Он выжил, и снял триумфальные короткометражки «Пес Барбос» и «Самогонщики». Потом — «Операцию Ы». Потом — «Кавказскую пленницу» и «Бриллиантовую руку». И каждый из трех полнометражных фильмов последовательно становился самым кассовым в истории советского проката — Гайдай каждые два года бил собственные рекорды по числу зрителей.

Но и когда он стал комедиографом №1 в СССР (по крайней мере, если считать по количеству проданных билетов), ему порой приходилось несладко. Если почитать стенограммы худсоветов по «Бриллиантовой руке», окажется, что его коллегам не нравилось в этом фильме практически все. Одним «меньше, чем обычно» нравился Никулин. Других не устраивала Светлана Светличная (режиссер Элем Климов счел, что ей, как и двум другим претенденткам на роль, Эве Киви и Лилии Юдиной, «не надо играть соблазнительниц»). Всю дорогу, и на уровне кинопроб, и во время обсуждения рабочего материала, всеобщую неприязнь почему-то вызвала Нонна Мордюкова в роли управдома. («Роль Мордюковой решена неинтересно. Слишком сгущены краски. Это выбивается из стиля эксцентрической комедии» — довольно типичный отзыв).

Эльдару Рязанову казалось, что Анатолий Папанов — «опасный артист», который здесь «жмет на всю железку», и у него «есть куски чудовищного пережима…» Еще он говорил: «У меня ощущение, что затянуто всё, почти каждый эпизод. Не очень мне нравится сцена на пароходе, где поют Миронов и Никулин. Зритель еще к этому не готов. Сюжет должен развиваться стремительно, идти быстро к арбузной корке. Надо сократить гида и метания Миронова по лабиринту… История с Шефом не раскрыта».

Кстати, о Рязанове. Если Георгий Данелия, еще один крупнейший советский комедиограф, говорил, что относился к Гайдаю с большой симпатией (и, судя по всему, взаимной), то отношения Гайдая с Рязановым были непростыми. Композитор Александр Зацепин, написавший гениальную горячечную музыку к большинству гайдаевских хитов, в одном интервью выразился прямо: «Гайдай к Рязанову относился очень негативно. Говорил, что это актеры все его фильмы вывозят… Может быть, это у них что-то личное?» Показателен такой случай: когда Гайдаю предложили попробовать на роль обоих Иванов Васильевичей Юрия Яковлева, тот поначалу возмутился: «Он же рязановский!»

Не всем удавалось ладить с Гайдаем, как по чисто человеческим причинам, так и из-за творческих разногласий. Например, у него не очень сложились отношения с Арчилом Гомиашвили, после долгих и мучительных проб утвержденным на роль Остапа Бендера (грузинский актер обошел десятки претендентов). «На съемках Гомиашвили частенько лебезил и заискивал» — пишет биограф режиссера Евгений Новицкий, — «что, понятно, не могло не покоробить Гайдая, не выносившего фальши ни в профессиональных, ни в бытовых отношениях. А когда фильм был готов, Гомиашвили, возмущенный тем, что его «лишили голоса» (несмотря на то, что актер хорошо говорил по-русски, вся роль была переозвучена Юрием Саранским. — Ред.), резко сменил интонацию с льстивой на хамскую.

«Если бы я знал, что режиссер такое г… но», — не стал бы сниматься, заявил он Гайдаю. «А если б я знал заранее, то не стал бы снимать такого г…ного актера», — парировал Гайдай». Несколько лет они не общались, но в самом начале 1977 года Гайдай неожиданно позвонил Гомиашвили: «Хотите увидеть уголовное преступление? Тогда включайте телевизор. Сейчас начнутся «12 стульев», снятые Марком Захаровым». К телеверсии романа Ильфа и Петрова, снятой худруком «Ленкома», где главные роли исполнили отвергнутые в свое время Гайдаем Анатолий Папанов и Андрей Миронов, Леонид Иович явно испытывал большую ревность.

Впрочем, и его собственные «12 стульев», обожаемые миллионами зрителей, не у всех вызывали восторг. Например, классик советского кино Григорий Козинцев, увидев их, в ужасе записал в дневнике: «Хам, прочитавший сочинение двух интеллигентных писателей. Хамский гогот».

Кроме того, что Гайдая называли печальным и серьезным, его называли еще и большим ребенком. И тот же Аркадий Инин вспоминал его фразу: «Учтите, мы делаем кино для детей». (Гайдай пояснил: фильм должен быть простым, таким, чтобы в первую очередь его почувствовали дети).

Инин работал с Гайдаем на двух его последних лентах, «Частный детектив, или «Операция Кооперация» и «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди». Съемки последней шли в США, и Гайдай сыграл в картине крошечную роль (одну из немногих, вообще сыгранных им в кино) — помешавшегося игромана, которого выносят из казино на руках.

В этом, конечно, была самоирония. Гайдай, действительно как большой ребенок, в конце жизни влюбился в «одноруких бандитов». Он жил в районе метро «Аэропорт», рядом находился аэровокзал, там в перестройку установили эти игровые автоматы. И каждый день, возвращаясь с работы, Гайдай на этот аэровокзал заходил и дергал ручку по два часа. Ручки были металлические, пачкались, и у Гайдая ладони потом были черные. Потом, по словам Инина, он страшно переживал, что на экране рядом с апельсинчиком у него выпал огурчик, а не клубничка. (По счастью, проигрывал он совсем небольшие деньги).

Ну, а когда он попал в роскошное американское казино «Тадж-Махал», где стояли сотни куда более совершенных «бандитов», от счастья не мог найти себе места. И чуть ли не единственный раз в жизни перестал следить за съемочным процессом: кричал «Мотор!», не отрываясь от очередного игрового автомата…

Вот несколько фильмов, которые Леонид Гайдай мог снять — и не снял: