Говоря о западной и русской православной цивилизациях, Данилевский отмечает: Европа не только нечто нам чуждое, но даже враждебное.

«Взгляните на карту, – говорил мне один иностранец, – разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своей массой, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар?» Да, ландкартное давление действительно существует, но где же оно на деле, чем и когда выражалось? Франция при Людовике XIV и Наполеоне, Испания при Карле V и Филиппе II, Австрия при Фердинанде II действительно тяготели над Европой, грозили уничтожить самостоятельное, свободное развитие различных ее национальностей… Но есть ли что-нибудь подобное в прошедшей истории России? Правда, не раз вмешивалась она в судьбы Европы, но каков был повод к этим вмешательствам? В 1799-м, в 1805-м, в 1807 гг. сражалась русская армия, с разным успехом, не за русские, а за европейские интересы. Из-за этих же интересов, для нее, собственно, чуждых, навлекла она на себя грозу двенадцатого года; когда же смела с лица земли полумиллионную армию и этим одним, казалось бы, уже довольно послужила свободе Европы, она не остановилась на этом, а вопреки своим выгодам, – таково было в 1813 году мнение Кутузова и вообще всей так называемой русской партии, – два года боролась за Германию и Европу и, окончив борьбу низвержением Наполеона, точно так же спасла Францию от мщения Европы, как спасла Европу от угнетения Франции. Спустя тридцать пять лет она опять, едва ли не вопреки своим интересам, спасла от конечного распадения Австрию… Какую благодарность за все это получала она как у правительств, так и у народов Европы – всем хорошо известно".Данилевский писал, что интересы Европы не только не могут быть нашими интересами, но в большинстве случаев прямо им противоположны. Причем в Европе эта враждебность носит осознанный характер, а в России она не осознается. Данилевский, опираясь на исторические документы о взаимоотношениях России и Европы, приходит к выводу, что при всех попытках сближения интересов России и Старого Света, русские государственные интересы неизменно ущемлялись. Он справедливо вопрошал: «Какая война, которую мы вели в качестве члена европейской системы, какой союз, какой мирный договор, который мы заключили в качестве европейской державы, принесли нам действительные выгоды?» Ответ очевиден.