Уважаемые коллеги, сегодня мы публикуем очередной выпуск Обзора финансовой стабильности. На этот раз он посвящен тем рискам, которые реализовались в связи с введением санкций, и мерам политики, которые были приняты для снижения этих рисков. Также мы даем оценки того, на что и нам, и финансовому сектору надо обратить внимание в будущем для снижения текущих и предотвращения новых рисков для финансовой стабильности.

Санкции в первую очередь отразились на финансовом секторе. Основные вызовы были следующие:

• Во-первых, резко возросла волатильность на валютном рынке, при этом Центральный банк потерял возможность использовать резервы для стабилизации ситуации.
• Во-вторых, происходило изъятие вкладчиками наличности из банков. Это касалось вкладов и в рублях, и в иностранной валюте.
• В-третьих, возросла волатильность на фондовом рынке. Продажи со стороны иностранцев и локальных участников привели к глубокому снижению фондовых индексов и росту доходностей облигаций. В этот период был высокий риск перехода рынка в состояние паники.

В ответ был принят целый комплекс мер для стабилизации ситуации: в их числе меры валютного контроля, повышение процентной ставки, временное закрытие рынков, запрет на короткие продажи, регуляторные послабления. Это способствовало стабилизации ситуации, помогло предотвратить панику кредиторов и вкладчиков, ажиотажные продажи российских активов.

Хочу подчеркнуть, что стабилизации ситуации способствовали не только оперативные меры, но и та политика, которая проводилась нами на протяжении всех последних лет. Это и работа по совершенствованию инфраструктуры — как рыночной, так и платежной. В результате, в отличие от предыдущих кризисов, в этот раз не вставал вопрос о непрерывности проведения платежей, в том числе по платежным картам, обслуживание которых иностранными компаниями было прекращено. Да, мы приостанавливали работу рынков акций и облигаций, но это было сделано сознательно. И когда мы их вновь запустили, было обеспечено нормальное рыночное формирование цен на активы. И немалую роль в этом, кстати, сыграла наша последовательная приверженность принципам таргетирования инфляции. За последние годы рынок научился четко понимать, как и на основе каких принципов в условиях таргетирования инфляции строится политика установления процентных ставок. И на этой основе рынок выстраивает кривую доходности (или процентных ставок) на разные сроки, оценивает стоимость облигаций и акций. Наконец, тот факт, что мы много лет работали над повышением устойчивости финансовых институтов, очищением сектора от слабых игроков, созданием буферов, как и в случае с ковидом, способствовал тому, что финансовая система в условиях внешних шоков работала бесперебойно, сохранила свои функции — и платежную, и кредитную. В этот раз мы сразу же распустили макропруденциальные буферы — а это 900 млрд рублей дополнительного капитала, которые поддержали банковскую систему. Адаптации системы к ситуации, как и во время ковида, способствуют и временные регуляторные послабления. Но некоторыми из них банки и другие финансовые институты уже перестали пользоваться.

Улучшение ситуации позволило постепенно начать смягчение мер поддержки и ослабление ограничений. Была уменьшена доля обязательной продажи валютной выручки с 80 до 50%, увеличены сроки обязательной продажи, расширены возможности покупки и переводов иностранной валюты за рубеж. Одновременно мы начинаем выходить из тех регуляторных послаблений, которые потеряли свою актуальность. К примеру, благодаря тому, что процентные ставки уже существенно снизились, мы не планируем продлевать мораторий на ограничение полной стоимости кредита (ПСК) по потребительским кредитам (то есть ограничение превышения ПСК не более трети от средней ставки). Это позволит защитить права заемщиков.

Несколько слов о тех рисках, которые мы видим сейчас как наиболее актуальные.

Как я уже сказала, первый удар кризиса пришелся на финансовую систему, но потом риски стали переходить на экономику. И первый по приоритетности риск для финансовой системы на этой стадии — это, конечно, кредитный риск. Ковидный кризис показал всю важность устойчивости финансовой системы, чтобы она могла брать на себя кредитный риск и работать с ним. Если финансовая система слабая, то есть риск кредитного сжатия, который дополнительно негативно влияет на экономику. Возникает негативная спираль.

Сейчас пока трудно точно оценить, насколько сильным будет снижение кредитоспособности заемщиков. Пока реструктурировано всего 6% корпоративных кредитов, причем около половины этих реструктуризаций связано с возможностью постепенного повышения ставки по кредитам с плавающими ставками в силу закона. Многие компании, прежде всего экспортеры, подошли к кризису в достаточно сильном финансовом положении, сумели снизить свою долговую нагрузку после пандемии. При этом мировые цены на экспортные товары были сравнительно высокими. Конечно, эмбарго на часть поставок российской нефти и нефтепродуктов в Европу, о котором сегодня было объявлено, может изменить ситуацию — повлиять как на объемы, так и на цены. Мы будем наблюдать за ситуацией. В части секторов, прежде всего в авиации и автомобилестроении, новые сложности наложились на нерешенные ковидные проблемы. При этом санкции — это серьезный вызов для многих компаний: от них требуется ускоренная перестройка бизнеса, поиск новых логистических цепочек и инвестиции в импортозамещение.

Чтобы в этих условиях поддержать экономику без усиления рисков для финансовой стабильности, Правительство и Банк России реализовали антикризисные меры: запущены или модифицированы государственные программы льготного кредитования ипотеки, МСП, системообразующих и производственных предприятий. В макропруденциальном регулировании реализуется антициклическая политика: отменены либо снижены макропруденциальные надбавки по новым кредитам, банкам предоставлена возможность применять пониженные требования к капиталу по корпоративным кредитам в рамках программы субсидирования.

По мере снижения рисков для финансовой стабильности и инфляционных рисков ключевая ставка была снижена до 11%, это также поддержит и кредитование, и экономику.

Несколько слов о потребительском кредитовании — вы знаете, что оно всегда в центре нашего внимания. Как это обычно бывает, в первый момент банки резко ужесточили условия кредитования. В результате мы наблюдаем падение объемов необеспеченных розничных кредитов. Но опыт показывает, что ситуация может быстро меняться. Сейчас мы существенно ослабили макропруденциальные меры в этом сегменте, что стабилизирует ситуацию с этим видом кредитования, не дает ему слишком сильно сокращаться, тем самым поддерживая и заемщиков, и спрос в экономике. В будущем для контроля рисков мы сможем задействовать уже не только макропруденциальные надбавки, но и макропруденциальные лимиты, которые ограничивают риски чрезмерной долговой нагрузки без влияния на капитал.

При этом мы решили пойти навстречу банкам, активно занимающимся розничным кредитованием, и мы решили разрешить более широко использовать модельные оценки доходов заемщиков для расчета показателя долговой нагрузки. Мы готовы начать работу по анализу действующих моделей банков, выработке критериев их валидации и внесению необходимых нормативных изменений. Ожидаем, что в первую очередь это будет интересно ПВР-банкам, которые используют продвинутые модели для оценки рисков и предоставления кредитов. Мы бы могли начать с валидации моделей таких банков, но не ограничиваться только банками, которые используют ПВР-подход для оценки рисков, а пригласить участвовать в этой работе все банки.

Второй риск — это процентный риск. Резкий рост инфляции и процентных ставок привел к реализации процентного риска для банков и их заемщиков. Однако негативные последствия этого скачка, скорее всего, будут достаточно ограниченными. Для сглаживания процентного риска у компаний и предотвращения его трансформации в кредитный риск был принят специальный закон по реструктуризации кредитов с плавающими ставками. Быстрое снижение ключевой ставки в свою очередь уменьшает этот риск для банков. Безусловно, в марте банки столкнулись с активным «перекладыванием» клиентами ранее размещенных средств по более высокой ставке, однако мы ожидаем, что потери от этого не превысят 10–15% чистого процентного дохода банков в годовом выражении и не приведут к значимому ухудшению их финансового положения по году в целом.

Тем не менее сохраняется аспект, о котором мы традиционно говорили в обзорах финансовой стабильности, — а именно, высокая подверженность банков процентному риску в силу высокой доли краткосрочных пассивов в структуре привлеченных средств.

Санкции создают и дополнительный фактор процентного риска. Банки оказались ограничены в возможностях хеджирования этого вида риска за счет трансграничных производных инструментов. Открытая позиция на рынке рублевых процентных свопов снизилась за 3 месяца с 10 до 5 трлн рублей за счет закрытия сделок с нерезидентами. То есть половина позиции, которая ранее была захеджирована, стала подвержена риску изменения процентных ставок.

Совместно с финансовым сектором нам предстоит большая работа по развитию рынка производных инструментов. Теперь он стал в значительной степени локальным и функционирует без участия нерезидентов. Важный вопрос — использование новых бенчмарков денежного рынка. Я напомню, что Банк России стал администратором индикатора RUONIA и в прошлом году начал публикацию срочных версий RUONIA. Поэтому мы рекомендуем банкам перейти к использованию этих индикаторов, в том числе и в кредитных договорах с клиентами.

Третий риск — валютный. В начале кризиса мы столкнулись с масштабным спросом на иностранную валюту, сначала — со стороны иностранцев, но потом также со стороны населения и банков. Существенный дисбаланс спроса и предложения валюты привел к экстремальной волатильности курса рубля и формированию острого дефицита валютной ликвидности. Ставки привлечения иностранной валюты в отдельные дни превышали 200% годовых. К сожалению, в условиях санкций и заморозки резервов мы были лишены возможности использовать рыночные решения. Были введены меры валютного контроля и другие ограничения. После стабилизации ситуации часть из них была смягчена.

В последние недели складывалась противоположная ситуация. Снижение импорта, невозможность реализовывать бюджетное правило при сравнительно высокой экспортной выручке привели к укреплению рубля. Эта ситуация ведет к некоторому снижению рентабельности экспорта, но одновременно создает более привлекательные условия для импорта оборудования и структурной перестройки экономики. То есть создаются стимулы для ребалансировки экономики, что и должно происходить при реализации политики плавающего курса. Замечу, что в последние дни рубль вновь немножко ослаб. Это связано с совокупностью факторов: завершением налогового периода, ослаблением валютных ограничений и снижением процентных ставок. В условиях капитальных ограничений на курс меньше влияют потоки капитала и ожидания инвесторов, основное влияние оказывает текущий счет. Это нужно понимать при интерпретации ситуации на рынке. В части финансовой стабильности можно обратить внимание на то, что вмененные ставки на рынке «валютный своп» стали превышать стоимость заимствований на рублевом рынке, что говорит о высоком запасе валютной ликвидности. В принципе текущая ситуация не является уникальной. В последнее десятилетие у нас в системе неоднократно менялся баланс валютной ликвидности.

Вызовом для финансовой системы в текущей ситуации является возросшая волатильность валютного курса и значительное сужение возможностей по хеджированию валютных рисков. Поэтому, несмотря на сохраняющиеся регуляторные послабления по открытой валютной позиции для санкционных банков, мы рекомендуем всем банкам внимательно отслеживать свою валютную позицию.

На среднесрочном горизонте неизбежно будут происходить дальнейшая девалютизация балансов финансового сектора и изменение состава используемых валют, снижение доли доллара США и евро. Мы будем поддерживать эти изменения мерами по стимулированию девалютизации. Напомню, что нормативы обязательных резервов по валютным обязательствам уже были повышены и возможны дальнейшие шаги в этом направлении. Кроме того, мы рассматриваем целесообразность законодательных изменений для предоставления банкам возможности устанавливать отрицательные процентные ставки по валютным депозитам юридических лиц. Финансовому сектору в этих условиях необходимо продумывать стратегии изменения структуры своих балансов.

Наконец, четвертый риск, который я хотела упомянуть, — это ситуация на фондовом рынке. Вложения банков в акции невысоки, поэтому с точки зрения финансовой стабильности рыночные риски для банковского сектора практически незначимы. Важнее с этой точки зрения происходящие изменения структуры инвесторов. В связи с отсутствием иностранных инвесторов рынок в значительной степени теперь зависит от поведения розничных инвесторов, а они сейчас во многом заняли выжидательную позицию. Большую осторожность розничные инвесторы могут проявлять и из-за реализации тех рисков, которые были связаны с вложением в иностранные инструменты. В результате рынок стал гораздо менее ликвидным.

Повышению эффективности рынка должно способствовать создание новых инструментов долгосрочного инвестирования и развитие сектора институциональных инвестиций. В связи с этим мы сейчас работаем над стимулами по созданию нового типа индивидуальных инвестиционных счетов (ИИС), который нацелен прежде всего на поощрение долгосрочных инвестиций в ценные бумаги и финансовые инструменты резидентов и формирование долгосрочных сбережений гражданами. Мы работаем также над сокращением ряда текущих ограничений, которые существуют для ИИС, ожидаем, что это может стать драйвером развития рынка.

На этом я бы хотела закончить свое вступительное слово и готова ответить на вопросы.