ближайших соратников указание налить чего-нибудь в галоши.
— Ну а что еще им говорить? Поскольку это продается, поэтому и говорят. Хорошо, спасибо большое. Надеюсь, это наш первый разговор, но не последний. Тема долгоиграющая, будем к ней возвращаться.
— Мне кажется, что тема-то уже заигранная, честно говоря. То есть у них кончились козыри абсолютно. Нет козырей вообще. То есть подтвердилось, что не было отравления в Charite.
— Но они же все пыжатся, санкции теперь будут вводить на основании.
— Пыжиться можно, а второго компонента фосфорного нет. Хоть раздавитесь – нет.
— А он мог как-то испариться?
— Никуда он…. Он гораздо дольше бы держался, нежели амидный фрагмент. Так я слышал по западным источникам, что амидный. А это вообще не токсично, абсолютно.
— Так аминный или амидный?
— Это не наш с вами вопрос.
— То есть если бы был фосфор, то он должен был бы остаться, 100 процентов?
– Я насчет «мог бы остаться». Прошло столько недель, что, как говорится, клиент уже давно чист. Я утверждал, что он бы встал на ноги через два дня после Омска. И лишние две недели я не думаю, что он даже лежал. Я думаю, что он давно спокойно культурно отдыхал за столом.
— Так или иначе, надеюсь, рано или поздно это все всплывет. Будем следить за развитием событий. Спасибо вам большое, Леонид Игоревич.