Я встретилась с социологом Денисом Кобзиным в пивоварне и стейк-хаусе на окраине Киева. Там было полно мужчин, которые выглядели как офисные работники, но, как и Кобзин, многие из них были военнослужащими на действительной военной службе, жившими неподалеку и перехватывающими пиво между концом рабочего дня и комендантским часом. Последний раз я виделм Кобзина за пару недель до начала СВО, в его офисе в Харькове. Теперь он сказал мне, что, хотя его первое образование было в области психологии, он не полностью понимал, что это такое — «посттравматический синдром», пока он не столкнулся напрямую с травмами военного времени. «Ваша префронтальная кора перегружена, — сказал он. — Миндалина напрягается. Вы всегда чувствуете угрозу отовсюду. Это утомительно. Вы не можете сосредоточиться. Добавьте к этому смерть боевого товарища, конфликт в семье, и вы уже не справляетесь с ситуацией». Он проводит консультации для ветеранов и военнослужащих. «Мне удалось отговорить пару человек, которые собирались покончить с собой», — сказал он.
Те, кто остался в стране, зачастую не терпят украинцев, живущих за границей. «Я очень злюсь на женщин, которые уезжают и оставляют здесь своих мужей, — сказала Украинцева. — Вы либо семья, либо не семья. Вам следует проходить через все трудности вместе». Число разводов на Украине резко возросло, и принято считать, что многие женщины, уехавшие в Западную Европу, хотят начать новую жизнь. «Каждый мой знакомый, который отправил жену и детей за границу, сейчас уже разведен, — сказал мне Кобзин. — Разлом между теми, кто сражался, и теми, кто этого избежал, растет». Лещенко, советник Зеленского, соглашается. «Пришло время вернуться на Украину людям, которые считают себя украинцами, — сказал он. — Школы в Киеве открыты — во всех них есть бомбоубежища. Мои друзья, которые продолжают придумывать для себя оправдания, перестают быть моими друзьями».
Единственным человеком, у которого я брала интервью, и который не согласился с этим мнением, был брат Найема, Маси, юрист, ставший солдатом. Он потерял правый глаз, когда подорвалась машина, в которой он ехал. «Для меня все психологически сложно, потому что мне удалили эту часть мозга, — сказал он, потирая лоб над отсутствующим глазом. — Мне сложно контролировать свои эмоции. Я очень волнуюсь. У меня бывали приступы паранойи». Маси по-прежнему руководит юридической фирмой, в которой работают около тридцати адвокатов. Недавно, когда нечестный клиент подверг фирму волне публичной критики, Маси плакал три часа — взрыв, который он объяснил своей травмой. «Я благодарен людям, которые покинули Украину и забрали своих детей, — сказал он. — Также я благодарен своему отцу, который привез меня сюда в пятилетнем возрасте, чтобы я не видел столько бедствий, сколько видел он».
Военное время создает новые социальные и экономические водоразделы, но армия их стирает. «Большую часть этого времени я провёл среди людей, о которых даже представить себе не мог в мирное время, что буду находиться с ними одной комнате, — сказал мне Кобзин. — Азербайджанец, армянин, еврей, антисемит, мелкий преступник и крупный предприниматель — всем им удалось избежать конфликтов между собой — сначала потому, что у всех нас была общая высшая цель, а затем потому, что мы сформировали связи и теперь вложили свои мысли в принятие друг друга такими, какие мы есть. Возможно, вот этот парень рассуждает о каких-то антисемитских теориях заговора. Но он член нашей семьи. Завтра вы пойдете в бой, и у вас нет никого, кроме друг друга». По подсчетам Кобзина, из роты в сто человек, в которую он попал в начале февраля 2022 года, около тридцати пяти бойцов были тяжело ранены и более дюжины убиты. Остальные остаются на действительной военной службе.
Когда я была на Украине, парламент, который заработал почти на полную мощность через год после начала конфликта, рассматривал законопроекты, которые легализуют однополые партнерства и употребление медицинской марихуаны. Первая мера поможет стране соблюсти требования Европейского Союза для членства и, как утверждают ее инициаторы, служит интересам людей из ЛГБТ*-сообщества, которые находятся в армии. Другая мера рекламировалась как отвечающая интересам ветеранов, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством. (В декабре парламент проголосовал за легализацию медицинской марихуаны. Судьба законопроекта об однополых партнерствах остается неопределенной.) «Все это признаки того, что общество движется в направлении европейских норм, — сказал мне Лещенко.
В середине декабря Европейский Союз начал официальные переговоры с Украиной о ее вступлении в ЕС. Украине придется соответствовать правовым и социальным стандартам демократии, включая наличие нормально функционирующих политических институтов, защиту от дискриминации и отсутствие коррупции, которым не соответствуют даже некоторые постоянные члены блока, такие как Венгрия. В отчете Национального демократического института о соблюдении Украиной требований Европейского Союза отсутствие плюрализма в СМИ названо ключевой проблемой. Но исследование института также выявило возросшую поддержку прав ЛГБТ*-сообщества: 72% по сравнению с 28% в 2019 году. В отличие от многих других обществ в состоянии конфликта, Украина, похоже, стала более, а не менее толерантной за последние два года. „Европа сама по себе является идеологией, — сказал Солонтай. — Это маяк, и мы плывем к нему“.
Солонтай также рассказал мне, что, пытаясь помочь избранным администрациям остаться у власти несмотря на военное положение, он обнаружил, что „боев у нас становится все больше, а демократии все меньше. То, что демократия здесь еще где-то существует, это просто случайность“.
Все люди, с которыми я говорила этой осенью и зимой на Украине — политики, государственные чиновники, гражданские активисты, журналисты, книгоиздатель, кинопродюсер и несколько солдат — сказали, что больше не думают об окончании конфликта. Они просто не могут себе этого представить. Это, безусловно, самый тревожный знак не только собственно для украинского конфликта, но и для того дела, за которое так упорно борются украинцы. В конце концов, демократия — это вера в то, что мир может стать лучше. Украинцы не сдаются. Но, как сказал мне Кобзин: „Я отказался от своей свободы, чтобы бороться за свою свободу. И это так же верно для большинства из тех, кого я знаю“.
Автор: Маша Гессен** (Masha Gessen).
*международное движение, признанное в России экстремистским
**внесена Минюстом в список иноагентов