Постепенный, но очевидный уход Британской Империи из своих колоний не мог не обострить проблем, которые были «завязаны» колониальной администрацией и не совсем дальновидной политикой в регионе, представляющем собой не только стратегически важный фактор в Холодной войне, но и «минное поле» для этноконфессиональных конфликтов. И таким полем стала Палестина, являющаяся точкой соприкосновения важнейших компонентов политики в Леванте в целом.

Вторая Мировая война стала новым поворотным моментов для борьбы за Палестину, ведь как отмечают российские исследователи А.В. Федорченко, А.В. Крылов и В.М. Морозов, еще после Первой Мировой политическая ситуация «благоприятствовала проникновению международного сионизма в Палестину». Примечательно, что уже во время Парижской конференции 1919 — 1920 годов сионистская организация включила в план создания будущего еврейского государства территории юга Ливана, южную часть Сирии, Восточный Иордан, саму Палестину и восточную часть Синая. Всё это вкупе с иммиграцией еврейского населения, которое оказывалось экономически сильнее своих арабских соседей, подвергшихся обезземеливанию, и сотрудничеством британцев с «Еврейским агентством» вызвало эффект консолидации арабов.

При существовании еврейских структур, активно поддерживаемых ашкенази, создание Арабского Палестинского Конгресса (АПК) стало своего рода предзнаменованием неминуемого столкновения двух полюсов сил в регионе. Важно отметить, что и среди самих евреев начались споры о путях создания будущей Эрец Исраэль. Подходы главы Всемирной Сионистской Организации (ВСО) Хаима Вейцмана, который последовательно опирался на британскую поддержку, не разделял амбициозный Давид Бен-Гурион, который, по словам израильского историка М. Бар-Зохара «…начал пролагать новый путь — путь воинствующего сионизма, удаления от Англии, поворота в сторону Америки, мобилизации американского еврейства, требований немедленного создания государства, призыва к мощной алие…».

У Бен-Гуриона были свои причины подозревать Великобританию в неспособности эффективного сотрудничества. Несмотря на принятие декларации Бальфура, уже в 1922 году был опубликован «Меморандум Черчилля», который, к слову, не мог устроить ни одну из сторон будущего конфликта, ведь, по сути, он и был завязан на дальнейшее обострение обстановки в регионе. Палестинская делегация во главе с Мусой Казимом аль-Хусейни не разделяла британского подхода по фактически одностороннему разделу Палестины путём выделения из нее арабского эмирата Трансиордания, которая де-факто стала проводником для английской колониальной политики в Леванте. Но и ишува не признавали ключевого положения этого Меморандума, который двусмысленно, как и подобает такого рода документам, призванным создать не столько решение проблемы, сколько ее затухание, отмечал, что «…не Палестина превращается в еврейский национальный очаг, но такой очаг будет строиться в Палестине».

Столь неоднозначные, по мнению евреев, шаги британской администрации, не могли не привести к обострению отношений с ишувами, которые занимали довольно негативную позицию в отношении англичан, воспринимавшихся как преграда для форсированного строительства своего государства. Выход в свет в 1939 году «Белой книги» лишь обострил противостояние. На этом фоне среди самих палестинских арабов начались столкновения, которые обострились после смерти аль-Хусейни, в результате чего АПК был распущен. Здесь же намечались ростки для будущего конфликта между палестинцами и Иорданией, чей король Абдалла I (1946 — 1951 годы) надеялся на реставрацию власти семьи шерифа в Хиджазе и создание Хашимитской империи в составе Ирака, Ливана, Палестины, Сирии и Трансиордании, ведь представитель столь знатной династии, ведущей происхождение от самого пророка Мухаммада не мог ограничиться не самым богатым эмиратом в Леванте.

В таком контексте закладывался механизм палестинского вопроса, как не только арабо-израильского, но и в целом, ближневосточного конфликта, который во многом использовался той или иной стороной в тех или иных политических целях, что наводит на предположения о том, что сохранение обостренной обстановки и возможность использовать «палестинскую карту» было в интересах некоторых игроков.

К примеру, воинствующий Верховный муфтий Иерусалима Хадж-Амин аль-Хусейни, решительно протестующий против любых компромиссов и планов по разделу Палестины, был опасной фигурой не только для Израиля, но и для короля Абдаллы I, к слову, погибшего от религиозного фанатика. Именно поэтому палестинский вопрос становится фактором для взаимодействия Хашимитской Трансиордании с Израилем, что, как отмечает российский исследователь А.В. Демченко, исходило не только из «геополитических интересов, но и из амбиций династии, а также планов переустройства Ближнего Востока», в которой Палестина играла ключевую роль для упрочения позиций Иордании.

Отсутствие единого и централизованного механизма представления интересов палестинской стороны, в отличие от евреев, с учётом своего рода раскола в самой среде палестинцев и наличии многих лидеров, таких как аль-Хусейни или Из ад-Дин аль-Кассам, способствовало укреплению недоверия и радикализации всех сторон этого конфликта. На этом фоне в период 1936 — 1939 годов шли непрерывные выступления, отдаленно напоминающие будущие «Интифады» (с араб.яз. — «восстание»), однако до поры, до времени британцам удавалось подавлять центробежные процессы в своём мандате.

Попытка опереться на обе стороны в конфликте и противоречивость принимаемых решений показывают стремление британцев «уйти, чтобы остаться», что претворялось в жизнь попыткой сотрудничества с арабскими режимами, в частности, конечно, с Трансиорданией, которая позволяла оставить точку влияния в Леванте после ухода из региона. Ведь ставка Великобритании на Хашимитов как в Трансиордании, так и в Ираке всё отчетливее показывала желание империи так или иначе оставить за собой контроль в этом хаосе. Однако династические амбиции главных «партнёров» британцев непосредственно захватывали интересы важнейшего из «клиентов» США — саудитов и их собственные интересы. Ведь в случае успеха британской политики в Палестине создавался плацдарм для образования проекта «Великой Сирии», что «непосредственно затрагивало экономические интересы США и вело к фактическому подчинению Египта, Саудовской Аравии и Йемена». Именно поэтому, как справедливо отмечает О.В. Носач, «Палестина превращалась в залог успеха британской политики на Ближнем Востоке». Однако вместе с этим такие процессы не могли не привести к вмешательству в Палестинский вопрос игроков, которые в будущем будут определять политический ландшафт не только в Палестине как в «сердце» Леванта, но и во всём регионе.

Несмотря на заявление президента США Гарри Трумэна (1945 — 1953 годы) в августе 1945 года о необходимости разрешения въезда в Палестину 100 тысяч евреев из Европы, изначально американцы занимали довольно сдержанную позицию: так, министр обороны Джеймс Форрестол указывал, что образование двух государств в Палестине приведет к большим проблемам в регионе, а с учетом некоторого недовольства в связи с сохранением там британских контингентов со стороны военных, англо — американское сотрудничество в палестинском вопросе подвергалось риску. Немаловажную роль играл экономический фактор, ведь односторонняя поддержка Израиля в этом вопросе привела бы к противоречиям с ключевыми арабскими странами.

К примеру, в феврале 1948 года наблюдались угрозы со стороны ЛАГ (Лиги арабских государств) в отказе от концессий компаниям с долей американского капитала. При этом в самом Госдепартаменте США были довольно сильны проарабские настроения, а на него оказывалось давление со стороны нефтяных монополий. После визита в США наследного саудовского принца ибн Сауда, который указывал на британское влияние в регионе, словно мотивируя необходимость более активного американского проникновения для улучшения политических и развития экономических позиций, палестинский вопрос стал одной из составляющих ближневосточной стратегии Соединённых Штатов.

Не менее важно, что среди израильских деятелей преобладали социалистические взгляды, а получение советского оружия (через Чехословакию) в ходе Первой арабо-израильской войны вкупе с указаниями англичан на остроту экономических проблем в регионе, чем могли бы воспользоваться коммунисты, лишь подтвердило опасения американских властей в отношении СССР. В этой связи историк А. Тэйлор, рассуждая о начальной стратегии США в Леванте в контексте Палеcтины, говорит:

«…основной целью США являлось противодействие советскому влиянию в регионе, а привлечение на свою сторону региональных партнёров было призвано обеспечить территориальный статус — кво».

Активная поддержка со стороны СССР плана по разделу Палестины лишь подогревала «советскую угрозу» на Ближнем Востоке. Это привело бы к блокированию ключевых элементов энергетической и политической составляющих американской стратегии в регионе. Гарри Трумэн не мог не учитывать и внутреннее противодействие со стороны Госдепартамента, последовательно выступавшего за проарабскую ориентацию США, а также предстоящие в 1948 году президентские выборы, в которых демократы традиционно получали поддержку еврейской общины. Эти факторы заставили его пересмотреть свою политику в отношении раздела Палестины и образования Израиля, что особенно красноречиво проявилось в его ответе на обвинения в падении престижа США в арабских странах:

«Прошу простить меня, джентльмены, но мне надо принимать в расчёт сотни тысяч тех, кто стоит за успех сионизма. Среди моих избирателей нет сотен тысяч арабов».

Включение же знаменитой Билтморской программы (выработана в 1942 году) демократами вслед за Республиканской партией лишь подтверждало смену курса. Вместе с этим в палестинском вопросе Соединенные Штаты наталкивались на Великобританию и на начальном этапе — ООН. Удивительно, но Дж. Вриз, характеризуя американскую политику в марте 1948 года пишет, что она «заключалась в противодействии применению сил Совбеза ООН… осуществление плана раздела увязло в ООН из-за американской позиции».

После того, как британцы расписались в собственной беспомощности в Леванте в 1947 году, отказавшись от мандата, а в Праге в 1948 году случился «коммунистический переворот», ситуация в Палестине стала рассматриваться как сфера ответственности США, несмотря на активную антисемитскую кампанию в американской прессе, которая поддерживалась 55 общественными организациями и нефтяным лобби. Колониальная политика Великобритании теперь наталкивалась на динамичную борьбу между США и СССР, что особенно не нравилось министру иностранных дел Эрнесту Бевину, который неоднократно указывал на вмешательство США и сионистских организаций в палестинскую проблему.

Таким образом, палестинский вопрос стал катализатором для радикализации обстановки в Леванте и на всем Ближнем Востоке, а также основным «спусковым механизмом» для обострения борьбы двух сверхдержав и уходящих колониальных держав (в первую очередь, Великобритании) в контексте Холодной войны. Знаменитая резолюция о разделе Палестины 181/II, принятая ГА ООН 29 ноября 1947 года привела к мобилизации сил внутри конфликта, которые ясно отдавали себе отчёт в том, что в регионе, хоть и создается «очаг нестабильности».

Арабская сторона испытывала проблемы во внутреннем единстве, ведь Трансиордания не была заинтересована в прямом конфликте с еврейским государством, однако пойти против арабского мира король Абдалла не смог. Не случайно, как пишет И.Д. Звягельская, «лидеры ишува, понимая, что военное столкновение с арабами неизбежно, попытались по возможности смягчить удар и исключить из общеарабского фронта Трансиорданию». Сам же Бен-Гурион пытался решить задачи по подавлению «партизанщины» в виде военизированной организации «Хагана» и недопущению роста политической активности правых сил в ущерб социалистам, что отражало его стремление к централизации нитей управления.

Первым раундом в длительном арабо-израильском противостоянии, сделавшим Левант «заложником» в игре сверхдержав на шахматной доске Холодной войны, стала война 1947 — 1949 годов, ставшая для евреев «Войной за независимость», а для арабов — «Катастрофой» («ан — Накба»). Несмотря на то, что к началу войны преимущество в танках и самолетах было на стороне арабов, а в пехоте и артиллерии — на стороне израильтян, последние смогли эффективно мобилизовать свои пехотные части, в отличие от многих иррегулярных арабских формирований. К моменту окончания фазы активных боевых действий Израиль овладел территорией, которая на 30% превышала ту, которая отводилась для первоначального строительства еврейского государства.

Палестина для арабов так и не была создана: Газа перешла к Египту, а Западный берег Иордана стал частью королевства Абдаллы, который смог договориться с израильской стороной. Иерусалим же был разделен надвое: Восточный Иерусалим аннексировался Иорданией, а Западный — Израилем. Вдобавок Израиль получил полный контроль над пустыней Негев и Галилеей.

Но победа одних является поражением для других: порядка 700 — 900 тысяч палестинских арабов лишились своей родины, что действительно является «палестинской хиджрой», ставшей самой большой трагедией войны 1948 — 1949 годов. В связи с этим важным компонентом стала проблема палестинских беженцев, которая зачастую увязывалась в различных политических комбинациях при поиске путей решения конфликта. Так, к примеру, Г.М. Сакер отмечает:

«…израильтяне предупредили, что, если даже мирный договор будет подписан, „фундаментальное решение проблемы“ возможно лишь при условии расселения палестинских эмигрантов в соседних арабских странах».

Позиция Израиля, выраженная в словах Бен-Гуриона в его выступлении перед Кнессетом (4 апреля 1949 года), однозначна:

«Мы не подрядчики по строительству независимого арабского государства».

Несложно догадаться, что изменение демографического баланса в Эрец Исраэль в пользу арабов неминуемо привело бы к опасности для национальной безопасности страны, что было важнейшей призмой при выработке политического курса для еврейских руководителей. Опыт же перекраивания границ в результате полномасштабного конфликта вкупе с недееспособностью Великобритании в Леванте по данному вопросу привел к тому, что захват территорий трансформируется в нечто похожее на квинтэссенцию политической цели войны.

В конце концов, Израиль стал членом ООН 11 мая 1949 года, что показало некоторую слабость и противоречивость столь авторитетного органа в ближневосточном конфликте, а это, в свою очередь, в будущем неоднократно использовалось различными сторонами, которые так или иначе были заинтересованы не столько в решении Палестинской проблемы, сколько в её «модификации». Здесь же вызрела проблематика, которая составляет целый пласт в системе международных отношений и в настоящее время. Это право на самоопределение, на что указывал Евгений Примаков:

«…палестинцы являются самобытным народом, они обладают законным и неотъемлемым правом на самоопределение».

Палестинский конфликт действительно стал той самой «посудной лавкой», в которой «слон» в исполнении Великобритании разбил «посуду». Однако новые игроки, США и СССР, взялись за собственные геополитические проекты в Леванте, в которых Палестина была зачастую лишь «картой в рукаве». Во многом, именно от этих решений Палестинской проблемы зависела стабильность и процветание в одном большом доме, который называется Ближним Востоком. Однако последующие события стали ещё большим катализатором для жесточайшей борьбы в регионе, который окончательно к началу 1950-х годов оформился в одну из ключевых точек противостояния в рамках Холодной войны.