Продовольственная безопасность России, ЕАЭС и стран Центральной Азии приобретают максимальную стратегическую значимость в нынешних геополитических условиях. Соответственно, решения по этим проблемам нацелены, прежде всего, на то, чтобы обеспечивалась продовольственная и в целом общеэкономическая неуязвимость стран от перепадов мирохозяйственной конъюнктуры. В том числе для сведения к минимуму влияния геополитической ситуации на экономику и, соответственно, на национальную внешнюю торговлю.

источник: regtv.kz

В то же время в рамках Евразийского союза пока не сформирована в полной мере чёткая система внутри- и внешнеэкономического регулирования в период сложной геополитической обстановки. Точнее речь идет об изъянах в системе согласованного – именно надгосударственного реагирования на геополитические эксцессы, да и на их внешнеэкономические последствия. Характерный тому пример – негативная реакция некоторых стран ЕАЭС на решение правительства России о временном запрете – до июня с. г. включительно – экспорта зерновых в страны Союза.

Так, в ходе пятой встречи министров иностранных дел РФ и центральноазиатских стран в конце апреля с. г. казахстанская и кыргызстанская стороны выразили озабоченность упомянутым решением РФ. Например, глава МИД КР Руслан Казакбаев посетовал на обостряющуюся ситуацию с продовольственной безопасностью и призвал «не применять запреты или ограничения на вывоз продовольствия».

Такое мнение небезосновательно, поскольку Кыргызстан преобладающую часть своего спроса на те же зерновые обеспечивает за счет поставок из РФ и Казахстана.

А вот казахстанское недовольство упомянутым российским решением не совсем понятно. Уже потому, что эта страна издавна находится среди крупных зерноэкспортеров мирового ранга. Ей-то, казалось бы, чего бояться временного запрета на экспорт из РФ зерна.

Впрочем, возникновение подобных вопросов обусловлено, по всей видимости, отсутствием в ЕАЭС достоверного баланса спроса/предложения по зерновым в каждой стране-участнице. И, соответственно, отсутствием крупных межгосударственных запасов данной продукции (по крайней мере, в период чрезвычайных политических ситуаций). Потому у российской стороны не было уверенности в том, что возможная нехватка зерновых в РФ будет или хотя бы может быть восполнена поставками из Казахстана.

Относительно же казахстанской позиции отметим, прежде всего, то, что в Нур-Султане, как видно, не считают участие в ЕАЭС фактором, предопределяющим согласованную со всеми странами Союза внешнюю, в том числе внешнеэкономическую, политику. По крайней мере, когда в начале июня прошлого года заместитель главы МИД РФ Александр Панкин высказался о подготовке ответа ЕАЭС на западные санкции, МИД Казахстана официально отмежевался от поддержки такой линии и заявил, что никаких переговоров о «консолидированных мерах» стран ЕАЭС в ответ на санкции других государств не ведет.

«Казахстан придерживается позиции, что интеграционные процессы в рамках ЕАЭС носят сугубо экономический характер. Традиционно отмечаем неприемлемость наделения органов евразийской интеграции несвойственными функциями, выступаем против политизации объединения» – такую позицию высказал МИД РК. И подчеркнул: «В контексте обсуждения инициатив, выходящих за рамки предмета регулирования договора о ЕАЭС, в том числе по применению ответных мер на санкционные действия третьих стран, исходим из того, что санкции Запада имеют в своей основе прежде всего политические мотивы и направлены против отдельных государств, а не всего ЕАЭС». На что Нур-Султан согласен, так только на совместные действия по «недопущению негативного влияния санкций на социально-экономическое развитие наших государств». И не более того.

Очевидно, что такая позиция едва ли может быть основанием для оспаривания внешнеторговых решений других стран Союза. Тем не менее в Казахстане, повторим, недовольны временными зерноэкспортными ограничениями РФ. Что проявилось и на совещании в ЕЭК в конце апреля, где казахстанская сторона заявила о несоответствии означенного решения российского правительства требованиям договора о ЕАЭС (2014 г.) и считает его дискриминационным.

Оговоримся: упомянутый договор предусматривает единую торговую политику внутри Союза и в его внешнеэкономических связях. Но в этом документе расплывчато обозначены внутри- и внешнеэкономические полномочия национальных и наднациональных органов в чрезвычайных политико-экономических и военно-политических ситуациях, ибо до настоящего времени нет межгосударственного согласования по таким полномочиям. И пока эти вопросы в документах ЕАЭС специально не оговорены, ст. 33 договора фактически допускает односторонние действия той или иной страны-члена ЕАЭС во внутрисоюзной и внешней торговле. Предусмотрено применение мер и механизмов внешнеторговой политики Союза, «являющихся не более обременительными для участников внешнеторговой деятельности государств-членов, чем необходимо для обеспечения эффективного достижения целей Союза».

Тут, как представляется, дело совсем в другом. Главная причина недовольства Нур-Султана решением российского правительства на временный запрет экспорта, похоже, состоит в том, что этот запрет затрудняет реэкспорт Казахстаном российской зерновой продукции в третьи страны. По имеющейся информации, казахстанская сторона практикует это отнюдь не первый год.

По оценке Эдуарда Зернина, главы правления российского Союза экспортеров зерна, некоторые страны ЕАЭС, прежде всего, Казахстан, «ранее продемонстрировали аномальный рост закупок российского зерна». Соответственно, вероятная причина возражений Нур-Султана – это его планы по развитию реэкспорта российского зерна «и других сделок с ним в обход действующих в РФ ограничений на зерноэкспорт».

По имеющимся данным, от 25 до 30% объемов российского зерна, без пошлин перемещаемого внутри ЕАЭС, на самом деле реэкспортировались до последнего времени в КНР, Узбекистан, Таджикистан. Россия из-за этого теряла ежегодно до 80 долларов с тонны своего зерна, поскольку цены российских поставок как минимум на 40% ниже реэкспортных. А другие страны на этом наживались.

Характерно, что, по данным не только казахстанских, но и узбекистанских источников, минувшей зимой мукомолы и животноводы Казахстана работали в основном за счет импорта пшеницы из РФ. За второе полугодие-2021 Казахстан импортировал до 3,5 млн тонн российского зерна. Но этот импорт осуществлялся и легально, и по «серым» схемам. В настоящее время этот поток практически иссяк, в связи с временным зерноэкспортным запретом в РФ. Поэтому, по тем же источникам, единственный вариант – переходить на дорогостоящую казахстанскую пшеницу. А дороже она российской потому, что её «можно отправлять на экспорт, тогда как российскую официально – нельзя».

Совпадают с этими выкладками и оценки вице-президента Российского зернового союза Александра Корбута: в 2021 г. Казахстан официально приобрёл в РФ 2,5 млн тонн зерна, но «по факту этот объем, скорее всего, выше». Ибо, как поясняет А. Корбут, это зерно затем идет на реэкспорт или на переработку с целью экспорта уже «собственной» муки в третьи страны. Для реэкспорта Казахстан «покупает зерно в Сибири (на юге Западной Сибири. – Ред.)по текущей внутренней там цене, которая более чем вдвое ниже экспортной. Деньги где?» – задаёт А. Корбут риторический вопрос.

Словом, без межгосударственного согласования торговой политики внутри ЕАЭС и его внешнеэкономической политики невозможно устранить упомянутые споры, если не противоречия. И тем более нужно конкретизировать меры национального/наднационального внешнеторгового регулирования в нормативно-правовых документах Союза.