«Серая зона» стала неким геополитическим маркером, который применяется в отношении противников однополярной системы Pax Americana.

Наряду с концепцией гибридной войны, которую мы уже рассмотрели в предыдущем докладе[i], в западном военно-политическом сообществе активно используется термин «серая зона» (CЗ), который подвергся такой же трансформации и стал применяться в качестве маркера для оппонентов США и НАТО. Более того, часто он стал применяться и в России, как правило, в отношении конфликта на территории Украины.

Давайте рассмотрим, для чего он изначально употреблялся и почему стал использоваться как синоним гибридной войны или ее подобие.

Командование Специальными операциями Вооруженных сил США использовало понятие СЗ для своих рабочих документов. В частности, белая книга Сил специальных операций США дает следующее определение СЗ: «вызовы «серой зоны» определяются как конкурентное взаимодействие между государством и негосударственными акторами, которое попадает между дуализмом традиционной войны и мира. Для них характерна неоднозначность природы конфликта, непрозрачность вовлеченных сторон или неопределенность в отношении политических и правовых рамок». [ii]

В совместной статье двух американских генералов и еще двух авторов в журнале Joint Force Quarterly № 80 было сказано, что СЗ относится к пространству континуума мира и конфликта.[iii] То есть, это не четко определенное состояние. Географические рамки также не заданы.

Многие американские военные и исследователи также ссылаются на выступление командующего Специальными операциями, генерала Джозефа Вотела в Сенате от 18 марта 2015 г. В данном выступлении генерал отметил, что «акторы используют методы СЗ, для того, чтобы обеспечить достижение своих целей при минимизации масштабов и размеров фактического сражения.

В этой «серой зоне» мы сталкиваемся с двусмысленностью природы конфликта, вовлеченных сторон, и обоснованностью юридических и политических требований, которые выдвигаются. Эти конфликты бросают вызов нашим традиционным взглядам на войну и требуют от нас затрат времени и усилий на то, чтобы мы подготовили себя с надлежащими возможностями и исполнительными органами для защиты интересов США».[iv]

Высказывалось утверждение, что силы специального назначения США должны играть особую роль как при разрешении кризисов в СЗ, так и в процессе межведомственного сотрудничества.

В Joint Force Quarterly № 91 автором, развивающим тему специальных операций в СЗ, было отмечено, что «враждебные нации будут использовать некинетические, психологические эффекты для поддержки своих, более традиционных военных возможностей, включая их в тандем с конвенциональными сухопутными, морскими и воздушными силами или в качестве агрессивных военных действий против интересов США».[v]

Другие американские эксперты также отмечали, что «такие тенденции, как глобализация, массовый доступ к технологиям и коммуникациям, а также асимметричная реакция на тактику США в Афганистане и Ираке сходятся в эпоху, когда все больше и больше конфликтов ведется в нижней части спектра конфликтов. Они образуют СЗ между традиционными понятиями войны и мира.

Конфликты в СЗ не являются формальными войнами и мало похожи на традиционные, «обычные» конфликты между государствами. Если спектр конфликта рассматривается как линия, идущая от мирной межгосударственной конкуренции в крайнем левом положении к ядерному Армагеддону в крайнем правом, конфликты в СЗ находятся слева от центра.

Они включают в себя некоторую агрессию или применение силы, но во многих отношениях их определяющей характеристикой является двусмысленность — в отношении конечных целей, участников, были ли нарушены международные договоры и нормы, и какую роль должны играть военные силы в ответ.

Они могут угрожать критическим интересам США через «стратегическое разрушение» — опасность того, что нестабильность в ключевых регионах может разрушить международный политический или экономический порядок.

Традиционные военные возможности по-прежнему необходимы для сдерживания и противодействия угрозам на более высоком конце спектра конфликтов, но для эффективного преодоления эпохи, в которой доминируют конфликты в серой зоне, требуется больше. Лучшие силы спецопераций в мире и более специализированные традиционные возможности будут необходимы для борьбы и победы в серой зоне».[vi]

Также подчеркивалось, что конфликты в серой зоне не относятся к состоянию войны или мира, а находятся между ними. В ближайшие годы они будут более частыми и комплексными.[vii]

Еще одно определение говорит, что «СЗ в качестве концептуального пространства между миром и войной возникает тогда, когда акторы целенаправленно используют несколько элементов власти для достижения целей политической безопасности с неоднозначными или туманными определениями, и превышают порог обычной конкуренции, но все же находятся ниже уровня крупномасштабного прямого военного конфликта, и угрожают США и союзническим интересам, бросая вызов, подрывая или нарушая международные обычаи, нормы или законы».[viii]

В качестве военной теории представляет интерес монография, изданная Военным колледжем Армии США в апреле 2016 г. под авторством Антулио Эчеварриа II и названием «Оперирование в серой зоне: альтернативная парадигма для военной стратегии США». В ней говорится о необходимости переосмысления конвенционального типа войны в связи с динамикой методов сдерживания и принуждения, которые на протяжении многих десятилетий ранее являлись эффективными.

Антулио Эчеварриа II фактически ставит знак равенства между гибридной войной и и войнами в серой зоной, отмечая при этом, что они не являются чем-то новым. Тем не менее, такое рамочное понятие необходимо, чтобы указать на недостатки военной системы и механизмов принятия решений на Западе, адаптировать их к новым вызовам и выработать новую гибкую модель, которая может применяться не только во время кризиса, но и в качестве превентивной меры.

Старая концепция «операции вне условий войны» в сочетании с санкциями, объявлением бесполетных зон, авиа-ударами и контр-террористическими рейдами также может быть применена к новым условиям.[ix] Автор отмечает, что военные стратеги и лица, планирующие кампании, должны таким образом выстраивать действия, чтобы использовать максимальное количество измерений для оказания надлежащего давления, и оно должно проводиться настолько долго, сколько это необходимо для достижения политических целей.

В целом, общее видение серой зоны американскими военными заключается в необходимости переосмысления старых подходов, более активном межведомственном взаимодействии и применении военной силы для поддержки политических целей.

Вслед за военными аналитиками и практиками тему СЗ начинают разрабатывать политики.

В январе 2017 г. Государственный департамент США выпускает доклад по конфликтам в серой зоне, подготовленный группой советников по международной безопасности — федеральным комитетом, который предоставляет Госдепартаменту США свое видение по общественной дипломатии, новинках в военно-политической области, науках, проблемах разоружения и т. п.

Там отмечается, что хотя сам термин «конфликт в серой зоне» является относительно новым, США уже неоднократно сталкивались с этим феноменом и неоднократно преуспевали на протяжении своей истории.

Указано, что термин СЗ обозначает использование методов для достижения целей нации и противодействия целям ее соперников, используя инструменты власти, часто асимметричные и неоднозначные по своему характеру, которые не являются прямым использованием признанных регулярных вооруженных сил.[x]

Комитет Госдепартамента США признает, что то, что сейчас называют методами СЗ, в прошлом проводилось под такими названиями, как «политическая война», «тайные операции», «нерегулярная или партизанская война», «активные меры» и тому подобное. По их мнению в некотором смысле даже холодная война была одной затяжной кампанией СЗ с обеих сторон в глобальном масштабе.

Центральная особенность операций СЗ заключается в том, что они предполагают использование инструментов, выходящих за рамки нормального международного взаимодействия, но не имеющих явной военной силы. Они занимают пространство между обычной дипломатией и коммерческой конкуренцией и открытым военным конфликтом, и, хотя они часто используют дипломатию и коммерческие действия, атаки СЗ выходят за рамки форм политических и социальных действий и военных операций, с которыми знакомы либеральные демократии, чтобы преднамеренно использовать инструменты насилия, терроризма и расправы. Кроме того, они часто включают асимметрию в величине национальных интересов или возможностей между противниками.

Методы СЗ включают в себя:

— Кибер, информационные операции, усилия по подрыву общественного / союзнического / местного / регионального сопротивления, а также информация / пропаганда в поддержку других гибридных инструментов;

— Тайные операции под контролем государства, шпионаж, проникновение и подрывная деятельность;

— Силы специального назначения (Спецназ) и другие вооруженные подразделения, контролируемые государством, а также непризнанные военные;

— Поддержка — материально-техническая, политическая и финансовая — для повстанческих и террористических движений;

— Привлечение неправительственных субъектов, в том числе организованных преступных групп, террористов и политических, религиозных, этнических или сектантских экстремистских организаций;

— Помощь нерегулярным военным и военизированным формированиям;

— Экономическое давление, которое выходит за рамки обычной экономической конкуренции;

— Манипулирование и дискредитация демократических институтов, включая избирательную систему и судебную систему;

— Расчетливая неоднозначность, использование скрытых / неподтвержденных операций, а также обман и отрицание; а также

— Явная или неявная угроза применения или угрозы применения вооруженной силы, терроризма и злоупотреблений в отношении гражданского населения и эскалация.

Позже начинают появляться расширенные толкования серой зоны, в частности ее распространение на морское пространство. При этом концепция активно используется зарубежными партнерами США. Например, в докладе «Операции в серой зоне и морское пространство» изданном Австралийским институтом стратегической политики в октябре 2018 г., было указано, что «операции в морской серой зоне могут использоваться более слабой державой против более сильной державы, но также более сильной державой против более слабой державы или держав.

В последнем случае, и в качестве важного исключения из правила о том, что в серой зоне избегают эскалации, переходящей в кинетические обмены, более сильная держава может испытывать желание вызвать военную реакцию со стороны более слабой державы, чтобы последняя выглядела агрессором в конфликте, в котором она может только проиграть».[xi] В качестве примеров в докладе приводятся Россия и Китай.

Однако, если серая зона имеет политическое и экономическое измерения, какова может быть роль военных в этом вопросе? Как пишет один из американских авторов, «безусловно, подходы серой зоны являются агрессией, где применяется военное или военизированное принуждение, а угроза эскалации конфликта зачастую присутствует. Это говорит о том, что военные инструменты должны играть ключевую роль для любого эффективного ответа».[xii]

Корпорация RAND причастна к подготовке ряда исследований и докладов по теме серой зоны.

Директор программы по стратегии, доктрине и ресурсам Центра Арройо корпорации RAND Майкл Мазарр в одной из своих публикаций откровенно отметил, что «подлинное значение кампаний серой зоны заключается в том, что они связаны с наиболее фундаментальной задачей предстоящих десятилетий: поиском пути интеграции растущих квазиревизионистских держав в международный порядок».[xiii]

Иными словами, СЗ является неким синонимом для действий государств, которые не приемлют американский миропорядок и пытаются построить новую систему международных отношений. Не случайно, в списке акторов, которые эксплуатируют серую зону, постоянно присутствуют Россия, Китай и Иран — те страны, которые наиболее открыто говорят о необходимости создания более справедливого многополярного мироустройства.

В 2019 г. в коллективной работе корпорации RAND по теме СЗ, в первую очередь, даны попытки квалифицировать саму концепцию. Там сказано, что «серая зона — это оперативное пространство между миром и войной, включая принудительные действия, чтобы изменить статус-кво ниже порога, который в большинстве случаев будет вызывать обычный военный ответ, часто стирая грань между военными и невоенные действиями и атрибуцией событий».[xiv]

Приводится восемь характеристик серой зоны. Во-первых, элементы СЗ остаются ниже порога, который оправдывал бы военный ответ. Вторая общая характеристика деятельности СЗ заключается в том, что она разворачивается постепенно с течением времени, а не включает смелые, всеохватывающие действия для достижения целей за один шаг.

Растягивая агрессивные движения в течение многих лет или даже десятилетий, такая «тактика салями» дает меньше оснований для решительных ответных действий и, следовательно, меньше способностей заранее сдерживать однозначные угрозы.

Третья характеристика серой зоны, которая относится к некоторым, но не ко всем видам деятельности в этой сфере, — это отсутствие атрибутивности. Большинство кампаний СЗ включают действия, в которых агрессор стремится скрыть свою роль хотя бы в некоторой степени. Будь то кибератаки, кампании по дезинформации или посреднические силы, эти действия позволяют агрессору серой зоны отклонять ответы — и препятствовать потенциальному успешному сдерживанию — просто отрицая свою ответственность.

Некоторые действия в СЗ открыты и определяемы. В этих случаях они, как правило, характеризуются четвертым общим аспектом: использованием обширных юридических и политических обоснований, часто основанных на исторических утверждениях, подкрепленных документацией.

В-пятых, чтобы избежать решительных ответов, кампании СЗ обычно коротки, если угрожают жизненным или экзистенциальным интересам защитника.

Важным качеством кампаний СЗ является то, что они отражают длинный ряд ограниченных свершившихся фактов. Они представляют физические области или проблемы с некоторым вакуумом власти.[xv]

Шестой характеристикой агрессии серой зоны является то, что, даже если она стремится оставаться ниже ключевых порогов для ответа, она использует риск эскалации в качестве источника принудительного воздействия. Кампании серой зоны разработаны так, чтобы оставаться ниже порога для крупномасштабного военного реагирования, но они также, как это ни парадоксально, часто явно намекают на риск более насильственных военных действий, которые обеспечивают рычаги эскалации и усложняют сдерживающие угрозы.

В-седьмых, кампании в серой зоне обычно строятся вокруг невоенных инструментов, что является частью общего подхода оставаться ниже ключевых порогов для ответа. Они используют дипломатические, информационные, кибер, квази-военные силы, ополченцев и другие инструменты и методы, чтобы избежать впечатления прямой военной агрессии. Чтобы ответить адекватно, защитники должны разработать параллельные инструменты государственного управления, чтобы угрожать или выполнять сдерживающие угрозы.

В-восьмых, наконец, кампании «серой зоны» направлены на конкретные уязвимости в целевых странах. Это может включать политическую поляризацию; социальные расколы, включая существование этнических групп, симпатизирующих агрессору серой зоны; экономический застой и вытекающие из этого потребности и обиды; и отсутствие военного или военизированного потенциала.

Авторы считают, что «меры российской серой зоны обычно делятся на три категории:

1. влияние на конкретный результат, такой как выборы или спор между Россией и государством-целью;

2. формирование среды, что заключается в создании в стране условий для национальной политики, более благоприятной для интересов России;

3. наказание государства за действия, которые Россия воспринимает как оскорбительные или противоречащие ее национальным интересам; Идея заключается в том, что такое наказание должно не только выражать недовольство России, но и, что более важно, убеждать лидеров целевых стран в том, что такое поведение не должно повторяться».[xvi]

В отношении действий Китая в Восточной и Юго-Восточной Азии сказано, что «типы и движущие силы этих мер серой зоны в регионе разбиты по семи категориям: военное запугивание, военизированные действия, кооптация государственных предприятий, манипулирование границами, информационные операции, правовая и дипломатическая деятельность и экономическое принуждение”.[xvii]

Другое исследование RAND, также изданное в 2019 г., было посвящено возможной тактике «серой зоны» со стороны России в Европе.[xviii] Для приближения к реальной картине были проведены симуляционные игры, где действовали три основных актора — Россия, страны ЕС и США. «Россия» атаковала уязвимости США и их европейских партнеров, пытаясь подорвать единство внутри НАТО и расширить свое влияние.

В данном докладе присутствует новшество в методике и оценке. «Определение серой зоны как тактики, а не как типа конфликта или операционной среды — это новый подход, но он имеет большую аналитическую согласованность и более полезен для создания гражданских и военных стратегий противодействия деятельности в серой зоне» — считают авторы.[xix]

К тактике СЗ, согласно данному исследованию, относятся:

«1) культурно-религиозное влияние:

— продвижение русского языка и культуры;

— экспансия Русской Православной Церкви;

— Использование Русской Православной Церкви для вмешательства в политические дела;

— паспортизация;

2) пропаганда и информационные операции:

— распространение пропаганды посредством новостных каналов под контролем государства;

— создание локальных СМИ для продвижение про-российских посланий;

— ложные новости и дезинформационные кампании;

— усиление про-российских посланий с помощью троллей и ботов;

— финансирование троллей и ботов для проведения акций против активистов;

— взятки и давление на журналистов с целью оказания влияния на контент;

3) кибер операции:

— взлом чувствительной или компрометирующей информации и передача третьим лицам для распространения;

— повреждение коммуникаций онлайн DDOS атаки;

— про-российский нарратив через вирусные атаки;

— повреждение или разрушение инфраструктуры;

— распространение деструктивного программного обеспечения с целью нанесения ущерба правительствам и промышленности;

4) поддержка посредников (прокси):

— оказание финансовой поддержки неправительственным организациям для дальнейшего этнических и социальных расколов;

— развитие и поддержка связей с криминальными сетями с целью сбора денег, получения разведданных и действий в качестве русских агентов;

— поддержка военизированных и сепаратистских структур;

— финансовая поддержка и придание публичности политическим партиям;

— организация протестов;

5) экономическое принуждение:

— обеспечение безопасности через контроль интересов в критических экономических секторах;

— нарушение поток энергоресурсов или усложнение доступа к поставкам энергии;

— эмбарго товаров под ложными претензиями;

6) насильственное или военное принуждение:

— непризнанное военное домогательство;

— создание и поддержание замороженных конфликтов в качестве источников постоянной нестабильности;

— разжигание гражданской войны;

— убийство политиков, активистов, журналистов и бывших чиновников, которые противодействуют действиям России из-за границы;

— попытка изгнания правительств, которые не идут на сотрудничество;

— запугивание или задержание журналистов;

— предоставление военной помощи для сецессии;

— изменение границ».[xx]

Необходимо отметить, что примеры, которые приводят авторы исследования, в большинстве случаев не убедительны, а референтная база источников вызывает сомнения. Однако в контексте глобальной информационной войны, которую ведет Запад против России, существует определенная доля вероятности, что большинство обвинений будет воспринято большинством западных читателей данного исследования с доверием и без какой-либо критики.

В начале января 2020 года корпорация RAND обнародовала следующее исследование, связанное с СЗ и посвященное России. Оно носит название «Враждебные мероприятия России. Борьба с российской агрессией в серой зоне против НАТО на контактном, прямом и точечном уровнях конкуренции».[xxi]

Исходя из названия монографии и ее глав можно оценить степень психологического эффекта, который могут оказать эти заголовки. Авторы явно хотели сказать, что Россия как политический субъект имеет агрессивный характер, так было на протяжении истории, и так будет в дальнейшем, поэтому жизненно необходимо предотвращать подобные агрессии самыми разными способами.

Интерес представляют описания самой СЗ, где активно действует Россия. В качестве кейсов работы в СЗ приведены примеры двусторонних отношений России с Молдовой (1990 — 2016 гг.), Грузией (2003 — 2012 гг.), Эстонией (2006 — 2007 гг.), Украиной (2014 — 2016 гг.) и Турцией (2015 — 2016 гг.).

Следовательно при таком подходе, СЗ — это независимые суверенные государства, включая членов НАТО.

Что касается методов, приписываемых России, то здесь смешаны экономические ограничения, которые по разным причинам вводила Москва (например, запрет на ввоз вина из Молдовы и Грузии), поддержка определенных политических партий, проекты по связям с соотечественниками, дипломатические заявления и санкции (например, в отношении Турции, когда был сбит российский военный самолет над территорией Сирии).

В итоге говорится, что «наши пять случаев, возможно, не являются самостоятельными эмпирическими данными, но они в целом являются образцами исторических тенденций… Россия успешно применяет враждебные меры, но, как правило, не в состоянии использовать тактический успех для долгосрочной стратегической выгоды».[xxii]

Специальный проект, посвященный исследованию СЗ несколько лет проводил Центр стратегических и международных исследований (Вашингтон, округ Колумбия).[xxiii] На сайте Центра было опубликовано несколько монографий и ряд статей по данной теме. В одной из них Джон Шаус указывал, что «действия СЗ бросают вызов интересам, влиянию или могуществу США и делают это таким образом, чтобы избежать прямого военного ответа США...

Соединенным Штатам следует заботиться, потому что страны используют действия СЗ, чтобы подорвать преимущества, сильные стороны и интересы США. Когда Китай строит военные форпосты в международных водах или когда Россия использует солдат в военной форме для вторжения и нападения на суверенного соседа, это подрывает доверие к основанной на правилах системе...

Другими словами, деятельность СЗ со стороны конкурентов, таких как Россия, Китай, Иран и Северная Корея, может иметь реальные, ощутимые издержки для интересов США» — сказано в публикации.[xxiv]

Последнее исследование, над которым работали пять авторов Центра стратегических и международных исследований, было опубликовано в августе 2019 г.[xxv] В отличие от предыдущего доклада, где американские эксперты пытались определить кто и как представляет угрозу для США и их партнеров, в данной работе было уделено внимание ответным мерам со стороны США.

Определены участники данного процесса (соперничество в СЗ) со стороны США: Министерство внутренней безопасности, Государственный департамент, Агентство USAID, Министерство юстиции, Министерство финансов, Министерство энергетики, Министерство обороны и разведывательное сообщество, Финансовая корпорация по международному развитию.

Также привлекаются НАТО, торговые представительства США за рубежом, привлекаются независимые агентства. Важную роль играет Конгресс США, который издает законы, согласно которым осуществляется целевое финансирование Министерства обороны, Госдепартамента, USAID, а также ряд других структур, направленных на взаимодействие с Группой Всемирного Банка, Европейским банком реконструкции и развития и т. д.

Предлагается также создать пост офицера разведки по СЗ и группу действия в СЗ (Gray Zone Action Group, GZAG), которая будет заниматься следующими вопросами:

· Конкретные направления и ясность ролей для агентств с упорядоченным (например, ежемесячным) процессом работы комитета депутатов и руководителей;

· Стратегический нарратив в координации с Министерством внутренней безопасности, Государственным департаментом, Министерством обороны, Разведывательным сообществом и другими агентствами-исполнителями;

· Стратегия с учреждениями-исполнителями для взаимодействия с союзниками и партнерами и многостороннее разделение бремени;

· Стратегия с участием учреждений-исполнителей для привлечения частного сектора;

· Особое внимание уделяется взаимосвязи кибер и информационных операций;

· Поощрение инноваций и мониторинг прогресса и подотчетности.[xxvi]

Можно предположить, что рекомендации Центра были приняты во внимание лицами, принимающими важные политические решения в США.

В последней брошюре Командования по подготовке и доктрине армии США, изданной в октябре 2019 г. сказано, что «наши противники уже работают над разработкой новых методов и новых средств, чтобы бросить вызов Соединенным Штатам. Эти усилия будут продолжаться и ослабевать только до 2050 года. Мы можем ожидать, что столкнемся:

• Многодоменными угрозами

• Операциями на сложной местности, включая плотные городские районы и даже мегаполисы.

• Гибридными стратегиями / Операциями в “Серой зоне”

• Оружием массового уничтожения

• Сложными комплексами защиты и отказа в зону доступа

• Новым оружием, использующим преимущества достижений в области технологий (робототехника, автономия, искусственный интеллект, кибернетика, космос, сверхзвуковое оружие и т.д.)

• Информацией в качестве решающего оружия».[xxvii]

Кроме оружия массового поражения все остальные пункты так или иначе связаны как с гибридной войной, так и СЗ.

В специальном докладе посвященном соперничеству великих держав для членов и комитетов Конгресса от 4 марта 2021 г. гибридная война и СЗ (противодействие им) отмечены как один из приоритетов для администрации Байдена и Минобороны США, что должно учитываться при планировании военных расходов.[xxviii]

Попытку объединения гибридной войны и серой зоны под видом новой теории можно обнаружить в публикации Джастина Бауманна, где он пишет, что «теория гибридной войны должна рассматриваться как потенциальная стратегия для формирования доктрины будущих поколений для серой зоны и других неназванных областей смертельной и нелетальной конкуренции, которые важны для американских планировщиков и стратегов для разработки механизмов поражения потенциальных противников, действующих в этих областях».[xxix]

Итак, концепция «серой зоны» возникла как теоретическая конструкция в среде Сил специальных операций, а далее развивалась в политическом и военно-политическом сообществах США. Она имеет широкую трактовку и явно политизированный контекст.

На основе проанализированных публикаций можно сделать вывод, что «серая зона» в ближайшие годы будет служить специальным ярлыком для каких-либо действий определенных государств, прежде всего, России, Китая, Ирана и Северной Кореи.

Независимо от того, какие это будут действия и насколько они соответствуют нормам международного права, западные эксперты и политики всегда найдут возможность обвинить руководство упомянутых стран в проведении враждебных действий в СЗ. Хотя США и ряд стран Запада нередко осуществляли подобные действия в отношении других государств и народов, они никогда не попадали в категорию СЗ.

Следует признать, что не все авторы в США разделяют такой подход. В частности, Адам Элкус критиковал избирательный подход в выборе СЗ, задавая вопрос, почему, например, террористическая деятельность группировки Боко Харам в Нигерии не относится к серой зоне. Он также указывал, что «США также применяют множество не-смертоносных средств принуждения — от финансового уничтожения противников до применения «юридической войны», где применяется легальное обоснование — для достижения собственных целей».[xxx]

Тем не менее, из исключительно военного и дискуссионного термина СЗ уже стала неким геополитическим маркером, который применяется в отношении противников однополярной системы PaxAmericana, будь то государства или негосударственные акторы.

[i] Концепция гибридной войны: истоки, применение, противодействие russtrat.ru/reports/17-oktyabrya-2021-0010-6640

[ii] The US Special Operations Command, ‘The Gray Zone’, White Paper, 09 September 2015, p. 19 info.publicintelligence.net/USSOCOM-GrayZones.pdf

[iii] Joseph L. Votel, Charles T. Cleveland, Charles T. Connett, and Will Irwin. Unconventional Warfare in the Gray Zone

ndupress.ndu.edu/JFQ/Joint-Force-Quarterly-80/Article/643108/unconventional-warfare-in-the-gray-zone/

[iv] docs.house.gov/meetings/AS/AS26/20150318/103157/HMTG-114-AS26-Wstate-VotelUSAJ-20150318.pdf P. 7.

[v] James E. Hayes III. Beyond the Gray Zone: Special Operations in Multidomain Battle. Joint Force Quarterly 91

ndupress.ndu.edu/Media/News/News-Article-View/Article/1681855/beyond-the-gray-zone-special-operations-in-multidomain-battle/

[vi] David Barno and Nora Bensahel, Fighting and Winning in the “Gray Zone”, May 19, 2015

warontherocks.com/2015/05/fighting-and-winning-in-the-gray-zone/

[vii] Nora Bensahel, Darker Shades of Gray: Why Gray Zone Conflicts Will Become More Frequent and Complex, February 13, 2017

www.fpri.org/article/2017/02/darker-shades-gray-gray-zone-conflicts-will-become-frequent-complex/

[viii] George Popp and Sarah Canna, The Characterization and Conditions of the Gray Zone, Boston, Mass.: NSI Inc., Winter 2016, p. 2.

[ix] Antulio J. Echevarria II. Operating in the Gray Zone: An Alternative Paradigm for U.S. Military Strategy, U.S. Army War College, 2016. Р. 22.

[x] International Security Advisory Board: Report on Gray Zone Conflict, January 3, 2017

www.state.gov/t/avc/isab/266650.htm

[xi] www.aspistrategist.org.au/grey-zone-operations-and-the-maritime-domain/

[xii] Hal Brands, Paradoxes of the Gray Zone, February 5, 2016.

www.fpri.org/article/2016/02/paradoxes-gray-zone/

[xiii] Michael J. Mazarr, Struggle in Ithe Gray Zone and World Order, December 22, 2015

warontherocks.com/2015/12/struggle-in-the-gray-zone-and-world-order/

[xiv] Lyle J. Morris, Michael J. Mazarr, Jeffrey W. Hornung, Stephanie Pezard, Anika Binnendijk, Marta Kepe. Gaining Competitive Advantage in the Gray Zone. Response Options for Coercive Aggression Below the Threshold of Major War, 2019. Р. 8.

[xv] Ibidem. P. 10.

[xvi] Ibidem. P. 15.

[xvii] Ibidem. P. 27.

[xviii] Stacie L. Pettyjohn, Becca Wasser. Competing in the Gray Zone. Russian Tactics and Western Responses, RAND Corporation, Santa Monica,2019.

[xix] Stacie L. Pettyjohn, Becca Wasser. Competing in the Gray Zone. Russian Tactics and Western Responses, RAND Corporation, Santa Monica,2019. P. 9.

[xx] Ibidem. P. 14 — 18.

[xxi] Ben Connable, Stephanie Young, Stephanie Pezard, Andrew Radin, Raphael S. Cohen, Katya Migacheva, James Sladden. Russia's Hostile Measures. Combating Russian Gray Zone Aggression Against NATO in the Contact, Blunt, and Surge Layers of Competition, RAND Corporation, Santa Monica,2020. www.rand.org/pubs/research_reports/RR2539.html

[xxii] Ben Connable, Stephanie Young, Stephanie Pezard, Andrew Radin, Raphael S. Cohen, Katya Migacheva, James Sladden. Russia's Hostile Measures. Combating Russian Gray Zone Aggression Against NATO in the Contact, Blunt, and Surge Layers of Competition, RAND Corporation, Santa Monica,2020. P. 49.

[xxiii] На момент публикации данного материала упоминаемый проект еще не завершен.

[xxiv] John Schaus. Competing in the Gray Zone. October 24, 2018

www.csis.org/analysis/competing-gray-zone-0

[xxv] Melissa Dalton, Kathleen H. Hicks, Lindsey R. Sheppard, Alice Hunt Friend, Michael Matlaga, Joseph Federici. By Other Means Part II: Adapting to Compete in the Gray Zone. Washington, DC: Center for Strategic and International Studies, August 13, 2019

csis-prod.s3.amazonaws.com/s3fs-public/publication/Hicks_GrayZone_II_interior_v8_PAGES.

[xxvi] Ibidem. P. 44.

[xxvii] The Operational Environment and the Changing Character of Warfare. TRADOC Pamphlet 525-92. Department of the Army Headquarters, United States Army Training and Doctrine Command Fort Eustis, Virginia. 7 October 2019.

[xxviii] Renewed Great Power Competition: Implications for Defense—Issues for Congress. Congressional Research Service. March 4, 2021. Р. 15. fas.org/sgp/crs/natsec/R43838.pdf

[xxix] Justin Baumann. Using Hybrid War Theory to Shape Future U. S. Generational Doctrine. 02/03/2021

smallwarsjournal.com/jrnl/art/using-hybrid-war-theory-shape-future-u-s-generational-doctrine

[xxx] Adam Elkus, 50 Shades of Gray: Why the Gray Wars Concept Lacks Strategic Sense. December 15, 2015

warontherocks.com/2015/12/50-shades-of-gray-why-the-gray-wars-concept-lacks-strategic-sense/