Родители (или внутренние террористы, как сказал бы наш генеральный прокурор) приходят на школьные собрания, затаив злобу на учителей и завучей, многие из которых по собственному почину учат детей всему спектру гендерной идентичности (причем зачастую тайком) и всячески чествуют «гендерное несоответствие». Кроме того, консерваторы все смелее отказываются называть людей местоимениями по их выбору лишь на том основании, что трансгендерам так «приятнее и безопаснее» и что это якобы знак «признания и инклюзивности». Наконец, многие штаты принимают законы, которые гарантируют, что дети, якобы страдающие гендерной дисфорией, не получат «спасительного» лечения — будь то заместительная гормональная терапия или операция по «подтверждению» пола.
По мнению левых, нетерпимость к трансгендерам внушает им огромный страх, гнев и отвращение — а эти эмоции можно подавлять лишь до поры до времени: рано или поздно они выплескиваются наружу и превращаются в акты насилия, будь до против себя (самоубийство или членовредительство) или других. Увы, в случае с Хейл мы получили второе. Но поскольку мишенью стала христианская школа (а христиане — якобы одна из причин тех душевных мук, что вынуждены терпеть трансгендеры), многие комментаторы сочли шесть смертей прискорбным, но неизбежным следствием повсеместной нетерпимости. Таким образом, насилие Хейл исходило не от нее самой: это лишь «отзеркаливание» того насилия, от которого страдают все трансгендеры как жертвы «ненависти» и «нетерпимости».
Левые ведут эту войну в защиту прав транссексуалов, чтобы «нормализовать» гендерное несоответствие. Они борются с шельмованием и нетерпимостью, которые и считают главной причиной событий в Нэшвилле. И рядовые левые охотно признают, что для победы в войне может потребоваться еще больше насилия. Например, вице-губернатор Миннесоты как-то раз улыбалась перед камерами в майке с надписью «Защитите трансдетей» и изображением ножа с выкидным лезвием. Кроме того, на одежде активистов встречаются изображения ружей и винтовок, а также слоган-угроза «Дайте трансам права, а не то…».
При этом эти культурные воины совершенно не считают себя агрессорами — наоборот, они считают, что всего лишь мстят непрекращающейся кампании насилия против трансгендеров.
Правые видят войну против детей, природы и элементарного приличия
Мы, правые, — традиционалисты, верующие, консерваторы и простые американцы из глубинки — тоже не считаем себя воюющей стороной. Мы лишь обороняемся. Нас тревожит скорость, с которой мы катимся вниз по наклонной, а нас еще и высмеивают — хотя это действительно скользкий путь. Прошло всего восемь лет после общенациональной легализации однополых браков, и дискуссии ведутся уже не о том, что «все происходящее в спальне за закрытыми дверями больше никого не касается», а о том, должны ли «трансдети» подвергаться необратимым медицинским вмешательствам до начала полового созревания или после.
Однополые браки перестали быть чем-то спорным, буква «Т» в аббревиатуре ЛГБТ привлекает все больше внимания, и данные свидетельствует о настоящем взрыве числа несовершеннолетних, считающих себя трансгендерами. Сторонники ЛГБТ-повестки записывают это на свой счет: дескать, молодые люди, которые еще несколько лет назад стеснялись себя, теперь достаточно «раскомплексованы», чтобы рассказать миру о своем «истинном я». Но у консерваторов есть веские основания подозревать, что это во многом следствие всенародного прославления трансгендеров, которое создает у подростков нездоровый стимул.
Это особенно верно насчет белых подростков из состоятельных семей— в этой группе гендерная дисфория диагностируется непропорционально часто. В мире, где идентичность меньшинств прославляются день-деньской, а «белизна», богатство, гетеросексуальность, христианство и биологическая мужественность считаются либо чем-то устаревшим, либо вовсе признаками угнетения, трансидентичность предлагает «нормальным» белых подросткам целый ряд преимуществ. Во-первых, это возможность поучаствовать в чествовании «разнообразия». Они уже не просто аплодируют как зрители — аплодируют им самим. Кроме того, трансгендерность открывает доступ к утешительным призам жертвы: членство в «угнетенной» группе работает как своего рода культурная валюта, за которую можно приобрести определенные привилегии. Но, прежде всего, трансгендерная самоидентификация позволяет белым подросткам избежать осуждения, которое бы иначе неминуемо на них обрушилось (со стороны школ и элитного дискурса) — якобы из-за их исторической роли в притеснении меньшинств.
На то, что так много подростков считают себя трансгендерами, можно было бы даже закрыть глаза, если бы не расхожая логика цельной личности, по которой гендерная трансформация не завершена до тех пор, пока не предприняты должные хирургические и медицинские вмешательства. Таким образом, к необратимым формам насилия над собственным телом детей и подростков допубертатного возраста подталкивает не кто иной, как самопровозглашенные защитники трансдетей. Окончательным арбитром истинной идентичности считается самоощущение — ваши внутренние чувства неприкосновенны. Нам внушают, что у всякого «я» есть нравственное обязательство быть верным этому внутреннему духу. Увы, многие молодые люди убеждены, что из этого метафизического кокона не удастся вырваться, доколе внешняя оболочка — то есть тело — не будет приведено в соответствие с внутренними чувствами.
Необходимые для этой «гармонии» медицинские вмешательства оставляют на теле поистине жуткие шрамы и увечья. Юные мужчины, которые даже не могут купить себе спиртное, добровольно идут на ампутацию члена и яичек, чтобы врачи могли сформировать вместо них искусственное «влагалище». А чтобы больше походить на сверстников, девочки-подростки делают двойную мастэктомию еще до того, как их грудь полностью разовьется. Некоторые молодые женщины настолько жаждут привести свое тело в соответствие с «мужским» внутренним духом, что выворачивают свои влагалища наизнанку в надежде обрести хотя бы подобие полового члена. Их тела навсегда отмечены жестокостью этой процедуры: чтобы получить сырье для искусственного фаллоса, с их предплечий буквально сдирают кожу. И это не говоря о гормональном лечении и бесчисленном количестве других хирургических вмешательств, необходимых для поддержания этой уловки под названием «завершение перехода»! По мнению многих консерваторов, шрамы от этого насилия, оправданного душеспасительной риторикой и самовнушением, олицетворяют собой руины войны левых на истощение против природы и человеческого тела.
Многие врачи охотно удовлетворяют любые просьбы несовершеннолетних обо всех этих вмешательствах. Но доказательства, что эти процедуры не делают людей с гендерной дисфорией счастливее, лишь копятся. Дети с социальными и эмоциональными трудностями явно восприимчивее других к риторике союзников ЛГБТ, а те уверяют, что это все оттого, что их идентичность не соответствует «внутреннему я», которое рвется наружу. А ведь счастье ждет! Примерно это внушают этим детям. Именно этот обман — и увечья, что его сопровождают, — толкнул столь многих консерваторов на войну за тело. Они защищают детей, чтобы уберечь их от участи пушечного мяса в утопических фантазиях левых.
Технология и тело: война по необходимости
Пассивные созерцатели нашего общества, которые считают битвы вроде той, что развернулась за трансидентичность, лишь «отвлекающими маневрами культурной войны», будут и дальше хорохориться и внушать остальным, что все в порядке. Однако те, кто понимает, что поставлено на карту, убеждены, что эта война необходима.
Соучредитель журнала Wired Кевин Келли — один из ряда мыслителей, видящих в нашей эпохе лишь прелюдию к биологическому слиянию человечества и технологий. Наша жизнь не просто будет все теснее переплетаться с технологиями — они буквально встроются прямиком в наши тела. В своей книге «Чего хотят технологии» Келли отмечает: «Технологии приручили нас. С той же скоростью, как мы совершенствуем наши инструменты, мы переделываем и самих себя». До недавнего времени люди лишь взаимодействовали с технологиями. Но вскоре они окажутся внутри нас — станут неотъемлемой частью самого нашего существа. И когда это слияние произойдет, оно перевернет само наше понимание того, чтó есть человеческое тело. А это, в свою очередь, неизбежно и коренным образом изменит и представление о человеке как таковом.
Технократы нередко умаляют или вовсе отрицают противостояние природы и технологий. Но еще на заре нашей цивилизации величайшими технологическими новшествами были попытки преодолеть ограничения природы. Стратегическим было открытие огня, позволившее преодолеть холод и ночную мглу. Колесо преодолело нашу неспособность двигать очень тяжелые предметы. Самолет освободил наши тела от земли и преодолел ограничения скорости других видов транспорта. В некотором смысле тело вообще — синоним ограничения: всё телесное подразумевает конечность существования в пространстве и времени.
Футурист Рэй Курцвайль отмечает, что темпы технологических перемен в настоящее время ускоряются в геометрической прогрессии. В результате эти так называемые трансгуманисты или постгуманисты предвкушают полную и окончательную победу технологии над ограничениями, наложенными на нас самой природой. Только представьте себе глаза, которые смогут работать как телескопы или микроскопы, или мозг с впятеро большей вычислительной мощностью. Эти технологические грезы продаются как великое освобождение от тела. Может, так и оно будет, но при этом навсегда изменится человеческая сущность.
Для современной медицины вообще характерно стремление помочь людям преодолеть ограничения природы. Методов против старения хоть отбавляй. Не нравится собственная грудь? Вставьте импланты. Облысели? Сделайте пересадку волос. Боитесь забеременеть? Примите эту таблетку — только и всего. В каком-то смысле в скачке гендерной дисфории можно усмотреть эффект технологий — это лишь один из признаков постепенного разъединения наших тел и субъективного их восприятия. В наш век светского, глубоко индивидуалистического либерализма биологический пол представляет собой лишь еще одно жестокое ограничение, наложенное на нас природой без нашего согласия. Утверждается, что гормоны, операции по «подтверждению» пола, мастэктомия, фаллопластика и хондроларингопластика покорят природу и вернуть личные предпочтения на их «законное» место единственного возможного критерия личного самосознания.
Война против трансгендеризма — лишь первая схватка в гораздо более масштабной битве за то, продолжит ли природа хоть сколь-нибудь решать, кто мы есть, или же технологии, двигатель индивидуалистического проекта современности, полностью поработят человеческое тело внутри и снаружи. Эта война — ни в коем случае не обходной маневр. Она будет формировать будущее и диктовать сами условия нашего существования. Левые настаивают на полной капитуляции правых: они требуют, чтобы мы приняли «технологизацию» тела как освобождение от «тирании» природы. Настала пора самоанализа: вопрос в том, нужна ли нам вообще «человеческая сущность». Если нужна — а я надеюсь, что так и есть, — нам придется бороться изо всех сил, чтобы ее сберечь.
Адам Элвангер — профессор английского языка Хьюстонского университета. Редактор The Peerless Review, новой онлайн-платформы для публикации независимых научных исследований