Апрель — самый суровый месяц. Особенно в банковской сфере. Да еще и в разгар конфликта.

Такое чувство, что не проходит и дня, чтобы Институт изучения войны не стращал нас мраком на русском фронте: мол, оружие заканчивается, а экономика рушится. Хотя свидетельства с Красной площади, казалось бы, опровергают всякие рассуждения о том, что Среднерусская возвышенность превратится в пустыню. Однако призрак все же бродит по Европе. Призрак «уверенности».

 

Вопрос доверия — ключевой, особенно при работе с так называемыми фиатными валютами. Когда современные птолемейцы в 1990-х предсказывали «конец истории» — ту всеобщую победу либеральной демократии и рынка, которая сметет всё авторитарное, традиционное и так далее, они напрочь позабыли о геополитике. Джо Байден заявил, что рубль превратится в прах. Министр финансов Франции предрекал, что российская экономика рухнет. Но, несмотря на все эти заявления, санкции и заморозку активов российского центробанка, частных лиц и фирм, никакого цунами и никакой смены режима не последовало. Дело в том, что тон задают сила и экономическая мощь — «кровь и железо», если по Бисмарку. Это вряд ли понравится новой американской и британской элите, воспитанной в безопасной тени государственного сектора, где все включено. Жюльен Бенда назвал это «предательством интеллектуалов». Однако реальная политика Макиавелли, Карла Шмитта и Генри Киссинджера никуда не делась. Она лишь отошла на второй план на фоне хлеба и зрелищ, но теперь снова уверенно взялась за руль.

 

Фиатные валюты — это по сути обещания выплатить долги. Следовательно, они уязвимы к экономическим потрясениям. Американские и европейские банки крепко вложились в портфели облигаций и глубоко зависят от «уверенности» потребителей и инвесторов. Крепость капитала выстроена из бумажных денег, и ветер перемен разносит их по купюрам. Таким образом, экономика государственных валют опирается на доверие. Сырьевая же экономика к нему, наоборот, невосприимчива.

 

Можно сказать, что экономическая пауза восходит к 1971 году, когда США отменили золотой стандарт. Решение было скорее стратегическим, чем экономическим. После того, как нефтедоллар вознесся выше золота, мир ждала революция долларовой зависимости. США стали богом не только военным, но и экономическим, словно в папские времена («Рим высказался, дело закрыто»). Это повлекло за собой двойственную диалектику: США тут же понадобилось укрепить гегемонию, и ответом стало воинствующее кейнсианство.

 

Теперь этот карточный домик, построенный на доверии, стал двухполярным. Но предзнаменование очевидно. Тяга к валютам, обеспеченным природными ресурсами, лишь ускорилась из-за того, что США признали эту тенденцию и попытались обратить ее вспять — в том числе посредством фиаско на Украине. Золтан Позар, бывший сотрудник Федеральной резервной системы Нью-Йорка, опубликовал доклад о переходе к ресурсной экономике. Во времена мощных потрясений (как сейчас на Украине) сырьевые цены колеблются, что приводит к еще большей нестабильности. Это связано с тем, что сырье используются в качестве залога для многих других долговых инструментов.

 

Революция в экономике — это не биткойн, а ресурсные валюты. Запад лишь ускорил собственную кончину. По иронии судьбы Позар перешел в Credit Suisse, а остальное уже история. Как говорится, подорвался на собственной мине.

 

Этот процесс ускорился с конфликтом на Украине, когда США вынудили Запад ввести против России ряд санкций. Поскольку русские установили лимит на цену своего золота, рубль оказался сильно недооценен и сильно поднялся по отношению к доллару. Последние полгода он неуклонно креп. Затем Путин нанес двойной удар: вынудил покупателей нефти платить рублями. Или золотом. Платя золотом, они фактически получают скидку на нефть. Это сказывается и на предложении, повышая цену на золото.

 

По сути, стремление Запада уничтожить рубль возвратилось бумерангом. Возросшие цены на нефть укрепили рубль. Итог? В стране бумаг балом правит сырье. Цены на золото и нефть теперь контролируют Россия и Китай, и это определяет всю нашу эпоху. Мы удаляемся все дальше от западного мира.

 

На прошлогоднем Петербургском экономическом форуме глава «Газпрома» предупредил о переходе к новой динамике: «Игра в номинальную стоимость денег окончена, поскольку эта система не позволяет контролировать поставку ресурсов». Это говорит о появлении «внешних денег» вместо «внутренних» (еще раз процитирую Позара), то есть об использовании долга и фиатной валюты. После краха Lehman Brothers мир стоит на отъеме собственности: инвесторы пользуются «дешевыми» долгами, чтобы урвать себе побольше. Но мир долларовой резервной системы подходит к концу. Запад искусственно раздул «внутренние деньги», чтобы задешево скупить активы Востока. Теперь наступило время расплаты. Запад придает особое значение правилам и законам, видя в них средство накопления богатства. На Востоке же, в мировой мастерской, богатство создается трудом и изобретательством. И в этом главная проблема англоязычного мира. Не в том, что в супермаркетах после Брексита пропали фрукты, а в цивилизационном отказе от того самого идеала, который некогда и привел их страны к успеху.

 

В ходе конфликта на Украине «внешние деньги» уже забрали часть «внутренних» у давосских олигархов. Это Россия отбирает себе мир товаров и реальной политики.

 

Доллар по-прежнему служит резервной валютой. Этот грандиозный сдвиг не произойдет в одночасье. Но всходы уже заколосились. Нынешний банковский кризис в Credit Suisse, Deutsche Bank и других банках — симптом слабости фиатной системы. Под давлением банки не склонны рисковать с внутренними деньгами: ведь валюты не обеспечены товарами. При наличии же внешних денег валюты надежно подкреплены, и в этом прелесть новой системы. На фоне давления центральным банкам приходится вмешиваться и печатать новые деньги: следовательно, валюта слабеет еще больше. Это мы и наблюдаем на Западе — медленную смерть фиатных валют.

 

Тем временем Евразийская экономическая комиссия готовится к сырьевой валюте, обеспеченной целым набором товаров из золота, воды, нефти, зерна и металлов. Конфискация долларовых резервов санкциями вынуждает их мыслить по-новому. Это обратная сторона глобализации. Глобализация, как и прежний колониализм, зиждется на ложном номосе — это греческое слово обозначает глубинные силы мира. Восходит новый номос земли — ресурсный порядок территориального расширения и реальной политики. Западу предстоит еще долго тушить пожары новой истории, и Украина — лишь первый в их ряду.

 

В своей книге «Коллапс: как общества решают, пан или пропал» Джаред Даймонд утверждает, что цивилизации терпят крах по разным причинам: например, окружающая среда, демография, утрата торговых партнеров. Проблема глобализации и аутсорсинга самой моральной цели конкурентам вроде Китая прекрасно вписывается в схему Даймонда. Помимо прочего, он пишет о «мужестве мыслить долгосрочно и принимать смелые и упреждающие решения в эпоху, когда проблемы начинают сказываться». Он считает, что в этом разрезе элиты могут привести к катастрофе, поскольку их краткосрочная политика раскола противоречит самой телеологии общества. Это ахиллесова пята экономического либерализма: краткосрочная деиндустриализация и детерриториализация привели к разрушению «телоса» Запада. Его обществам не хватает смысла, а элиты предлагают некий эрзац в виде саморазрушащейся культурной философии, чтобы скрыть механизмы отъема и накопления.

 

Жители острова Пасхи, которые вели идиллически аграрный образ жизни и видели смысл жизни в строительстве статуй Моаи, через которые они призывали духов традиции и прошлого, — живое предостережение о забвении. Начиная с пятнадцатого века в разных частях острова жили два народа — ту-у и ото-иту. В середине восемнадцатого века они повздорили из-за претензий на наследие. Результатом стал долгий период свержения статуй, когда противники пренебрегли собственной моралью и пытались расшатать культурную мощь друг друга, которую и олицетворяли Моаи. С приходом к власти элит наступили голод и разруха.

 

История предупреждает нас. Но мы ничему не учимся. Запад переживает эпический шпенглеровский цикл взлетов и падений, смены цивилизаций и свержения статуй. Телос успеха забыт, ценности прошлого отброшены ради пирровой победы либеральных фетишей.