«Наиболее результативными наши действия оказывались, когда мы навязывали противнику затяжное противостояние» Год тому назад многим казалось, что схватка России и Запада на Украине будет предельно жесткой, предельно интенсивной, но при этом сравнительно краткой. Двенадцать месяцев спустя стало ясно, что все эти расчеты оказались стратегическими иллюзиями. Конфликт в соседней с нами стране перешел в стадию затяжного противостояния. И главный вопрос сегодняшнего — а также, видимо, завтрашнего, послезавтрашнего — дня звучит так: кто сумеет выстоять в этом марафонском противоборстве? Кто в момент завершения нынешнего украинского конфликта будет иметь моральное право «смеяться последним»?

Декан факультета международных отношений МГИМО, программный директор Валдайского клуба Андрей Сушенцов — одна из самых ярких звезд российской внешнеполитической аналитики. И вот как выглядит его версия ответа на этот главный для России (и не только для России) вопрос.

Схватка с гегемоном

— Андрей, Россия только что пошла на шаг, который еще недавно казался совершенно немыслимым: объявила о размещении своего ядерного оружия на территории другого государства— Белоруссии. Какие конкретные стратегические выгоды Москва, по вашему мнению, рассчитывает получить в результате?

— Американцы, британцы и поляки, осознавая, что украинский кризис приобретает затяжной характер, начинают создавать для России точки напряжения по всему периметру ее границ. Что такое, например, польские военные учения на границе с Калининградской областью? Это намек на то, что там может быть следующая точка удара. Что такое польские маневры у границ Белоруссии? То же самое.

Полеты американских беспилотников у берегов Крыма, игры вокруг Приднестровья — все это попытки отвлечь и рассеять внимание России, вмешаться в ее военное планирование, заставить выделять на все эти направления дополнительные ресурсы.

Из всех этих потенциальных проблемных точек многие тесно связаны с Польшей. Среди всех стран НАТО у Варшавы наибольший азарт к прямому участию в военном кризисе. По численности польская армия примерно в шесть раз превышает вооруженные силы Белоруссии.

Одной из задач Запада является сокращение возможностей России и Белоруссии к совместным действиям в ходе этого кризиса. Размещение тактического ядерного оружия — совместный шаг Москвы и Минска, он наглядно показывает настрой наших стран, опирается на трезвый расчет польских возможностей и намерений в отношении Белоруссии и носит сдерживающий характер, лишает Варшаву иллюзий.

Самое важное здесь в том, что в какой-то момент нынешний украинский кризис может перестать быть сугубо украинским. В его новое основное действующее лицо может превратиться Польша. Ближайшая задача Варшавы — ее трансформация в главного европейского милитариста, создание на польской территории крупного военного противовеса России на случай поражения Украины. Не исключено, что в будущем текущий кризис с Западом начнет напоминать зрелые годы холодной войны с ее системой взаимного военного сдерживания сторон. Именно созданием такой системы на основе новых геополитических реалий Москва и Минск сейчас и занимаются.

— А как полякам удалось стать такими крутыми? Мы привыкли думать о Берлине как о неформальной столице объединенной Европы, а о Варшаве — как о европейской периферии. Почему периферия вдруг стала «вилять центром»?

— У радикалов в лице поляков есть аргументы, видение, амбиции, много тестостерона и ощущение, что их цели — это цели всей Европы. А у Германии есть лишь неспособность сформулировать собственное, автономное от Польши видение.

Берлин парализован ощущением, что если ты хочешь представлять общеевропейский интерес, надо учитывать польское видение. В результате Европа, по сути, имеет тупик. Ведь в глазах поляков врагами являются русские и немцы, а союзниками — американцы, британцы и прибалты.

Европейское понимание своих интересов сегодня подменилось трансатлантическим. Евросоюз в его нынешнем рыхлом виде, по сути, утратил свою автономию от США в мировой политике. А ведь в начале 1990-х годов прошлого века была реальная вероятность создания полноценного Европейского государства, Европейской конфедерации. Страны Западной Европы хотели тогда создать свою собственную оборонную политику, отдельную от США, и идти по пути создания Соединенных Штатов Европы. Это бы сильно укрепило европейскую автономию — не только от США, но и от России, и от Китая.

Но этот уникальный шанс так и не был использован. Вместо этого Западная Европа поддалась соблазну расшириться практически до границ России. А когда такое расширение состоялось, вдруг выяснилось: старое европейское ядро оказалось размытым. Во внутренних европейских дискуссиях теперь доминируют радикальные голоса восточных европейцев. Получилось, что Европа лишила саму себя свободы стратегического выбора.

Конечно, в 1990-е годы Москва тоже была в плену иллюзии: Россия думала, что она может войти в состав Запада, став наряду с США его второй опорой. Но мы сумели вовремя понять иллюзорность таких надежд и вернули себе свободу стратегического выбора. А Европейский союз, впав в полную зависимость от США, такую свободу утратил — возможно, навсегда.

— Но вот можно ли отрицать то, что, «даже утратив свободу стратегического выбора», ЕС чувствует себя не так уж и плохо? Осенью в России можно было услышать прогнозы о том, что «Европа замерзнет без российского газа». Однако, как мы видим, никто в Европе вроде бы не замерз.

— Посмотрите данные об избыточной смертности в Великобритании из-за холода в домах минувшей зимой. К этой картине нужно добавить еще несколько штрихов: перенос производств, закрытие крупных предприятий. Подобные новости постоянно приходят сейчас из Европы.

Конечно, подобные крупные решения принимаются советами директоров компаний на основе глубокого анализа новой реальности. А для крупного немецкого бизнеса новая реальность до конца не ясна. И пока он предпринимает лишь наиболее первоочередные, пожарные действия. Но если российско-европейские экономические связи действительно необратимо рухнули, то все то, что мы уже видели, — цветочки. Посмотрите на то, как немцы проглатывают сейчас теракты на «Северных потоках», и на то, как их американские союзники, полностью разуверившись в их лояльности, вытерли о них ноги.

Немецкую промышленность и немецких граждан обрекли на трехкратно большие расходы на энергию, чем раньше. А вкупе с тем, что немцы очень долго задерживали рост реальных зарплат в своей экономике, именно дешевые российские энергоносители сделали немецкую экономику главным выгодоприобретателем от европейской интеграции.

Теперь обе эти основы подрублены. Дешевого российского источника энергии больше нет. Возможности сдерживать рост зарплат тоже вскоре больше не будет. Их придется повысить для того, чтобы избежать массового всплеска социального недовольства. Это ставит под вопрос жизнеспособность немецкой экономической модели. Поэтому «утрата свободы стратегического выбора» — это не просто слова. За этим понятием скрываются вполне реальные и очень тяжелые проблемы.

— А в чем именно состоит та свобода стратегического выбора, которая, по вашим словам, есть у России?

Начиная со времен Петра I, ключевой задачей России было существование в международной иерархии в качестве стратегически автономной силы, способной произвольно определять свою собственную судьбу. В последние 300 лет основным источником наших проблем и наших возможностей всегда выступал Запад.

Сегодня вектор нашего интереса по-прежнему обращен на Запад. Но впервые за время существования нас как великой державы центр мировой гравитации в смысле главных событий в сфере политики и экономики смещается с Запада на Восток.

Восточное направление российской политики впервые за все время ее истории имеет реальный вес. Россия теперь имеет не одну западную «ногу», а опирается еще и на связи с Китаем, Индией, Турцией, Арабским Востоком, Юго-Восточной Азией, Африкой, Латинской Америкой.

Во всех этих точках на Россию смотрят как на деятельного, автономного и успешного игрока. В глазах многих то обстоятельство, что Россия целый год успешно выдерживает западный натиск с его астрономическим числом санкций, является доказательством того, что сопротивление западной гегемонии является не просто теоретически возможным, а абсолютно жизнеспособным сценарием.

Сколько еще все продлится?

— И долго ли еще России придется реализовывать «горячую фазу» этого сценария? Первая мировая война длилась 4 года 106 дней, Вторая мировая война — 6 лет и один день. Что подсказывают вам ваши инстинкты эксперта: не поставит ли нынешний глобальный конфликт из-за Украины новый рекорд по продолжительности?

— В перечень названных вами конфликтов я бы включил еще американскую войну в Афганистане, которая продолжалась 20 лет и поставила рекорд по продолжительности. Ее схожесть с украинским кризисом состоит в том, что, по сути, США могут произвольно определять точку завершения этого кризиса.

В бюджете Пентагона в последние 20 лет всегда заложено порядка 50–60 миллиардов долларов на какой-нибудь военный конфликт. К моменту завершения войны в Афганистане эти деньги оказались в новом финансовом году без какого-то предметного назначения. И, как видно из американской статистики, сейчас эти средства целиком направляются на Украину.

В таком режиме США могут существовать неопределенно долго — вплоть до появления следующего крупного кризиса, на который им будет необходимо реагировать, или до прихода осознания, что затягивание украинского конфликта перестает отвечать их стратегическим интересам.

Если что-то подобное произойдет — например, если они решат, что их доминирование в Европе и блокирование России «покупается» слишком дорогой ценой, — то конфликт может схлопнуться довольно быстро. Вспомним, например, как в 2021 году от момента решения Байдена о прекращении прямого американского участия в афганском конфликте до падения правительства в Кабуле прошло всего несколько месяцев. Но если американцы продолжат методично поливать украинский конфликт деньгами, то тогда этот кризис может длиться долго — с огромными последствиями для Украины и некоторыми значительными последствиями для России и Европы.

— Пока явно реализуется именно этот второй сценарий. США открыто дают понять, что затягивание украинского кризиса полностью отвечает их интересам. Есть ли у России противоядие против такой американской стратегии?

— Противоядия нет. Но есть готовность принять и побить эту американскую ставку. Вся история России говорит о том, что наиболее результативными наши действия оказывались тогда, когда мы навязывали противнику затяжное противостояние. Это касается почти любого крупного прошлого российского военно-стратегического взаимодействия с противником. И в таком виде взаимодействия Россия еще ни разу не проигрывала.

Вы спрашиваете: а как же Первая мировая война? Поражение России тогда было вызвано внутренними причинами — власть утратила инициативу в определении вектора развития страны. Произошло это не в годы Первой мировой, а гораздо раньше.

Вспомним, например, как в течение нескольких десятилетий до начала Первой мировой войны по России катилась террористическая волна, общее число жертв которой исчислялось десятками тысяч человек. В какой-то момент к поддержке революционного движения стали склоняться не только российские интеллектуалы, но и аристократия, не осознавая, что для нее этот шаг станет самоубийственным. Первая мировая война стала лишь кульминационной точкой долгого процесса внутреннего ослабления Российской империи.

Мы не видим ничего подобного в современной России. Российское государство сейчас — это очень активный и дееспособный организм, который существенно четче, чем его оппоненты, понимает себя, свое место в мире, свои подлинные интересы и ресурсы, понимает своих противников, международную среду и последовательно выполняет конкретную стратегическую задачу, которая как таковая не осознавалась элитами Российской империи в годы Первой мировой войны.

— Да, Россия держится. Но ведь Америка тоже держится — и ничего при этом не теряет, кроме тех 50–60 миллиардов долларов, которые в ином случае болтались бы в бюджете Пентагона мертвым грузом. Разве не такой вывод прямо вытекает из ваших слов?

— С точки зрения того, кто что теряет, а кто приобретает, минувший год развивался по синусоиде. В первой фазе конфликта, которая длилась до середины 2022 года, США сумели резко нарастить объем своего геополитического капитала. Они постоянно наращивали давление на Россию и доминировали в производстве образов и метафор для формирования международного восприятия происходящего.

Во многих странах мира царило смятение и ощущение, что мир возвращается к однополярной системе: американцы всюду доминируют, а Россия оказалась в наиболее сложной ситуации за весь постсоветский период своей истории. Многие страны тогда усомнились: может быть, действительно пора взять под козырек перед американцами? Но, начиная с осени 2022 года, кривая поддержки пошла в другую сторону. Американцы просчитались в своем главном расчете — они ожидали, что победа над Россией не просто возможна, а возможна быстро.

Западные политики и генералы сейчас много говорят об опустошении своих оружейных складов. Россия тоже не готовилась к затяжному конфликту подобного рода. Но мы видим, что Россия в одиночку в состоянии противостоять всей военной промышленности Запада.

Другой важный показатель — экономическая и социальная стабильность. К удивлению многих, Россия с ее объемом ВВП в 2–3% от мировой экономики успешно ведет противостояние со странами, которые представляют половину мирового ВВП. При этом никаких массовых волнений в России нет, в стране не меняется даже электоральный цикл. Когда стало очевидным, что Россия неплохо выдерживает масштабный западный удар, доверие к американской стратегии начало снижаться. Общий тренд переменился — от попытки США задавить Россию до их же попыток сдержать растущую, как тесто, многополярность.

Китай вступает в большую игру

— А вы можете привести конкретной пример такого «роста глобального теста»?

— Могу. И вы тоже можете. 20 марта 2003 года — высшая точка американского могущества и однополярного устройства мира. В тот день США вторглись в Ирак. И вот ровно через два десятилетия после этого события, 20 марта 2023 года, в Москве прошел саммит лидеров России и Китая. Этот один из маркеров возникающей сейчас в мире полицентричности — возникающей, кстати, во многом благодаря действиям США.

Раньше Америка презентовала себя миру в качестве гаранта глобализации, мировой общности, страны, которая создает комфортные условия для развития других государств. Они говорили: наша финансовая система — это не только наша финансовая система. Это еще и общая для всех стран финансовая система!

Вы открываете корреспондентские счета в банках США не потому, что мы вас заставляем, а потому, что это удобная и логичная схема для всех! Доллар является главной мировой резервной валютой не потому, что это наша валюта, а потому, что это наиболее удобный, предсказуемый и дешевый способ взаимных расчетов!

США были арбитром, который судил экономические и политические «боксерские матчи» в разных точках мира. Но 24 февраля прошлого года они из арбитра превратились в действующее лицо, вступили на ринг. И весь ресурс, который раньше предлагался всем как метод достижения всеобщего блага, стал использоваться как оружие. Это больше не общая финансовая система! Это наша финансовая система, с помощью которой мы будем наказывать провинившихся. Это не просто доллар. Это наш доллар!

Таким образом, Америка резко поменяла характер своего участия в международной системе. Их посыл теперь звучит так: вы обязаны быть с нами. Или вы против нас! Это говорится всем: их союзникам, нейтральным странам, союзникам России.

Исходя из долгосрочных стратегических интересов США, для них было бы более выгодным и логичным сказать: украинский кризис — это локальная ситуация, исключительно восточноевропейский сюжет, по которому мы рано или поздно все уладим с Россией. Если бы это произошло, они, возможно, смогли бы удержать за собой роль поставщика «всеобщего блага». Но они назвали украинский кризис поворотной точкой, которая определит характер XXI века: или продолжится западная гегемония, или мир, как они говорят, пойдет по хаотичному сценарию. В итоге украинский кризис и начал превращаться в такую поворотную точку.

— Вы намекаете на то, что американцы передавили, и недавний государственный визит председателя Си в Москву положил начало процессу нового раскола мира по блоковому принципу: с одной стороны — ось Москва–Пекин, а с другой — коллективный Запад?

— В какой-то момент основной американский тезис «или вы с нами, или против нас» был очень глубоко осмыслен и правильно понят нашими товарищами в Китае. Параллельно с давлением на нас американцы стали давить и на него — через Тайвань, через серию санкций против чувствительных китайских товаров и отраслей, через преследования их высокопоставленных предпринимателей. США попытались преподать в прошлом году всем урок. Мол, будет однополярность, и точка. И в результате Китай принял эту подачу. Мол, вы правы. Украинский кризис — это действительно точка, в которой будет определено будущее мира. Пеняйте теперь на себя.

Не могу согласиться с постановкой вашего вопроса. Это только американцы пытаются поделить страны мира на блоки. Китай и Россия действуют обратным образом: мы не будем делиться на блоки, мы просто прекратим одностороннее доминирование США. Мир по-прежнему будет глобализован и тесно взаимосвязан. Мир по-прежнему будет иметь общее основание для развития. Но это основание больше не будет привязано к доллару и не будет опираться на американские авианосные ударные группы.

Против этой старой системы есть хорошее противоядие в виде политики сдерживания со стороны России и Китая. А так как Китай является основным торговым партнером большинства стран мира, включая американских союзников, то переход на торговлю в юанях, который сейчас ускорился, — это абсолютно естественный процесс. Он, может быть, так бы не ускорился, если бы не американское давление на Россию и неосмотрительные шаги Запада по блокированию российских резервов.

Наиболее значительным последствием украинского кризиса станет существенное снижение значения США и их финансовой системы в международных делах. Они сами не осознавали, что, переходя из позиции арбитра в позицию действующего игрока, они так много ставят на кон в своем глобальном влиянии. В этой ситуации есть опасность: они не могут позволить себе проиграть и будут стремиться владеть инициативой, нагнетая напряжение в разных частях мира. Не исключено, что в будущем география Восточной Европы перестанет быть главным сюжетом мировой политики, уйдя в тень более крупных потрясений.

— Давайте все же вернемся в текущий момент, главным сюжетом которого является «география Восточной Европы». В чем, по вашему мнению, состоит реальный смысл «12 пунктов» Китая по Украине?

Это главным образом имиджевый жест или вполне серьезный мирный план, над осуществлением которого Пекин будет планомерно работать? — Это далеко не имиджевый жест. Пекин сделал весомую ставку на участие в этом большом международном процессе. Вопрос уже не просто в Украине — это процесс определения контуров нового глобального порядка.

Китай — одна из тех стран, у которых в этом процессе есть голосующая акция. Пекин обозначает свою позицию: будущее урегулирование затронет в том числе и китайские интересы. Если проанализировать содержание этих 12 пунктов, то можно увидеть, почему они вызвали такое недовольство на Западе. Это системное изложение принципов полицентричного мирового устройства, которое не соответствует американским планам. США видят в этом угрозу, так как осознают: вес Китая в международных делах таков, что им нужно сделать всего полшага для того, чтобы конвертировать этот вес в реальное политическое влияние.

— А насколько реальным будет влияние такого хода Запада в рамках гибридной войны, как выданный Гаагским судом «ордер на арест Путина»? Не приведет ли, например, этот «ордер» к ограничению свободы поездок Президента РФ за рубеж или к ухудшению имиджа РФ в государствах третьего мира?

— Мы не увидим никаких последствий этого шага со стороны значимых для России стран. Попытка задержания российского лидера на территории любой страны — это casus belli, повод к войне с Россией, ядерной державой.

Люди, которые приняли такое решение, живут внутри своего информационного пузыря, в рамках которого они неизбежно побеждают, — им кажется, что Россия на пределе и вскоре начнет выдавать собственную элиту. Как международник я давно столкнулся с тем, что принципы здравого смысла по-разному понимаются в разных странах. Группа людей в Гааге вдруг решила, что может позволить себе выносить суждение на основании данных, которые им предоставила группа ангажированных исследователей из Йельского университета при финансовой поддержке Госдепартамента США. Один этот факт наглядно свидетельствует о мере их «здравомыслия» при принятии такого решения.

Не менее забавным является и другой факт: США всячески стараются уходить от преследования ее собственных граждан Гаагским судом. США при Трампе заявляли, что будут преследовать международных судей, если кого-то из американских граждан будут судить за преступления, совершенные ими в Афганистане и Ираке.

— Бывает ли так, что ход событий в мире погружает вас в депрессию? Кем вообще вас сделала ваша профессия — оптимистом или пессимистом?

— Поскольку речь идет о профессии, важно уметь отстраняться от эмоций. Врач-хирург не может себе позволить пугаться вида крови. Пожарный не имеет права терять самообладание при виде открытого огня. Аналогичным образом аналитик не имеет права работать на волне эмоций.

Международные отношения являются наукой в полном смысле этого слова, только если смотреть на них с позиции длинных исторических циклов. Тенденция к перетоку центра международной гравитации с Запада на Восток существует три десятилетия. Появление конкретной точки, где возникнет кризис, который еще больше ускорил бы этот процесс, было лишь вопросом «когда и где?»

Трагично, что это «где» оказалось на Украине. Если смотреть на украинский кризис с позиции длинных исторических циклов, то он перестает вызывать удивление. Наиболее актуальное чтение сейчас — «Тарас Бульба» Гоголя, «Полтава» Пушкина и «Белая гвардия» Булгакова, написанные на основе близких исторических событий прошлого.

Каждое государство — это эксперимент, который проходит проверку на устойчивость серией кризисов. И Россия эту проверку точно пройдет. Наши интересы на Украине существенно более значимы для нас, чем американские для них. Такая ситуация всегда снижает уровень неопределенности. Мы не можем себе позволить проиграть. Американцы видят, что их стратегия в отношении Украины натыкается на точки сопротивления в международной среде, которые все более явно о себе сигнализируют. Россия тоже это видит и старается этим пользоваться.