источник: s6.hostingkartinok.com

 fetrius

Законы истории (книга)

Законы в истории

Под научным законом понимается необходимое, существенное, повторяющееся отношение между явлениями, которое объясняет их причины и следствия.

Применительно к истории это означает, что существует устойчивая и регулярно проявляющаяся связь:

П1 + П2 + П3 +… = С1

где П1, П2, П3 — причины, а С — следствие.

Законы востребованы для объяснения событий прошлого и прогнозирования будущего, предсказания путей развития истории человечества. Кроме этого, законы активно привлекаются учеными-историками для заполнения лакун в источниках.

Если источники не содержат каких-либо объяснений и данных, то их можно вывести, восполнить за счет гипотетических моделей, описывающих аналогичные протекающие одинаково, исторические процессы. Эти процессы и модели можно определить как исторические закономерности.

С момента возникновения истории как отрасли человеческого знания историки пытались вывести исторические законы. Некоторые античные историки таким законом считали фатум — каждого исторического героя ждала его неизбежная судьба. Применительно к законам развития общества они высказали идею о его циклическом развитии — круговороте форм организации жизни людей. Когда общество полностью проходит цикл превращений, круг начинается заново. В Древней Греции родилась идея, что особенности исторического пути людей и народов — проекция природных свойств человеческой натуры. тем не менее решающего шага к отождествлению законов развития природы и законов развития общества в античной историографии сделано не было.

Елси бы это работало, то мы бы знали, что произойдет в будущем.

И́стина — гносеологическая характеристика мышления в его отношении к своему предмету. Мысль называется истинной (или истиной), если она соответствует предмету[1].

...

С конца XIX в философии усиливается иррационалистический подход к пониманию истины. Ф. Ницше считал иллюзией существование абсолютной истины и связывал возникновение этой иллюзии с волей к власти, особенностями субъективного опыта, идеями вечного изменения, возвращения, становления и переоценки ценностей[14]. Ж.-П. Сартр считал, что сущность истины есть свобода; экзистенциалисты в целом противопоставляли объективной истине представление о личной истине, в границах которой интуитивно раскрывается бытие в его подлинности.

Согласно наиболее распространенным воззрениям в западной философии середины XX в. истина есть особый идеальный объект (Ж. Маритен, Н. Гартман и др.). Такое понимание истины неразрывно связано с пониманием бытия как трансцендентного, сверхчувственного и рационально до конца не постижимого феномена.

Одним из важных итогов философских исследований выступает различие между абсолютной и относительной истиной:

• абсолютная истина — это полное, исчерпывающее знание о мире как о сложно организованной системе.
• относительная истина — это неполное, но в некоторых отношениях верное знание о том же самом объекте; правда .

Возникший в XX веке неопозитивизм разделяет истины на эмпирические (подтверждаемые опытом) и логические (не зависящие от опыта, априорные). Представители так называемого социально-психологического направления (Томас Кун, Пол Карл Фейерабенд) в противовес неопозитивистской трактовке научной истины как эмпирической подтверждаемости предложили вообще аннулировать понятие научной истины, особые нападки с их стороны вызывало понятие объективности истины[15]. В некотором смысле, доводя эту точку зрения до логического завершения теоретики постмодернизма Жак Деррида, Жиль Делез изображали познание как процесс вечной погони за истиной как иллюзией или симулякром (Ж. Бодрийяр). Для постмодернизма истина не может быть безусловной догмой, абсолютом, сковывающим творческое мышление, а только относительной, конвенциональной, обозначающей некоторый результат соглашения между участниками диалога. С точки зрения аналитической философии (Витгенштейн, Людвиг), истина представлена как значение, имеющее множество контекстов (плюрализм контекстов) и определяемое структурой языка как элемент языковой игры, не имеющей прямого отношения к реальности.

...

Ну, тема-то в том русле, в котором я ее веду, не особо имеет отношения к науке.

Тут скорее речь о противостоянии обоюдовраждебных сил и пределах их иррациональности в готовности к самоуничтожению, которых нет.

23 июня исполнилось 353 года со дня рождения одного видного итальянского философа, который у нас известен не слишком хорошо, но который, тем не менее, оказал заметное влияние на весь ход развития мировой общественной мысли. Речь идёт о Джамбаттисте Вико (1668-1744), профессоре риторики Неаполитанского университета, авторе сочинения «Основание новой науки об общей природе наций» (1725), в котором им была сформулирована теория исторического круговорота.

Истоки этой теории, утверждающей, что развитие общества (или сообществ, «цивилизаций») идёт «по кругу», закономерно и последовательно проходя фазы (воз)рождения, подъёма и упадка, уходят ещё в античные времена. Такого рода представления были присущи также и древним китайским историкам, а в исламском (арабском) мире с ними чётко выступил в XIV столетии тунисец Ибн Хальдун (1332-1406), разрабатывавший свою «науку о культуре». Но именно начиная с Дж. Вико, означенная теория начинает утверждаться в западноевропейской мысли; значение же её состоит в том, что она выступила исторически первой формой историзма в понимании общественной жизни, послужив основой для историзма французских просветителей и Гегеля, — а через последнего, через его философию истории, она, соответственно, повлияла и на становление марксизма, исторического материализма.

Древние люди воспринимали человеческую историю лишь как несвязный хаос каких-то событий: смены монархов на троне, войн и восстаний и т. п. Однако уже у мыслителей древности возникла потребность внести в этот видимый хаос какую-то закономерность, некий «логос» (закон); и естественным был «перенос» ими на сферу явлений общества той цикличности движения, что воочию наблюдается человеком в природе: движение небесных тел по небосводу, смена времён года, круговорот воды и прочих веществ в природе. Природа регулярно, из года в год, возрождается, затем «цветёт и пахнет» и в итоге умирает, чтобы возродиться вновь, — это циклическое её движение служит основой цикличности всей хозяйственной деятельности человека, определяя его благополучие, и оттогооно отразилось в религиях мира, в культе умирающих и воскресающих божеств плодородия — «предтеч» Иисуса Христа.

Необратимое развитие, эволюция неживой и живой природы не наблюдается человеком «своими глазами», на протяжении его жизни, при жизни одного или даже нескольких поколений людей; такое развитие «не поддаётся» непосредственно- чувственному восприятию, и к его пониманию можно прийти только в результате длительного развития комплекса естественных наук и всей человеческой практики. Совсем другое дело — цикличность, которая просто-таки «бросается в глаза»!

Впрочем, уже в древности у людей возникли также и зачатки представлений о «линейности»развития общества. В приложении к обществу такие представления возникают как раз даже раньше, чем в приложении к природе. Во-первых, потому, что создаётся классовое, эксплуататорское общество, в котором люди труда, пусть и не осознавая себя как класс, остро ощущают нарастающую его несправедливость. Отсюда возникает их пессимистическое представление о регрессивномразвитии человечества от благословенного «золотого века», когда не существовало никакого угнетения и все люди жили счастливо, к нынешнему жестокому «железному веку».

Во-вторых, на хаос в головах древних людей накладывается свойственная им религиозность мышления. Вся мешанина событий в человеческом мире обусловлена вмешательством богов и борьбой между ними, но ежели бог один, и он всемогущ, всеблаг и всеведущ, то, значит, во всей этой мешанине имеется некий божественный план. Так возникают представления провиденциализма (исторический процесс как осуществление божественного замысла) — о задуманном и направляемым Господом движении человечества к «тысячелетнему царству Божьему на Земле» (хилиазм).

Как нетрудно увидеть, первое представление, в котором выражены смутные воспоминания человечества о первобытном коммунизме, сугубо реакционно (это такой себе «реакционный коммунизм») — ибо оно есть мечтание о возвращении к прошлому. Второе представление может показаться абсолютным мракобесием, но как раз под знамёнами хилиазма, соответствующих «ересей», выступали многие средневековые народные восстания против феодалов, в которых уже намечались элементы утопического коммунизма (как у Томаса Мюнцера). Так или иначе, путь к пониманию действительной диалектики общественного развития лежал скорее через представления о цикличности — и в этом деле велика заслуга Джамбаттисты Вико.

К XVII — XVIII векам, когда он жил, уже сложились все предпосылки к тому, чтобы теория исторического круговорота могла быть создана в развитом её виде. И дело не только в том, что люди имели перед собою яркие примеры великих империй прошлого, прошедших через пик могущества к крушению, — прежде всего, пример Римской империи, после распада которой наступили Dark Ages («тёмные века»), сменившиеся затем Возрождением (как бы возрождением античности). К таким воззрениям вело и развитие капитализма. До промышленных циклов дело ещё не дошло, но стихийное капиталистическое развитие обусловливало последовательную смену экономических лидеров в Европе: северо-итальянские торговые республики — Нидерланды — Англия; их смену, сопровождавшуюся упадком прежних лидеров.

Дж. Вико жил в Италии — в стране, начавшей Возрождение и давшей первые капиталистические мануфактуры, но ко времени его жизни испытывавшей упадок экономики (да и культуры тоже), а в политике переживавшей засилье реакции. Должно быть, оттого именно в Италии могла столь остро ощущаться — и найти выражение в теории — цикличность общественного развития — да, в Италии, а не, скажем, в Англии, испытывавшей быстрый экономический подъём, проводившей колониальную экспансию и прошедшей через успешную буржуазную революцию.

Джамбаттиста Вико был человеком незаурядным. Он вышел из небогатой семьи и долгое время в жизни испытывал материальные затруднения — ему довелось работать домашним учителем и даже писать под заказ стихи и речи. В молодости он бросил учёбу в иезуитской школе, поскольку его не удовлетворял уровень обучения в ней. Разносторонние знания он добыл путём самообразования — Вико блестяще знал древние языки, историю, философию и юриспруденцию, испытывал особенную любовь к античной и итальянской литературе — от Вергилия и Горация до Данте и Петрарки. Заслужив известность своими научными трудами и глубоким знанием языков, он сумел получить место в университете родного ему Неаполя. Но только лишь назначение его в 1735 году официальным историографом Неаполитанского королевства окончательно избавило Вико от каких-либо материальных проблем.

Главный его труд 1725 года стал, если выражаться современным языком, бестселлером, он сделал Вико известным во всей Европе, но в то же время и вызвал оживлённую полемику, критику, на которую учёному приходилось отвечать. Надо учесть, что книга им была написана в тёмной и запутанной манере, что, видимо, во многом и вызвало непонимание. К тому же Вико решил написать труд своей жизни не на латыни, а на итальянском языке, вернее даже и не на итальянском — единый литературный итальянский язык как таковой к тому времени ещё не сложился, — а на неаполитанском наречии, что дополнительно затрудняло восприятие его идей.

Суть теории Дж. Вико заключается в том, что каждый народ развивается по циклам, состоящим из трёх фаз: 1) божественная (отсутствие государства, общество подчинено жрецам); 2) героическая (аристократическое государство, монархия) и 3) человеческая (государство в форме республики или представительной монархии). А затем данное общество переживает кризис и распад, возвращаясь к первой фазе.

В его теории обнаруживается ряд положительных моментов. Прежде всего, Дж. Вико утверждает объективность исторического процесса, большое значение при этом уделяя в нём деятельности людей, их борьбе за свои интересы, — хотя он и допускает деистическую уступку религии, состоящую в том, что, по его мнению, законы исторического развития установлены свыше «провидением», божеством.

Законы исторического развития для всех народов и государств едины — Вико проводит принцип единства человечества, хотя основной исторический материал он черпает в истории Древнего Рима (что интересно, лишь историю Карфагена он рассматривал как исключение, не подчиняющееся его теории). Также он склонен исследовать каждое конкретное общество в целостности всех его сторон, включая экономику, социальные институты, религию, язык, право, мораль и всё прочее.

В представлении Вико человеческая фаза развития общества стоит выше, чембожественная и героическая фазы, — в этом явно просматриваются стремление к освобождению науки и общества от диктата религии (на Дж. Вико большое влияние оказали Дж. Бруно и Г. Галилей) и ограниченный демократизм мыслителя. По сути, для Вико вершиной общественного развития является буржуазное общество. Однако оно оказывается не вечным — оно в итоге тоже распадается в результате нарастания анархии, злоупотребления людей свободами, так что общество «откатывается» к первобытной дикости. Вряд ли Вико — при том уровне развития капитализма, что имел место в его время в его стране, — мог «схватить» противоречия капитализма, ведущие буржуазное общество к гибели. Однако, возможно, на формирование его воззрений таки повлиял факт упадка его раздроблённой страны после блестящего её раннекапиталистического расцвета в предшествующую историческую эпоху.

Во многом Дж. Вико предвосхитил и гораздо более поздние представления о классовой борьбе. Каждый переход от одной фазы развития к другой обусловлен ею и фактически представляет собой социальную революцию. Так, в «век богов» ведут борьбу «отцы семейств» с «домочадцами и слугами», и для обуздания вторых первые учреждают государство. Таким образом, Вико ещё и приходит к пониманию государства как органа господствующего класса для подавления угнетённых классов — и этим он стоит выше его английских и французских современников с их теорией общественного договора — как договора всех людей, заключённого якобы ими в их общих интересах для преодоления исходного состояния «войны всех против всех».

На второй фазе развития происходит борьба феодалов с «простым народом», который в итоге и побеждает, устанавливая демократическую республику (или, по крайней мере, ограничивая власть государя). Этот строй, по учению Вико, основан на разуме, совести и долге; все имеют равные права, развиваются науки и ремёсла — а был выдающийся итальянец, заметим, горячим поборником науки и просвещения.

Совершенно одностороннюю и ошибочную оценку учению Дж. Вико даёт, по-моему, Большая Советская Энциклопедия (2-е изд., т. 8, с. 53): «Теория круговорота Вико метафизична и реакционна, так как она изображает весь ход истории как некий замкнутый круг, а буржуазное общество рассматривает в качестве вершины общественного развития». Оценивать прогрессивность или реакционного того или иного мыслителя нужно как раз с позиции еговремени: то, что в наши дни является безусловно реакционным, могло быть вершиной прогрессивности мысли триста лет тому назад! В этом состоит конкретность истины — если прилагать этот основополагающий гносеологический принцип к истории философии и науки. А во времена Джамбаттисты Вико представление об истории, движущейся по кругу, было уже немалым шагом вперёд в осмыслении исторического процесса, равно как большой заслугой его являлось рассмотрение буржуазного общества в качестве прогрессивной ступени общественного развития, «вершины» из всех возможных на тот момент форм жизнеустройства — причём видя это из страны, где буржуазное развитие было задавленофеодально-католической реакцией! В конце концов, не мог же Джамбаттиста Вико в его-то время проповедовать научный коммунизм!

К статье про Дж. Вико в БСЭ прилагается литература: письмо Карла Маркса Фердинанду Лассалю от 28 апреля 1862 года (во 2-м издании Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса: том 30, с. 510-513). И как раз Маркс в указанном письме отмечает «немало проблесков гениальности» у Вико и очень рекомендует его «Новую науку» Ф. Лассалю (во французском переводе — ибо «С оригиналом ты вряд ли в состоянии будешь справиться, так как книга написана даже не на итальянском, а на очень замысловатом неаполитанскомнаречии»; надо полагать, к слову, сам Маркс с этим наречием справился, что свидетельствует о его филологических способностях!).

Будучи идеалистом, Вико даёт проблески самого настоящего исторического материализма; метафизически абсолютизируя при этом цикличность общественного развития, он развивает сложную диалектику отрицания отрицания в результате борьбы противоположных интересов групп людей. Да, он, бесспорно, противоречив — как противоречив практически любой крупный мыслитель, но противоречивость его в ходе дальнейшего развития общественной мысли принесёт ещё богатые плоды.

Г. В. Ф. Гегель и Маркс, создав диалектику, снимают старое метафизическое противопоставление поступательного, необратимого развития и циклического движения: они утверждают развитие природы и общества по спирали. Цикл, таким образом, «раскручивается» в спираль, он превращается в момент поступательного развития — прогрессивного в целом развития, если мы говорим об обществе, но с возможными «возвращениями» и «откатами» назад, с движением порой «по кругу», — да, развития противоречивого, не сводимого к прямолинейному движению вперёд.

Старая теория круговорота отразила действительную цикличность движения общества — просто она метафизически абсолютизировала этот момент движения.

И с того самого момента, когда был понят действительный характер развития, теория исторического круговорота, в самом деле, становится теорией реакционной, направленной против общественного прогресса, она служит ныне защите интересов старых, отживших своё классов, желающих любой ценой сохранить господство. Им бы, разумеется, очень хотелось «отменить» движение вперёд, «свернуть» спираль в бесконечные и бесплодные циклы — и в 1991 году, когда первый, пробный цикл нового общества завершился поражением и возвратом к старым порядкам, это им показалось возможным. Более того, конец цикла они приняли за «конец истории»!

Классическая реакционная теория исторического круговорота в наше время — в эпоху империализма: теория Освальда Шпенглера(1880-1936) — и как раз в этом году отмечается 100 лет со дня выхода в свет его знаменитой книги «Закат Европы».

Шпенглер дописал и издал свой главный труд в самом конце Первой мировой войны — а войны за мировое господство он и считал одним из признаков увядания европейской цивилизации. Так или иначе, он, в общем-то, верно подметил первые признаки общего кризиса западного жизнеустройства — только он, понятное дело, не мог правильно объяснить причины этого, не мог осмыслить это явление как кризис и угасание буржуазного общества. Будучи идеалистом, он рассматривал явления культуры в отрыве от экономического базиса общества: «культура» (О. Шпенглер всего выделял восемь таких культур — от египетской до европейской), как некий замкнутый «организм», развивается по своим внутренним законам, за тысячу лет проходя цикл эволюции до превращения в противоположность — в «цивилизацию».

Сегодняшний Евросоюз — это и есть, по Освальду Шпенглеру, «цивилизация» под властью «евробюрократов», есть нечто бездушное, мертвящее, бесплодное; это технократическая рутина и механическая «работа», заменившая «геройские деяния» прошлого. В сегодняшнем Евросоюзе всё регламентировано тысячами стандартов, и там под внешним благополучием погребены, вытеснены потребительством и «масс-культурой» все истинные сокровища тысячелетней западноевропейской культуры.

Кризис сегодняшней европейской цивилизации наиболее выпукло проявляется в демографической катастрофе и миграционном кризисе, рассорившем европейские элиты и безжалостно смахнувшем самодовольный налёт «европейских ценностей».

Самое поразительное то, что Шпенглер в годы революции в России интуитивно предсказал — несмотря на неприятие им большевизма, который он позже сравнивал с ордами Чингисхана, — рождение новой, девятой культуры — «русско-сибирской».

Шпенглеровская концепция культурно-исторических циклов подменяет собой то понимание истории человеческого общества, которое исповедует марксизм: последовательное восхождение от одного способа производства к другому. Однако ведь на самом-то деле гибель шпенглеровских «культур» — это есть не что иное, как гибель определённых способов производства, в рамках которых выделенные О. Шпенглером культуры развивались. Греко-римская («аполлоновская») культура погибла вместе с античным рабовладением. Византийско-арабская («магическая») культура попросту не пережила кризиса феодальных отношений, подточившего Византию и арабские государства. Упадок европейской («фаустовской») культуры отражает общий кризис капитализма, который сильнее всего поражает ныне во все «болевые точки» именно «старые» капиталистические страны, страны Европы и «англо-саксонского мира». История каждого общественного строя представляет собой цикл: рождение, становление, подъём, расцвет, угасание и гибель — но только за этим циклом следует новыйисторический цикл, цикл более прогрессивного способа производства и жизнеустройства. И эти мегациклы (внутри которых можно, безусловно, выделить более «мелкие» циклы развития отдельных стран и народов, их «культур») складываются в поступательное историческое движение общества.

Признание прогрессивного поступательного развития общества — движения от одного общественного строя к другому, более высокому — отнюдь не «отменяет» цикличности развития общества — нужно только правильно понимать диалектику исторического развития, диалектику поступательности и цикличности, диалектику «линии» и «круга», складывающихся в «спираль». Более того, изучение объективно сущих циклов экономического, политического, культурного развития необходимо для понимания поступательного движения общества, человечества.

Капитализму же чрезвычайно присуща цикличность движения — цикличность, носящая фундаментальный характер и проявляющаяся в сложном переплетении циклов различного «шага»; и наряду с «классическим» промышленным циклом, исчерпывающее объяснение которому дал К. Маркс, немалое значение имеют т. н. «длинные волны» Кондратьева. Отрицание теории Николая Кондратьева (1892-1938), пренебрежение ею в своё время в СССР как «антимарксистской лженаукой» обусловлены непониманием диалектики общественно-экономического развития — но, с другой стороны, её можно рассматривать только в контексте поступательного развития капитализма, иначе же легко скатиться к метафизической абсолютизации «длинных волн» и к превращению указанной теории в реакционную апологетику.

Сам Николай Кондратьев был подвергнут в Советском Союзе репрессиям: после того как в 1926 году он изложил свою теорию в докладе, в 1928 году он был снят с должности директора института, в 1932 году — посажен за «антисоветскую деятельность», а в 1938-м — расстрелян. Видимо, в тогдашнем СССР, где многие ожидали близкий, скорый крах капитализма и видели его загнивающее развитие исключительно «линейно» и поступательно, очень не понравилась идея Кондратьева о цикличности — и в рамках её относительной «приспособляемости»! — капитализма.

Но ведь именно неоднократное «возрождение» и усиление капитализма в определённые периоды, «волны» наступления глобальной реакции противоречат упрощённым представлениям о быстром неуклонном и необратимом «загнивании капитализма» — и тем самым они дискредитируют тот марксизм, что проповедуется его наиболее примитивными адептами. Развитие капитализма оказалось куда более сложным, чем многие марксисты себе его представляли; это очень живучий строй!

Живучесть капитализма требует убедительного объяснения; идеологические же штампы про «загнивание капитализма» поднимаются на смех антикоммунистами и с радостью пережёвываются обывателями, которые видят лучшее опровержение «сказкам о загнивании» в сладких запахах, исходящих из переполненных товарами супермаркетов. Но если отбросить шутки: на наш взгляд, для того чтобы объяснить живучесть капитализма и понять пределы этой живучести, — для этого необходимо исследовать долговременную цикличность развития этого строя, смену периодов его ослабления и усиления, особенности каждого последующего «длинного» цикла — и, главное, связь экономических циклов с циклами, «волнами» классовой борьбы.

По сути, все те фундаментальные тенденции развития капитализма, которые открыл Карл Маркс, реализуются циклически, в чередовании «повышательных» и «понижательных» фаз. Для примера: закон тенденции средней нормы прибыли к понижению — движение её носит сложный характер в рамках как «обычных» 10-летних (в среднем), так и длительных («кондратьевских») циклов. Короче, нельзя понять движение капитализма иначе, как изучая всё многообразие его цикличности.

Теория Кондратьева остаётся спорной. В литературе можно встретить разные хронологические периодизации циклов, кто-то выделяет до настоящего времени пять циклов, а кто-то — всего четыре. «Длинные волны» выделяются не столь чётко, как циклы десятилетние. Чтобы их выделить, необходимо обрабатывать огромный массив эмпирического материала — и уже выбор его, наверное, неминуемо вызывает споры. Сам Н. Кондратьев исследовал такие показатели, как добыча угля и золота, выплавка чугуна и свинца, масштабы внешней торговли, индексы цен, движение государственных бумаг, заработная плата. Очевидно, что в наше время некоторые из этих показателей потеряли своё значение (выплавка чугуна и особенно свинца), но в то же время возникает необходимость анализировать другие показатели, связанные, в частности, с развитием вычислительной техники. Но тогда возникает вопрос: а корректно ли сравнивать разные эпохи, характеризующиеся разными показателями?

Согласно той периодизации, которая мне представляется наиболее адекватной, сейчас мы находимся в самом конце «понижательной» фазы пятого «длинного» цикла (в «повышательной» фазе среднегодовые темпы экономического роста выше, чем в «понижательной»). Если это верно, то тогда в самом скором времени должен произойти ещё один циклический (в рамках «короткого» цикла) экономический кризис особенной силы (типа того, что случился в 2008-09 годах), а после него начнётся «повышательная» фаза, начнётся новый, шестой уже цикл Кондратьева. Одновременно нам обещают «четвёртую промышленную революцию», которая в корне перевернёт промышленное производство и, вообще, жизнь человека.

Такой сценарий дальнейшего развития подтвердил бы ту гипотезу о природе «длинных волн», согласно которой они обусловлены особенностями и масштабами накопления капитала в те или иные периоды, фазы движения капитализма. Причём речь здесь идёт не о количественной, а о качественной стороне накопления: не об объёмах капиталовложений как таковых, не о простом экстенсивном расширении производственных мощностей (строительство заводов, увеличение рабочих мест и т. д.), но именно о вложении капиталов в инновации, в принципиально новые средства производства и коммуникации, в машины и технологии, существенно повышающие производительность труда. Капитализм вовсе не развивает технику и технологии так охотно и быстро, как полагают его поборники, — на самом деле, он вкладывается в научно-технический прогресс, в инновации как бы «толчками», «рывками», и это происходит только тогда, когда его «прижмёт», когда он уже просто не может иными путями, «работая по старинке», поддерживать приемлемую для него норму прибыли. В другие же периоды капитализм, напротив, задерживает научно-технический прогресс (особенно это касается монополистического капитализма!), проявляет себя как весьма инертная общественно-экономическая сила. Капитализм нуждается в периодических «толчках», они «оживляют» его, выводят из ступора.

Ведь что мы имеем сейчас? Все последние десятилетия технический прогресс явно тормозился — простор ему дали разве лишь в сфере компьютеров и Интернета — да и то с акцентом на «развлекуху» и поддержку коммерции, но не на использование их в сфере материального производства, — ну, и ещё мобильной телефонии. А та же, скажем, робототехника стояла на месте, поскольку промышленность из развитых стран переносилась в страны «Третьего мира» с дешёвой рабочей силой, где роботов и другую продвинутую технику применять попросту невыгодно именно по причине дешевизны там рабочей силы. И лишь жесточайший экономический кризис 2008-09 годов, перешедший в длительную депрессию, дал, наконец, капиталистам стимул к внедрению, в общем-то, давно созданных уже машин и технологий — и они обещают нам теперь повсеместно поставить роботов и запустить беспилотные автомобили и поезда! А заодно обещают нам заменить изрядную массу «офисного планктона» и даже ««креативных» умников» «умными машинами», искусственным интеллектом!

Вдобавок ко всему, вызванный экономическим кризисом глобальный военно-политический кризис дал мощный толчок научно-техническому развитию в главной при капитализме сфере приложения технических новшеств — в военном деле.

Именно, капитализм, капиталистов «прижало» кризисом, деваться им некуда, и они оттого вынуждены начинать «четвёртую промышленную революцию»! Эта революция должна была состояться — почитайте футурологов середины прошлого века — ещё к 2000 году, но спрос на неё капитализм предъявил только сегодня.

Однако эта новая техническая революция, на которую молятся экономисты и политики, «заболевшие «цифровизацией»», принесёт большинству человечества не рост благополучия (в широком смысле, не сводимом к одному лишь материальному благосостоянию), но рост проблем и затруднений, борьбу за выживание и «место под солнцем». Мы можем ожидать — и об этом сейчас пишут многие — углубление и обострение социальных проблем и противоречий, рост безработицы и социального неравенства, поляризацию богатства и бедности на планете и в каждой отдельной стране. К этому ведёт применение капитализмом новой техники и технологии, уже выходящей за рамки материально-технической базы этого строя, — и «четвёртая промышленная революция» будет означать резкий и взрывной выход за эти рамки.

Нельзя забывать о том, что, по Кондратьеву, именно в «повышательные» фазы его циклов — тогда, когда технико-экономическое развитие ускоряется, когда идёт подъём, а не спад и застой, — чаще всего и происходят войны и революции. Что ещё интересно, они чаще происходят на «переломе» фаз «синусоиды» — либо в самом начале «повышательной» фазы (исторические примеры, «точки»: 1789, 1848, 1939-45 годы), либо на её «пике», на её завершении (1812, 1870-71, 1914-17, 1968 годы). То есть, либо «повышательная» фаза цикла начинается с какого-то общественного потрясения, которое разрешает противоречия, накопившиеся в «понижательную» фазу, и это даёт «толчок» дальнейшему развитию, — либо само ускоренное развитие капитализма создаёт и обостряет противоречия, находящие «крутое» разрешение.

Нынешнее глобальное военно-политическое обострение, чреватое Большой войной (а фактически Четвёртая мировая война в специфических, «гибридных», как сейчас модно говорить, формах уже идёт!), можно рассматривать как такое крупное общественное потрясение, при помощи которого капитализм пытается выйти из тяжёлого кризиса, получив толчок к началу очередного «кондратьевского» цикла. Естественно, разрешиться этот масштабный глобальный военно-политический конфликт необходимо должен крутым изменением расстановки сил в мире.

«Возрождаясь», оживая в «повышательную» фазу, капитализм тем самым оживляет и классовую борьбу. Развитие капитализма, экономическое его развитие — отнюдь не спад и застой в экономике — означает развитие, обострение противоречий капитализма. Поэтому связь циклов, «волн» накопления и движения капитала с «волнами» классовой борьбы совершенно естественна, логична и закономерна.

Каждый «кондратьевский» цикл не является замкнутым «кругом», он является циклом «открытым», именно «витком» спирали — поскольку из каждого такого цикла капитализм выходит другим, приспособляясь к новым реалиям. Первый цикл (примерно 1790-1850 годы) завершился тем, что капитализм утвердился в основных странах Европы, и зрелость этого строя проявилась в том, что начали периодически происходить кризисы перепроизводства. Второй цикл завершился к концу XIX века — капитализм перешёл в свою империалистическую фазу, и при этом он исчерпал себя как строй прогрессивный. В третий цикл (первая половина XX столетия) он испытал тяжелейшие удары в виде Октябрьской революции и Великой Депрессии, однако сохранился, приспособился, переняв у социализма отдельные методы регулирования и планирования экономики. В результате Второй мировой войны утвердилось господство одного только империалистического государства — США, сплотившего весь капиталистический мир для решительной борьбы против СССР и мирового социализма. Правда, при этом же мир раскололся, образовалась мировая системасоциализма, создалась ситуация противостояния двух супердержав.

Далее последовал четвёртый цикл (до начала 1980-х годов). В начале его — в «повышательной» фазе — продолжалось наступление социализма (победа революции в Китае, Вьетнаме, на Кубе, крах колониальной системы, неудача капитализма в космической гонке и поражение США во Вьетнаме). Одновременно капитализм посредством социальных реформ (создание «социального государства») сумел поднять уровень жизни своих простых трудящихся, тогда как социализм не смог реализовать свои преимущества и начал впадать (в СССР) в «застой». На «пике» цикла состоялся крах Бреттон-Вудской системы, то есть началась перестройка всей мировой капиталистической финансовой системы, исчерпало себя кейнсианство. В 70-е годы, на начавшейся «понижательной» фазе, сплочённый капитализм перешёл в решительное контрнаступление, началом чего следует считать переворот в Чили. Советский же Союз при позднем Брежневе «размягчился», слишком рассчитывая на «разрядку», — его руководство, видимо, уже начало исподволь готовиться к «сдаче».

Пятый цикл, завершающийся сейчас, разворачивался в условиях кризиса и последующего крушения СССР и системы социализма, упадка левого движения во всём мире. Во многом этим объясняется, почему капитализм «возродился» как неолиберальныйкапитализм (сделав, таким образом, шаг назад от прежней системы с сильным государственным вмешательством в экономику, спасшей капитализм в середине века) — начало «новой истории капитализма» положили «рейганомика» и «тэтчеризм». И, одержав победу над коммунизмом, неолиберальный капитализм предсказуемо и естественно принялся сворачивать развитую систему соцзащиты.

На «повышательной» фазе этого цикла, в силу его особенностей, вместо революций пошли контрреволюции, представляемые как революции. 1990-е годы — это не только ситуация мирового господства одной-единственной сверхдержавы, но и период расцвета либерального капитализма на Западе («благословенные 90-е»), что достигнуто было во многом за счёт разрушения и разграбления бывшего СССР, превращения его республик в рынки сбыта западных товаров, в источники сырья, дешёвой рабочей силы и «мозгов» для Запада. Важной чертой пятого цикла стала невиданно быстрая спекулятивная «накачка» финансовых рынков.

«Пик» пятого цикла — начало 2000-х годов: экономический бум, «раскрутка» потребительского кредита, раздувание всяческих «пузырей», включая «пузырь» на рынке недвижимости. Произошла серия империалистических войн, призванных закрепить господство Америки (Югославия, Ирак). Одновременно — раз это вершина «повышательной» фазы! — несколько оживилось революционно-освободительное движение, что выразилось в победе Уго Чавеса в Венесуэле и «левом повороте» в Латинской Америке. Ускоренный экономический рост Китая, Индии и Бразилии, оживление России благодаря высоким ценам на нефть создали феномен стран БРИКС — они бросили вызов «старым» капиталистическим державам во главе со США, возникли и углубились те противоречия, которые обострились в 2010-е.

Кризис 2008-09 года переломил ситуацию и кривую нынешнего цикла. Мы проходим «яму» циклического движения капитализма. Что же будет дальше?

Каждый «кондратьевский» цикл происходит по-своему, в своих особенных условиях. Каким образом капитализм будет «возрождаться» и набираться новой жизненной энергией теперь, на шестом цикле, — неизвестно. Неолиберализм себя дискредитировал, но отказываться от него «мейнстрим» не желает и не спешит. Трамп пытается вернуться от нынешнего глобализованного капитализма к «старым добрым» временам протекционизма — однако этот путь ведёт в тупик, он ведёт к ещё большему обострению противоречий во всем мире, создаёт предпосылки для войн — и не только торговых. Вероятно, в Европе капитал сделает ставку на миграционные конфликты, сделает ставку на разобщение трудящихся масс по расово-культурному признаку, доведению их до вялотекущей гражданской войны — чтобы на этой почве перейти к ультраправой диктатуре, к каким-то изощрённым формам фашизма.

Особенности каждого последующего «кондратьевского» цикла обусловлены тем, что они разворачиваются в ходе последовательного, необратимого развития капитализма, в ходе углубляющегося в последние циклы (временами ослабляясь!) общего кризиса капитализма. Прежде всего, бросается в глаза то, что длительность «волн» Кондратьева сокращается: от 50-60 лет у первых циклов до около 40 ныне.

Последние полстолетия чётко проявляется тенденция к общему замедлению темпов роста капиталистической экономики — и эта тенденция сказалась в том, что даже на самом «пике» пятого «кондратьевского» цикла, в «нулевые» годы, темпы прироста ВВП, превозносившиеся буржуазными экономистами, не превышали 5 %. Получается, что со временем как бы «стирается» различие «повышательных» и «понижательных» фаз, первые становятся всё менее выразительными, приближаясь по динамике экономического развития ко вторым — в чём, на наш взгляд, как раз и проявляется общий кризис капитализма, ослабление его потенциала. Не исключено поэтому, что шестой «кондратьевский» цикл пойдёт совершенно по-иному, не дав, вообще, чётко выраженной «повышательной» фазы. Возможно даже своего рода «смешение»: «повышательная» фаза с элементами, чертами «понижательной».

Впрочем, сначала нужно пережить грядущий неминуемый новый циклический (обычный, «классический») кризис и те политические последствия, которые он может вызвать. Кризис этот способен привести к «взрывному», катастрофическому разрешению накопившихся противоречий, к «прорыву» гнетущей международной напряжённости. После чего на планете начнётся новый цикл политической борьбы.

А Российская империя не занималась порабощением других народов, никогда не наподала на другие страны? Просто интересно, вы же не глупый человек, неужели вы действительно считаете, что мы всегда «защищались» от кольца врагов?

Не всегда. Но последние тридцать лет нашей истории, и особенно последние семь лет — период истории исключительный, период «минут роковых», период ночи, утра и расцвета. Не всем нравится, когда наша страна встаёт с колен и разворачивается во всю мощь. У нас много завистников и недоброжелателей по всему миру и особенно на «цивилизованном» Западе и за океанами на Востоке, Западе и Юге нашей Родины.

• Цицерон

  Оратор римский говорил

  Средь бурь гражданских и тревоги:

  «Я поздно встал — и на дороге

  Застигнут ночью Рима был!»

  Так!.. но, прощаясь с римской славой,

  С Капитолийской высоты

  Во всем величье видел ты

  Закат звезды ее кровавой!..

   

  Блажен, кто посетил сей мир

  В его минуты роковые!

  Его призвали всеблагие

  Как собеседника на пир.

  Он их высоких зрелищ зритель,

  Он в их совет допущен был —

  И заживо, как небожитель,

  Из чаши их бессмертье пил!
  Автор

  Ф. И. Тютчев

   

  Где почитать

  Русская поэзия, Библиотека Максима Мошкова, Фундаментальная электронная библиотека

Со времён Татаро-монгольского ига и выдачи ярлыков на княжение нашим князькам Батыем, для русского народа принципиально ничего сильно не поменялось. Разве что 28 августа 1974 года крестьянам разрешили свободно передвигаться и стали выдавать паспорта. А в проклятые 90-ые и вовсе разрешили выезжать за границу без выездной визы.

Расскажите мне о свободе в США, Европе и Великобритании после Brexit, посмешите старика, разрядите атмосферу, а то разговор становится слишком серьёзным, а послеполудень перестаёт быть томным.

Добавим к этому тему о правах и свободах человека в Японии, Южной Корее, Китае, Индии, Турции, Иране и Пакистане — и картина маслом будет полной.

«Свободолюбцам» российского разлива не свободы, и не конституционных прав хочется: они жаждут своеволия, вольномыслия, произвола и крови.

Хрен им на нос.

Вы были хоть в одной перечисленной вами стране? Брекзит то вам чем не угодил?) И как можно Японию и Индию ставить в одном вопросе? Много пафоса, ну сути не видно.

Да. Был. И?

А почему накануне «честных» выборов в апреле 2022 года? Вы это можете объяснить?

А отключение в Yoi Tube двух немецкоязычных ресурсов RT аккурат посте выборов в Германии?

Это европейская свобода?

Нас терпят исключительно за нашу силу и мудрость.

источник: newsae.ru

А отключение в Yoi Tube двух немецкоязычных ресурсов RT аккурат посте

«You», «после»

Вчерашний «Вечер с Владимиром Соловьёвым», точнее его «неукраинская» часть, был посвящен этому целиком.

Там всё очень подробно о свободе слова из первых уст и в процессе дискуссии.

А это в продолжение дискуссии, вернее в её развитие:

Вы каждый день это смотрите? Жаль вас.

Тот факт, что во Франции можно посадить бывшего президента доказывает что у них нет свободы? 

источник: s.fishki.net

источник: img-fotki.yandex.ru

источник: img1.liveinternet.ru

Из книги «Россия в 1839 году». А. Де Кюстин.

Чем больше я узнаю Россию, тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных отношений между Россией и Западной Европой. Не верьте хвастливым речам русских: они принимают богатство за элегантность, роскошь — за светскость, страх и благочиние — за основания общества. По их понятиям, быть цивилизованным — значит быть покорным; они забывают, что дикари иной раз отличаются кротостью нрава, а солдаты — жестокостью; несмотря на все их старания казаться прекрасно воспитанными, несмотря на получаемое ими поверхностное образование и их раннюю и глубокую развращенность, несмотря на их превосходную практическую сметку, русские еще не могут считаться людьми цивилизованными. Это татары в военном строю — и не более».

***

… задаюсь вопросом, характер ли народа создал самодержавие, или же самодержавие создало русский характер, и, подобно немецкому дипломату, не могу отыскать ответа...

***

Здесь народ и правительство едины; даже ради того, чтобы воскресить погибших, русские не отреклись бы от чудес, свершенных по воле их правителя, — чудес, свидетелями, соучастниками и жертвами которых они являются. Меня же более всего удивляет не то, что человек, с детства приученный поклоняться самому себе, человек, которого шестьдесят миллионов людей или полулюдей именуют всемогущим, замышляет и доводит до конца подобные предприятия, но то, что среди голосов, повествующих об этих деяниях к вящей славе этого человека, не находится ни одного, который бы выбился из общего хора и вступился за несчастных, заплативших жизнью за самодержавные чудеса. Обо всех русских, какое бы положение они ни занимали, можно сказать, что они упиваются своим рабством.

***

Россия — это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, возведенное в ранг нормального состояния общества.

***

Перед вами всякую минуту возникает образ неумолимого долга и покорности, не позволяя забыть о жестоком условии человеческого существования — труде и страдании! В России вам не позволят прожить, не жертвуя всем ради любви к земному отечеству, освященной верой в отечество небесное.

***

Страна эта, говоря по правде, отлично подходит для всякого рода надувательств; рабы есть и в других странах, но чтобы найти столько рабовпридворных, надо побывать в России. Не знаешь, чему дивиться больше, — то ли безрассудству, то ли лицемерию, которые царят в этой империи; Россией по-прежнему правят с помощью скрытности и притворства… В этой стране признать тиранию уже было бы прогрессом.

***

Пусть даже Россия не пойдет дальше дипломатических притязаний и не отважится на военные действия, все равно ее владычество представляется мне одной из опаснейших вещей в мире. Никто не понимает той роли, какая суждена этому государству среди европейских стран: в согласии со своим устройством оно будет олицетворять порядок, но в согласии с характером своих подданных под предлогом борьбы с анархией начнет насаждать тиранию.

***

Россия — нация немых; какой-то чародей превратил шестьдесят миллионов человек в механических кукол, и теперь для того, чтобы воскреснуть и снова начать жить, они ожидают мановения волшебной палочки другого чародея.

***

После нашествия монголов славяне, до того один из свободнейших народов мира, попали в рабство сначала к завоевателям, а затем к своим собственным князьям. Тогда рабство сделалось не только реальностью, но и основополагающим законом общества. Оно извратило человеческое слово до такой степени, что русские стали видеть в нем всего лишь уловку; правительство наше живет обманом, ибо правда страшит тирана не меньше, чем раба. Поэтому, как ни мало говорят русские, они всегда говорят больше, чем требуется, ибо в России всякая речь есть выражение религиозного или политического лицемерия.

***

Обилие ненужных предосторожностей дает работу массе мелких чиновников; каждый из них выполняет свои обязанности с видом педантическим, строгим и важным, призванным внушать уважение к бессмысленнейшему из занятий; он не удостаивает вас ни единым словом, но на лице его вы читаете: «Дайте мне дорогу, я — составная часть огромной государственной машины». Эта составная часть, действующая не по своей воле, подобна винтику часового механизма — и вот что в России именуют человеком!

***

обилие предосторожностей, которые здесь почитают необходимыми, но без которых прекрасно обходятся во всех других странах, показывало мне, что я стою перед входом в империю страха, а страх заразителен, как и грусть: итак, я боялся и грустил… из вежливости… чтобы не слишком отличаться от других.

***

Этот народ, лишенный досуга и собственной воли, — не что иное, как скопище тел без душ; невозможно без трепета думать о том, что на столь огромное число рук и ног приходится одна-единственная голова. Деспотизм — смесь нетерпения и лени; будь правительство чуть более кротко, а народ чуть более деятелен, можно было бы достичь тех же результатов менее дорогой ценой, но что сталось бы тогда с тиранией?.. люди увидели бы, что она бесполезна. Тирания — мнимая болезнь народов; тиран, переодетый врачом, внушает им, что цивилизованный человек никогда не бывает здоров и что чем сильнее грозящая ему опасность, тем решительнее следует приняться за лечение: так под предлогом борьбы со злом тиран лишь усугубляет его. Общественный порядок в России стоит слишком дорого, чтобы снискать мое восхищение. Если же вы упрекнете меня в том, что я путаю деспотизм и тиранию, я отвечу, что поступаю так нарочно. Деспотизм и тирания — столь близкие родственники, что почти никогда не упускают возможности заключить на горе людям тайный союз. При деспотическом правлении тиран остается у власти долгие годы, ибо носит маску.

***

Мы, жители Запада, видим в государственном преступнике, заключенном в петербургскую крепость, лишь невинную жертву деспотизма, русские же видят в нем отверженного. Вот до чего доводит политическое идолопоклонство. Россия — страна, где беда покрывает незаслуженным позором всех, кого постигает.

***

Притворное смирение кажется мне величайшей гнусностью, до какой может опуститься нация рабов; бунт, отчаяние были бы, конечно, более страшны, но менее подлы; слабость, которая пала так низко, что не позволяет себе даже жалобного стона — этого утешения невольников; страх, изгоняемый страхом еще более сильным, — все это нравственные феномены, которые невозможно наблюдать

***

Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы. Пока они еще необразованны — но это состояние по крайней мере позволяет надеяться на лучшее; хуже другое: они постоянно снедаемы желанием подражать другим нациям, и подражают они точно как обезьяны, оглупляя предмет подражания. Видя все это, я говорю: эти люди разучились жить как дикари, но не научились жить как существа цивилизованные, и вспоминаю страшную фразу Вольтера или Дидро, забытую французами: «Русские сгнили, не успев созреть».

***

— Вы знаете Россию? — спросил я у него.

— Нет, сударь, но я знаю русских; они часто проезжают через Любек, и я сужу о стране по лицам ее жителей.

— Что же такое страшное прочли вы на их лицах, раз уговариваете меня не ездить к ним?

— Сударь, у них два выражения лица; я говорю не о слугах — у слуг лица всегда одинаковые, — но о господах: когда они едут в Европу, вид у них веселый, свободный, довольный; они похожи на вырвавшихся из загона лошадей, на птичек, которым отворили клетку; все — мужчины, женщины, молодые, старые — выглядят счастливыми, как школьники на каникулах; на обратном пути те же люди приезжают в Любек с вытянутыми, мрачными, мученическими лицами; они говорят мало, бросают отрывистые фразы; вид у них озабоченный. Я пришел к выводу, что страна, которую ее жители покидают с такой радостью и в которую возвращаются с такой неохотой, — дурная страна.

Путешествие в Россию маркиз совершил в 1839 году. Он провел в нашей стране три летних месяца, на протяжении которых практически ежедневно записывал свои размышления и наблюдения обо всем, что его окружало. Все это было им оформлено в виде писем своим друзьям. Вернувшись во Францию, он переработал свои записки в отдельную книгу, которая увидела свет в 1843 году. Произведение стало невероятно популярным, первый тираж раскупили всего за два месяца. В том же году ее выпустили в Англии и Германии. Всего до 1855 году в США и Европе было продано около 200 тысяч экземпляров этой книги.

 Мне не стыдно за свой народ и его историю, особенно перед западноевропейскими писаками начала позапрошлого века, желающими извалять нас в грязи, облить помоями и по сию пору, но постоянно терпящими сокрушительные поражения до сих пор во Вьетнаме, Сирии и Афганистане.

Западная «цивилизация» — миф, выдуманный самой западной «цивилизацией», который рухнул в США вместе с памятниками «славных» отцов-основателей и за который им ещё долго предстоит стоять на коленях перед потомками и современниками небелых рабов.

источник: blog.stanis.ru

источник: politnavigator.net

Это не наша история и французы с немцами о нашей истории должны знать только одно: мы — единственное их спасение и шанс выжить в этом неспокойном мире.

+1

У России нет друзей

 Почему?

А у кого они есть в современном нам с Вами разорванном и уничтоженном мире, в котором все против всех?

Человек человеку — волк.

«Ты сказал».

источник: pravmir.ru

согласно Луке, члены Синедриона все-таки настояли на ответе, причем ответ выглядел таким же двусмысленным, как и у Матфея: «И сказали все: итак, Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я». Снова этот загадочный оборот: «ты говоришь». Зачем он употреблен?

Обратим внимание на еще одно параллельное место, но уже в самом Евангелии от Матфея, в той же главе (26:25). Иисус предсказывает, что один из учеников предаст Его, и они, ошарашенные этой новостью, стали спрашивать: «Не я ли?». Как ответил им Иисус, и ответил ли вообще, Матфей нам не сообщает, но он добавляет: «При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви́? Иисус говорит ему: ты сказал». Это явно не случайное совпадение, два одинаковых ответа на два разных вопроса в пределах одной и той же главы – при том, что в Новом Завете больше нигде такая краткая фраза не встречается.

С Иудой всё намного понятнее. Он уже решился на предательство, и об этом знает Иисус, но не знают еще другие ученики. И вот когда они, охваченные волнением, спрашивают «не я ли?», Иуда присоединяется к ним – видимо, не хочет раньше времени обнаруживать себя, да и вообще как-то неловко бывает в такой момент промолчать. Иисус отвечает ему, и в этом ответе звучит: «Да, именно ты, как сам ты и сказал, но это не Я объявляю тебе об этом. Ты сам знаешь ответ, и сам примешь решение, как тебе поступить». У Иуды свои расчеты, свои планы – но при этом получается так, что его уста произносят истину, даже помимо его желания. Так получилось и с первосвященником.

Иисус, казалось бы, мог бы ухватиться за эти слова, ответить Иуде: «да, именно ты и замыслил предательство», и первосвященнику тоже мог заявить о Себе как Сыне Божьем, и немедленно призвать Каиафу последовать за Ним, как призывал Он апостолов. Но Христос уважает чужую свободу, Он оставляет человеку право не просто на заблуждение, но на предательство, и Он Сам готов заплатить за это предательство полную цену. Как и Иуда, первосвященник строит свои собственные расчеты и планы, и Христос оставляет ему свободу выбора – но при этом отмечает, что произнесенные им слова действительно что-то значат.

«Не я вынуждаю тебя говорить такие слова, ты сам сказал их – так решай же, как поступить теперь, что значат они в твоей жизни, будешь ли ты вести себя в соответствии с ними» – так говорит Он не только Иуде или Каиафе, так, наверное, может Он обратиться и ко многим христианам, которые слишком легко говорят слишком правильные слова. А что же получится в итоге? Увидим… когда Сын Человеческий явится во славе. Это Он нам ясно сообщил.

 источник: communitarian.ru