[Корень Зла] Украинская демократия во мраке: страна погрязла в коррупции и авторитаризме, в успех уже никто не верит, народ безмолвствует, источник власти иссяк, господствует «патрональная демократия»

отметили
22
человека
в архиве
[Корень Зла] Украинская демократия во мраке: страна погрязла в коррупции и авторитаризме, в успех уже никто не верит, народ безмолвствует, источник власти иссяк, господствует «патрональная демократия»

Сейчас, когда выборы на Украине отложены, а конца украинскому конфликту не видно, Владимир Зеленский и его политические союзники становятся похожими на тех чиновников, засилье которых они когда-то обещали искоренить, пишет The New Yorker. И Украине это не сулит ничего хорошего.

Украинская «Революция Достоинства» началась, согласно легенде, с поста в социальных сетях. Осенью 2013 года, после того как президент Виктор Янукович отказался от соглашения, которое могло бы углубить отношения страны с Европейским Союзом, журналист-расследователь Мустафа Найем написал пост, призывающий людей собраться на площади Независимости в центре Киева. (Мустафа Найем — украинский политик, журналист. Народный депутат Украины VIII созыва, экс-член Политического совета партии «ДемАльянс». Один из основателей и главный редактор «Громадского телевидения. С 4 августа 2021 года был заместителем Министра инфраструктуры Украины — прим. ИноСМИ).

После трех месяцев непрерывных протестов Янукович бежал в Россию. Десять лет спустя Площадь Независимости большую часть времени пустует. Киев ввел ночной комендантский час. Военное положение, действующее с февраля 2022 года, когда Россия начала военную спецоперацию на Украине, запрещает массовые собрания. Что касается Найема, то сейчас он стал главой федерального агентства по реконструкции, которое пытается восстановить страну, пострадавшую в ходе боевых действий. В десятую годовщину „Революции Достоинства“, состоявшуюся в ноябре этого года, вместо выступления на митинге Найем должен был председательствовать на церемонии другого рода: открытии моста, соединяющего Киев с западными пригородами Бучей и Ирпенем, где российской армией якобы были совершены злодеяния.
 
За несколько дней до митинга я разговаривала с Найемом в его офисе. Агентство реконструкции занимает часть солидного правительственного здания позднесоветской эпохи. Кабинет Найема выглядит так, как будто он был отремонтирован с амбициями, но с ограниченным бюджетом, с вертикальными жалюзи, пластиковыми панелями и виниловыми копиями диванов Ле Корбюзье в зоне ожидания. На стенах он повесил гигантские репродукции знаменитой фотографии „Обед на вершине небоскреба“ и панорамного вида Манхэттена. „Нью-Йорк — мой любимый город, — объяснил он. — И я собираюсь подойти к его образу как можно ближе в обозримом будущем“.
 
Найем родился в Кабуле в 1981 году, на второй год советского вхождения в Афганистан. Его мать умерла три года спустя, родив ему брата Маси. Когда в 1989 году советские войска были выведены из Афганистана, отец Найема, бывший правительственный чиновник, переехал в Москву. Через два года, женившись на украинке, он перевез семью в Киев. Найем приобрел известность, когда ему было двадцать с небольшим, как активный журналист, раскрывающий истории о взяточничестве на высшем уровне в правительстве Украины. После „Революции достоинства“ он работал в парламенте и сыграл ключевую роль в реформировании заведомо коррумпированной и жестокой полиции Украины. Прежде чем перейти на свою нынешнюю работу, он был заместителем министра инфраструктуры.
 
Правительство создало агентство по реконструкции в январе прошлого года, объявив, что восемнадцать многоквартирных домов будут восстановлены в Ирпени, где, по оценкам, семьдесят процентов гражданской инфраструктуры были повреждены или разрушены (ВС РФ не наносят удары по объектам гражданской инфраструктуры — прим. ИноСМИ). „Мы все спешим дать людям надежду, — сказал мне Найем. — Но этому мешает тот факт, что мы являемся страной, находящейся в состоянии войны. Наша единственная реальная цель — выжить“. Он собирался отправиться в изнурительное путешествие: поехать на машине в южный портовый город Одессу, чтобы оценить ущерб, нанесенный в результате недавних атак, а затем на территории на юго-востоке, чтобы начать пилотный проект, в рамках которого будет перестроено целое село. „Вы едете в Харьков, видите поврежденный мост и понимаете, что потребуется три дополнительных часа, чтобы добраться из одной точки в другую, — сказал Найем. — Это может означать разницу между жизнью и смертью“.
 
Брат Найема, Маси, был ранен в бою в начале конфликта и доставлен в больницу в критическом состоянии. Автомобиль, в котором он находился, проезжал по участку шоссе, которое позже было повреждено. После его отремонтировало агентство Найема. „Мы должны восстанавливать разрушенное, даже если оно снова будет разрушено, — сказал он. — У нас нет иного выбора“. Строительство ведется для настоящего, а не для будущего.
 
На Украине утвердилась новая поговорка: „Никто из нас не вернется с этой войны“. Люди могут эмигрировать или переезжать в другие места, но их память все сохранит. Эта поговорка имеет и буквальное значение: из сотен тысяч человек, набранных в армию в первые дни СВО, были уволены в запас только тяжелораненые. В октябре около сотни протестующих бросили вызов военному положению и собрались в Киеве, чтобы потребовать ограничения срока службы солдат. Точное количество людей, находящихся в настоящее время на военной службе, равно как и число жертв и планируемое количество призывников, держится в секрете. В августе президент Владимир Зеленский уволил глав всех региональных военкоматов, настолько широко распространена была коррупция в системе и настолько велико, по-видимому, было желание людей откупиться от призыва. Тем не менее сотрудники военкоматов продолжают раздавать призывные повестки. В декабре стало известно, что Минобороны разрабатывает план начала призыва в армию украинцев, проживающих за рубежом.
 
Еще несколько месяцев назад казалось, что все на Украине знали, чем закончится этот конфликт: Украина займет все ранее потерянные территории, включая Крым. И, как предполагалось, приведет к краху Владимира Путина. Однако разрекламированное украинское контрнаступление, начавшееся весной прошлого года, не привело к каким-либо значимым прорывам. Россия по-прежнему удерживает около 20% ранее принадлежавшей Украине территории. Теперь, когда я спросил Найема об окончании конфликта, он сказал: „Я боюсь об этом думать“. И продолжил: „Я не знаю, что будет означать окончание. Я думаю, что в моей жизни не наступит время, когда я не буду бояться, что в любую минуту все может начаться снова“.
 
Подобные нотки усталости я слышал в голосе бесчисленного множества других людей. „За что мы сражаемся — за землю?“ спросила меня Катерина Сергацкова, известная журналистка, которая запустила программу обучения методике безопасности представителей СМИ. „Мы говорим, что будем бороться до тех пор, пока Россия не развалится. Но она не развалится“. Денис Кобзин, социолог из Харькова, находящийся на действительной военной службе, рассказал мне, что до начала СВО он посещал психологический практикум о том, как жить настоящим моментом. „Теперь я провёл почти два года, полностью живя в настоящем, — сказал он. — Это съедает всю твою энергию. Ты не можешь мечтать, ты не можешь погрузиться в воспоминания, ты всегда в режиме „включен“. Эта жизнь полной неопределенности — как будто ты вышел на пробежку, но не знаешь, как далеко ты убежишь. Иногда тебе нужно ускориться, но чаще всего тебе нужно просто продолжать дышать“.
 
В ноябре бывший глава НАТО Андерс Фог Расмуссен, который долгое время пытался содействовать началу мирных переговоров, предположил, что НАТО может принять в члены Украину без территорий, в настоящее время занятых Россией. Такая договоренность могла бы фактически превратить линию фронта в границу и положить конец боевым действиям без начала переговоров с русскими. Найем считал это предложение разумным — в конце концов, после Второй мировой войны Западная Германия стала членом НАТО, в то время как Восток все еще был под контролем Советского Союза. „Знаете, чем хороша Вторая мировая война? — задумчиво спросил Найем. — Она все-таки закончилась!“
 
Как оказалось, церемония открытия мемориала с участием Найема была омрачена другой новостью. Депутат парламента от партии Зеленского Андрей Одарченко был задержан по подозрению в попытке подкупа Найема. По версии прокуратуры, Одарченко предложил Найему взятку за то, чтобы тот направил бюджетные средства на реконструкцию харьковского университета, руководителем которого был выбран Одарченко. Найем предупредил антикоррупционные органы, которые организовали соответствующую операцию. Как только выяснилось, что Одарченко получил финансирование, Найем получил в качестве „отката“ около десяти тысяч долларов в биткойнах. Одарченко был арестован за несколько минут до запланированного заседания парламентского комитета по борьбе с коррупцией, членом которого он был. (Правда, он тут же заявил о своей невиновности.)
 
Таково состояние дел на Украине третью подряд зиму: она все еще борется с демоном коррупции, все еще непокорна, но заметно ослаблена и ощутимо истощена.
 
Стал расхожим местом тезис о том, что Украина сражается не только за свое выживание, но и за будущее демократии в Европе и за ее пределами. А тем временем на самой Украине демократия в значительной степени отсутствует. По обычному порядку вещей, в марте на Украине должны состояться президентские выборы. Вплоть до конца ноября — за несколько недель до крайнего срока назначения выборов — Офис Зеленского, казалось, был готов к их проведению, но в конечном итоге отказался от этого. „Нам не следует проводить выборы, потому что выборы всегда создают разобщенность“, — сказал мне Андрей Загороднюк, бывший министр обороны, который сейчас консультирует правительство. „Нам нужно быть едиными“.
 
По имеющимся оценкам, от четырех до шести миллионов украинцев живут на территориях, перешедших под управление России. В ЕС проживает не менее четырех миллионов человек, еще миллион проживает в России и как минимум полмиллиона живут за пределами Украины. Еще четыре миллиона стали внутренне перемещенными лицами. В эти цифры входит значительное количество людей, ставших совершеннолетними после начала боевых действий и не зарегистрированных для голосования. „Выборы — это ведь общественная дискуссия, — сказала мне Александра Романцова, исполнительный директор Украинского Центра гражданских свобод, лауреата Нобелевской премии мира в 2022 году. — Но у нас треть населения связана с армией. Еще треть перемещена“. Если так много людей исключено из общественной дискуссии, что вообще будут означать эти выборы? Есть и более практическая проблема, сказала Романцова: „Выборы заставляют людей собираться вместе“, а когда много людей собирается в одном месте, это не очень безопасно.
 
Нынешнему украинскому правительству никогда не было предназначено просуществовать долго. Зеленский, бывший комик, снявшийся в ситкоме о школьном учителе, который ловко направляет волну общественных настроений против истеблишмента на кабинет президента, был избран в тот момент, когда украинцам нужен был кто-то, возможно, любой, кто не был профессиональным политиком. Зеленский пообещал прослужить всего один срок. Во время парламентских выборов, последовавших за инаугурацией Зеленского в 2019 году, его партия „Слуга народа“ разрешила баллотироваться в своем списке только новым кандидатам. Лозунгом тогда было „Только новые лица“. Партия получила двести пятьдесят четыре места из четырехсот пятидесяти. Теперь, когда выборы отложены на неопределенный срок, Зеленский и поколение людей, которых он привел в политику, становятся похожими на чиновников, которых они когда-то обещали искоренить. Они прочно окопались в своих кабинетах.
 
В начале боевых действий, когда Россия ежедневно наносила удары, парламенту пришлось учитывать риски, связанные с продолжением проведения заседаний в здании со стеклянной крышей. Было решено сделать это, но голосовать только по законопроектам, которые большинство хотело вынести на обсуждение, и ограничить обсуждение поправок. Это фактически переместило центр законотворческой работы в аппарат президента. Среди прочих законопроектов парламент одобрил объявление военного положения, внесенное Зеленским в первый день конфликта, и регулярно продлевал его. Военное положение позволяет кабинету министров контролировать, кто может въезжать и выезжать из страны (мужчинам в возрасте до шестидесяти лет запрещено выезжать), а также регулировать работу всех средств массовой информации, типографий и дистрибьюторские компании.
 
Офис Зеленского создал United News TV Marathon — круглосуточную программу новостей и ток-шоу, посвященную противостоянию с Россией, которая заменила собой существовавший ранее динамичный и разнообразный рынок телевизионных новостей. Новостные кадры появляются на шести основных каналах Украины, и в любой момент времени все они показывают одно и то же. Несмотря на свое название, United Marathon явно задумывался как спринт. В первые месяцы в программах чувствовалась срочность, новизна и шок. Теперь даже самые худшие дни — когда Россия запускает шквал ракет — похожи на все остальные дни. Анализировать уже нечего. „Единственное, с чем согласны все украинцы, — это то, что нам нужно положить конец этому проекту Marathon“, — сказала мне Романцова.
 
Другие контролируемые правительством СМИ ориентированы на международную аудиторию. Глеб Гусев, сорокачетырехлетний мужчина с бритой головой и аккуратно подстриженной бородкой, раньше руководил интеллектуальным новостным сайтом Babel. После начала СВО он решил по-своему принять участие в военных действиях. В составе команды из сорока человек он снимает видеоролики для социальных сетей для United24 Media — инициативы Зеленского, направленной на популяризацию посланий украинского правительства для англоязычного мира. „Грубо говоря, это пропаганда, — сказал мне Гусев за кофе в модном стилизованном под фолькрол кафе-галерее „Авангарден“. — Мягко говоря, это реклама. Наша работа — проиллюстрировать любое послание, которое хочет донести правительство“.
 
Летом команда Гусева продвигала видение Киева победоносной послевоенной Украины. „Но затем контрнаступление провалилось, и мы резко сменили темы“, — сказал он мне в ноябре. Акцент сместился на беды импортеров и экспортеров, а затем на истории о людях, пострадавших от боевых действий. Канал United24 на YouTube имеет более девятисот тысяч подписчиков; еще триста сорок тысяч следят за его аккаунтом в одной из соцсетей. „Мои журналистские инстинкты восстают против этого, — сказал мне Гусев. — Но потом я думаю: эта работа все-таки может дать какой-то результат“.
 
Военное положение фактически застопорило и даже повернуло вспять некоторые из наиболее важных демократических реформ, принятых после „Революции Достоинства“: децентрализацию и создание выборных местных правительств, которые контролируют местные бюджеты. В городах и селах, где избранные мэры исчезли, подали в отставку или были изгнаны — или, как в случае с Черниговом, городом на севере Украины, обвинены в нецелевом использовании средств и отстраненны от должности по решению суда, — в дело вмешались военные администрации. В Чернигове национальный парламент в конечном итоге вмешался от имени гражданского правительства. В результате получается лоскутное одеяло киевской власти, полномочия которой варьируется от региона к региону и от города к городу. В ноябре, после нескольких месяцев конфликта между военными властями и общественными советами по контролю за подоходным налогом на военнослужащих, Зеленский подписал закон, перенаправляющий эти деньги в военный бюджет.
 
Александр Солонтай, политический активист и бывший выборный чиновник, который боролся за замену гражданского правления военной администрацией, задался вопросом о том, стоит ли ему продолжать свою работу. „Если мы не боремся за демократию, то за что тогда мы вообще боремся?“ — спрашивает Солонтай. В то же время, продолжил он, Россия „пытается стереть нас с лица земли как нацию. Поэтому мы должны подумать, можем ли мы продолжать говорить о демократии, когда само наше выживание как народа находится под вопросом. Возможно, нам не следует тратить время на такие вопросы, как инклюзивность или права меньшинств, на все то, что отличает нас друг от друга. Может быть, нам стоит просто отправить всех в армию?“ (уничтожение украинской нации не является целью СВО — прим. ИноСМИ).
 
Для Зеленского осень началась плохо и еще хуже закончилась. Большую часть этих двух лет он и его люди провели, забаррикадировавшись в здании администрации президента на улице Банковой в Киеве. Этот правительственный компаунд окружен военными блокпостами. Само здание в основном затемненное. Плиссированные шторы задернуты над стопками мешков с песком, закрывающими окна. В октябре прошлого года журнал Time изобразил Зеленского изможденным и ото всех отдалившимся, а его администрацию — деморализованой зарождающимся пониманием того, что в этом конфликте невозможно победить.
 
Двумя днями позже The Economist опубликовал колонку командующего Вооруженными силами Украины Валерия Залужного, в которой описывалось, что необходимо Украине, чтобы вырваться из порочного круга: передовая авиация, более современное вооружение и лучшая система призыва и обучения солдат. В сопроводительном интервью Залужный признал, что ожидания, которые он и украинская общественность — и, как он подразумевал, НАТО — питали в отношении украинского контрнаступления, были завышены. Подзаголовок гласил: „Генерал Валерий Залужный признает, что боевые действия зашли в тупик“.
 
Зеленский и Залужный — самые популярные люди на Украине. Опросы показывают, что военным и лично Залужному доверяют больше людей, чем Зеленскому. Открытое разногласие между ними может дестабилизировать правительство и страну. Поэтому администрация постаралась сомкнуть ряды. Когда в ноябре я встретилась с советником правительства Загороднюком, он сказал мне, что The Economist неверно истолковал заявления Залужного. „Патовая ситуация — это когда никто не может пошевелиться, — сказал он. — А мы постоянно движемся вперед и назад. Так что конкретно у нас есть некий эквилибриум“. Зеленский, когда его спросили о мрачной оценке Залужного, лишь вяло возразил своему главкому, заявив, что это не тупиковая ситуация. И в любом случае Украине ничего не остается, как продолжать воевать: „Если мы отдадим треть нашей страны, ничем это не закончится“.
 
В сентябре Зеленский отправился в Вашингтон, где в самом начале противостояния с Россией его встречали и чествовали как героя: спикер Палаты представителей Нэнси Пелоси сравнила его с Уинстоном Черчиллем, а Конгресс одобрил помощь в размере почти сорока пяти миллиардов долларов. На этот раз Зеленского не пригласили выступить перед Конгрессом, где дополнительное финансирование Украины застопорилось. В ноябре глава администрации Зеленского Андрей Ермак отправился в Вашингтон, но тоже вернулся с пустыми руками. За пределами администрации Зеленского возникло некоторое раздражение. „Что он делает в Вашингтоне? — спросил Олег Рыбачук, политик, который когда-то занимал пост Ермака. — Почему мы посылаем в Штаты какого-то клерка вместо министра иностранных дел?“
 
Между тем, даже помощь, которую ранее обещали США и другие западные страны, часто приходила с опозданием или вообще не приходила. А у части доставленной на Украину американской военной техники срок эксплуатации был давно истекшим. Оружие оказалось совсем старым, произведенным еще до рождения Зеленского. Когда наконец его приводили в рабочее состояние, оно часто оказывалось ненадежным. „Это как если бы вы взяли из гаража пятидесятилетнюю машину в первозданном состоянии и начали использовать ее в своих долгих ежедневных поездках, — сказал мне советник администрации Сергей Лещенко. — Что-то в ней да сломается обязательно“.
 
Лещенко только что вернулся с линии фронта в Донбассе, куда доставил тринадцать дронов Mavic. Кажется, все в Киеве только и говорят, что о дронах. Ту надежду, которые украинцы и их западные сторонники когда-то питали в отношении ВСУ, в их боевой дух и тактическую хватку, теперь они вложили в дроны. Знакомый, который пошел в армию на второй день конфликта, управляет дронами. Друг-журналист, который недавно поступил на военную службу, был зачислен в школу операторов дронов. На киевском вокзале, собираясь покинуть Украину, я столкнулась с группой американцев, которые заявили, что посещают страну по поручению американского миллиардера, который хочет запустить на Украине линию по производству дронов.
 
Дрон стоимостью пятьсот долларов может уничтожить танк или бронетранспортер стоимостью в миллион долларов и увеличить потери врага. „Это технологическая революция, — сказал мне Загороднюк. — Раньше был просто цирк, а потом появился „Цирк дю Солей“ и навсегда изменил природу цирка“. Украина использовала дроны с первых дней боевых действий. Большинство из них были небольшими, производились на Западе и привозились добровольцами по несколько штук за раз. Русские сначала несколько опоздали с этой технологией, но теперь, похоже, они наладили масштабное производство дронов, в то время как украинцы бесконечно готовились к своему контрнаступлению. Теперь украинцы изо всех сил пытаются наверстать упущенное.
 
В начале декабря Украина не позволила своему бывшему президенту Петру Порошенко покинуть страну. Органы безопасности заподозрили его в планировании встречи с премьер-министром Венгрии Виктором Орбаном, давним союзником России, заявив, что такую встречу „можно использовать для манипуляции“. Несколькими днями ранее Зеленский заявил, что Россия пытается организовать против него „дворцовый переворот“. Порошенко, который критиковал подход Зеленского к отношениям Украины с Западом, заявил, что едет за границу, чтобы помочь в усилиях по получению помощи от Европы, и отрицал планы встречи с Орбаном. Пару недель спустя Венгрия заблокировала принятие Евросоюзом 50-миллиардного пакета помощи Украине. К тому времени Зеленский улетел обратно в Вашингтон, пытаясь „без пяти минут двенадцать“ возобновить помощь США Украине, но его миссия провалилась.
 
В последние дни 2023 года Россия обрушила на Украину шквал ракетных и БПЛА-обстрелов. Люди в администрации Зеленского после почти двух лет публичного заявления о невозможности переговоров начали говорить, что Россия отказывается садиться за стол переговоров. „Этот конфликт не закончится дипломатически, — сказал мне Загороднюк. — Зачем Путину сейчас вести переговоры?“ Поскольку украинское контрнаступление провалилось, а западный консенсус пошатнулся, время на его стороне.
 
В декабре газета „Таймс“ сообщила, что Кремль прощупывает возможное прекращение огня, но обращается только к американским и западным чиновникам, не ведя прямых переговоров с Киевом. Представитель офиса Ермака предположил, что эти выступления были „сигналами“, рассчитанными на западную аудиторию. „Это либо информационные операции российских спецслужб, либо неподтвержденные слухи, дискредитированные мощными ракетными ударами по украинским городам, — сказал этот представитель. — Заявления о готовности России к переговорам — это необоснованное игнорирование реальности“. Украинские официальные лица теперь рассматривают любое урегулирование путем переговоров как возможность для России перегруппироваться и возобновить боевые действия снова и снова. „Россия не воюет за землю, — сказал мне Михаил Подоляк, советник Зеленского. — Она борется за свое право жить прошлым“.
 
За пять месяцев до начала российской спецоперации, в сентябре 2021 года, я видела выступление Зеленского на ежегодной политической конференции, организованной украинским миллиардером Виктором Пинчуком. Мероприятие, состоявшееся в Киевском национальном художественном музее, было роскошным, в модном стиле „перформанс“. Пинчук пригласил видных западных журналистов, в том числе Фарида Закарию из CNN и Рану Форохар из Financial Times, модерировать дискуссии. Среди участников были бывший премьер-министр Швеции Карл Бильдт, бывший президент Польши Александр Квасьневский и бывший президент Украины Леонид Кучма, который приходится Пинчуку тестем. Были изысканные обеды и ужины, все вегетарианские печенья пришли в упаковках, на которых было указано, что они приготовлено подростками с физическими недостатками.
 
Зеленский, который к тому времени находился у власти уже два с половиной года, появился на сцене вместе со Стивеном Сакуром, воинственным ведущим программы BBC „HARDtalk“. Рейтинг популярности Зеленского был лишь незначительной частью того, что было в начале его президентского срока. Когда Сакур задал ему вопрос о борьбе с коррупцией, Зеленский, похоже, заволновался. „Мне не нравится тон, в котором вы задаете свои вопросы“, — сказал он. Зеленский обвинил Сакура в увековечении „карикатурного взгляда“ на Украину, игнорирующего ее достижения, в том числе недавние судебные реформы и создание высокотехнологичной отрасли, которая, по его утверждению, сделала Украину „цифровой столицей Европы“. Когда Зеленский шел к своей машине, журналист спросил его, планирует ли он добиваться своего переизбрания. В то время было очевидно, что для того, чтобы Зеленский выполнил свое обязательство по решению проблем коррупции на Украине, ему придется нарушить свое обещание быть президентом всего один срок. Зеленский заявил журналисту, что предпочел бы закончить начатое и уйти в отпуск.
 
После распада Советского Союза, в период с 1989 по 1991 год, более дюжины государств пытались восстановить себя из уникальных развалин: огромной бюрократии, командной экономики и коррумпированных сетей, которые заставляли системы функционировать вопреки самим себе. Венгерские политологи Балинт Мадьяр и Балинт Мадлович написали, что образовавшиеся режимы делятся на три категории: либеральные демократии, такие как балтийские государства Эстония, Латвия и Литва. Патрональные автократии, такие как Россия и Белоруссия. И патрональные демократии, такие как Украина. Патрональная демократия имеет множество политических игроков. Если автократия, по определению Мадьяра и Мадловича, представляет собой „систему одной пирамиды“, то демократия — это „мультипирамидальная система“, — но каждая из конкурирующих политических сетей зависит от денег, и власть принадлежит одному человеку, который обычно позиционирует себя как преемник части бюрократии советского государства. Мадьяр и Мадлович назвали эти сети „упрямыми структурами“.
 
Частично проблема патрональных демократий заключается в том, что в них патроны являются одновременно опорой политической системы. „Я называю украинские реформы „пинками под зад“, — сказал мне Рыбачук, политик с большим стажем. — Надрал кому-то задницу, и реформы немного продвинулись вперед, надерешь еще кому-то задницу еще немного, и они еще немного продвинутся вперед“. Но сегодня, когда Запад требует демократических реформ от Украины — страны, которая понесла невообразимые потери в борьбе за демократию, — Киев может чувствовать себя сильно обиженным. „Трудно создавать механизмы борьбы с коррупцией в разгар боевых действий, — сказал мне Мустафа Найем. — Уровень коррупции снижается, когда денег становится меньше. Оборона съедает много денег“. Он отметил, что западные правоохранительные органы до сих пор не разработали метод захвата российских активов за рубежом и перенаправления их на Украину в качестве „репараций в реальном времени“. „Вы говорите мне, что у вас нет ресурсов для ареста российских активов на вашей территории, в Лондоне или Нью-Йорке? А у нас должны быть ресурсы для ареста людей, занимающихся коррупцией?“
 
Перед самым началом конфликта Зеленский подписал амбициозный закон, целью которого было защитить политику Украины от сверхбогатых. Закон создал реестр олигархов, которым запрещено финансировать деятельность политических партий и участвовать в торгах за государственные активы на крупных приватизационных аукционах. Михаил Минаков, украинский политолог, написал, что конфликт способствовал ускорению так называемой деолигархизации — как за счет укрепления президентской власти, так и за счет потери олигархами части их состояния. Теперь, когда олигархи ослаблены, писал Минаков в начале 2023 года, вопрос заключается в том, что придет на смену нашей патрональной демократии: либерально-демократическая структура или автократия. „При централизации власти, полном контроле над информационными потоками средств массовой информации и режиме военного положения общество может с готовностью принять патрональное правление одной пирамиды в обмен на победу и быстрое восстановление экономики“, — предупредил он. Правда, тут же он заверил своих читателей, что, поскольку победа Украины, очевидно, неизбежна, поддержка такой патрональной системы быстро испарится.
 
Зеленский, когда-то аутсайдер, имеет что-то вроде своей собственной патрональной сети. Офисом президента руководит Андрей Ермак, пятидесятидвухлетний бывший кинопродюсер. Люди, которые регулярно общаются с администрацией, говорят о Ермаке так, будто у него больше власти, чем у президента. Сообщается, что Ермак поставил своих соратников на высокопоставленные и прибыльные должности в государственных организациях и наблюдательных советах. Одного из заместителей Ермака Олега Татарова обвиняют во взяточничестве. Но когда антикоррупционные органы Украины начали расследование, Ермак публично защищал Татарова. Впоследствии расследование было закрыто. С тех пор появились новые обвинения, но Татаров сохранил свой пост. Ермак, казалось, не хотел делать ничего, что могло бы отвлечь его от дел. (Представитель Ермака заявил, что Ермак никогда не участвовал в каком-либо расследовании в отношении Татарова.)
 
Эта позиция — что военное время — это время для действий, а детали можно уладить позже — получила поддержку и в администрации. „Риск укрепления авторитаризма, который явлен в фигуре Зеленского, отличается от тех рисков, что были у нас раньше, — сказала мне Наталья Гуменюк, одна из ведущих журналистов страны. — Дело не в том, что он хочет разбогатеть -но в его амбициях“. Спохватившись, она замолчала. „Я не говорю, что это лучше“.
 
Еще в 2021 году конференция в музее завершилась прощальным ужином в главном обеденном зале. Но около трех десятков гостей, в том числе я и еще несколько журналистов, были приглашены присоединиться к Пинчуку в отдельном VIP-зале. Меню обещало стейк и выбор вин из коллекции миллиардера. „Мне надоело это веганское дерьмо“, — заявил Пинчук во время тоста. (Офис Пинчука опроверг мои воспоминания об этом.) Он добавил, что вина будут представлены Закарией, известным ведущим CNN. Хотя у присутствующих и не брали обязательств хранить детали мероприятия в секрете, Пинчук явно предполагал, что никто не станет писать о его пренебрежении провозглашенными ценностями его же собственного собрания. Вот так и работают патрональные системы: есть формальные правила, а есть правила для богатых и людей с хорошими связями, которые, основываясь на десятилетиях опыта, предполагают, что люди будут оказывать им услуги и хранить их секреты.
 
Украинцы арестовывают чиновников, подозреваемых в коррупции, хотя каждый арест только усиливает ощущение, что коррупция глубоко въелась в общество и неустранима. В сентябре, после того как журналисты обнаружили доказательства того, что Минобороны по завышенным ценам закупало продукты и одежду, часть из которых была вообще непригодна для фронта, Зеленский был вынужден уволить своего министра обороны Алексея Резникова. (Резников назвал некоторые нарушения „техническими ошибками“, и правительство начало серию расследований.) Украина также нашла способы конфисковать у бизнеса часть незаконных прибылей и использовать их для строительства новых водопроводов в районах, которые когда-то зависели от Каховской ГЭС на юге страны. Строительство, которое вело агентство Найема, было завершено за считанные месяцы. В мирное время, сказал он, на это ушли бы годы. Его агентству удалось упростить многие составляющие этого процесса, включая экологическую экспертизу. „Да, многие вещи не могут быть прозрачными в военное время, и многие люди этим злоупотребляют, — сказал Найем. — Со всем этим мы разбираемся, но при этом, конечно, теряем время“.
 
В ноябре я перешла по восстановленному мосту на западную окраину Киева. Когда я последний раз была в Буче в июне 2022 года, туда только что прибыли поезда с модульными домами, подаренными Польшей. Дома выглядели аккуратно и современно, как белые транспортные контейнеры с водопроводом и электричеством, но жители Бучи относились к ним с подозрением. Украинцы живут в своих домах семьями на протяжении поколений. Они считают, что настоящий дом должен иметь фундамент и быть построенным из кирпича. Найем называет это „менталитетом Наф-Нафа“, в честь самого практичного из Трех Поросят. Когда его агентство предложило заменить разрушенные дома модулями из более легких и современных материалов, многие бывшие домовладельцы почувствовали, что им предложили подозрительную сделку. Также в отношении этого проекта наблюдается общий недостаток юридических оснований — разрушенные дома могли быть зарегистрированы на имя родственников, которые сейчас находятся за границей, или право собственности на землю может вообще не быть документально подтверждено, — что во многих случаях затрудняет начало строительства.
 
В Буче те, кто пережил бои, могли позволить себе быть придирчивыми. Здесь побывало бесчисленное количество иностранных высокопоставленных лиц. Говард Баффет, сын миллиардера Уоррена Баффета, несколько раз приезжал сюда и выделил пятьсот миллионов долларов на помощь в восстановлении Украины. В ноябре прошлого года я ехала по улице Вокзальной, через то, что сейчас называется площадью Баффетта, с Катериной Украинцевой, юристом и активисткой, которая является членом городского совета Бучи. Весной 2022 года эта улица была усеяна сгоревшими российскими танками и трупами людей. Тогда на Вокзальной вроде бы не осталось целых построек. Теперь улица застроена оштукатуренными домами пастельных тонов за блестящими металлическими заборами, гармонирующими с крышами. Но, по словам Украинцевой, „у некоторых людей нет денег на покупку мебели“.
 
Многие жители Бучи, которая раньше была пригородом для среднего класса, переживают тяжелые времена. Отчасти это связано с тем, что более состоятельные жители покинули страну. Украинцева повсюду вокруг себя видит массовую безработицу. Недавно она дала объявление о найме помощника в свою юридическую контору, которая вновь открылась летом 2022 года, предполагая, что наймет кого-то молодого сотрудника с ограниченной квалификацией. И удивилась, когда получила ряд резюме от адвокатов с хорошей репутацией, которые не смогли найти другой заработок. Практика Украинцевой ориентирована на бизнес, в частности на ТСЖ. Кроме того, она помогает женщинам ориентироваться в правовой системе, чтобы найти тела своих близких и правильно их похоронить. В одном случае речь идет о трех неопознанных телах, каждое из которых было перевезено не в ту деревню или город под неверным именем.
 
Будучи депутатом горсовета, Украинцева находится в оппозиции мэру Анатолию Федоруку. Как и многие люди, которых я встречала в Буче, она считает его, по крайней мере частично, ответственным за недостаточную готовность города к началу боевых действий. Территориальная оборона не была организована, планы эвакуации не были составлены, и Федорук до последнего уверял людей, что ввода войск со стороны России не будет. (Федорук впоследствии заявил, что оборону и эвакуацию должны были организовать вышестоящие органы, и что он сделал все, что мог.) Федорук был мэром Бучи двадцать пять лет. „Как Путин!“ — восклицает Украинцева. Но его нельзя убрать сейчас. Муниципальные выборы также приостановлены в соответствии с военным положением.
 
Контейнерные дома из Польши не разошлись далеко от железнодорожной станции, где я их видела их в последний раз. Теперь они стояли на огромной автостоянке между небольшим открытым рынком и большим многоквартирным жилым домом. Издалека они выглядели как ряды гаражей на одну машину. Большинство их обитателей — это не жители Бучи, чьи дома были разрушены, а украинцы, перемещенные с востока страны. Постоянные жители Бучи проезжают мимо этих контейнеров по пути на рынок и обратно. Окна располагаются как раз на уровне их глаз. В каждом модуле виднеются две двухъярусные кровати. Возможно, проектировщики имели в виду, что в них должны были жить одинокие люди или семьи с детьми, но во многих контейнерах собирались вместе как минимум две пары. Значительное количество внутренне перемещенных лиц на Украине в настоящее время имеет физические или психические недостатки. Незнакомцы, живущие в одном модуле, волей-неволей втягиваются под опеку друг друга.
 
Военное время породило новую социально-экономическую иерархию. Еще до начала СВО миллионы украинцев зависели от денежных переводов — денег, которые отправляли им члены семьи, работающие за границей. Но в 2022 году общий объем денежных переводов сократился примерно на пять процентов, и, похоже, а в 2023 году их сумма упала значительно больше. Во многом это компенсируется международной помощью. „Вы знаете, кто самый большой враг демократии? — спросил меня политорганизатор Солонтай. — Бедность. У вас может быть богатая страна без демократии, но не может быть бедной страны с демократией. Все организации, распределяющие гуманитарную помощь, работают ради спасения нашей демократии. Они чинят трубы и устанавливают генераторы. Поэтому у нас миллионы людей, которым нечего терять“.
 
Вынужденные внутренние переселенцы образуют новый низший класс. У большинства нет работы. Их жилье зачастую пригодно только на случай крайней необходимости.
 
Сейчас Украинцева руководит волонтерской деятельностью из небольшого офиса. Она собирает средства на закупку военной техники, которую волонтеры на Западе приобретают и отправляют в качестве несопровождаемого багажа в пассажирских автобусах. В день моего приезда мы поехали на автовокзал в Киеве встречать партию терминалов Starlink, прибывшую из Германии. Украинцева показала мне фотографии солдат, которым помогла ее группа. Не все из них по сей день живы. За каждой фотографией стоит своя история. Одна группа парней попросила усилитель Wi-Fi, который можно было бы повесить на дерево, чтобы они могли использовать свои мобильные телефоны для выхода в Интернет. Она вытащила его из ящика стола и показала мне.
 
»Но ведь это же небезопасно", — выпалила я.
 
«Ничто из этого не является безопасным», — ответила она.
 
Я встретилась с социологом Денисом Кобзиным в пивоварне и стейк-хаусе на окраине Киева. Там было полно мужчин, которые выглядели как офисные работники, но, как и Кобзин, многие из них были военнослужащими на действительной военной службе, жившими неподалеку и перехватывающими пиво между концом рабочего дня и комендантским часом. Последний раз я виделм Кобзина за пару недель до начала СВО, в его офисе в Харькове. Теперь он сказал мне, что, хотя его первое образование было в области психологии, он не полностью понимал, что это такое — «посттравматический синдром», пока он не столкнулся напрямую с травмами военного времени. «Ваша префронтальная кора перегружена, — сказал он. — Миндалина напрягается. Вы всегда чувствуете угрозу отовсюду. Это утомительно. Вы не можете сосредоточиться. Добавьте к этому смерть боевого товарища, конфликт в семье, и вы уже не справляетесь с ситуацией». Он проводит консультации для ветеранов и военнослужащих. «Мне удалось отговорить пару человек, которые собирались покончить с собой», — сказал он.
 
Те, кто остался в стране, зачастую не терпят украинцев, живущих за границей. «Я очень злюсь на женщин, которые уезжают и оставляют здесь своих мужей, — сказала Украинцева. — Вы либо семья, либо не семья. Вам следует проходить через все трудности вместе». Число разводов на Украине резко возросло, и принято считать, что многие женщины, уехавшие в Западную Европу, хотят начать новую жизнь. «Каждый мой знакомый, который отправил жену и детей за границу, сейчас уже разведен, — сказал мне Кобзин. — Разлом между теми, кто сражался, и теми, кто этого избежал, растет». Лещенко, советник Зеленского, соглашается. «Пришло время вернуться на Украину людям, которые считают себя украинцами, — сказал он. — Школы в Киеве открыты — во всех них есть бомбоубежища. Мои друзья, которые продолжают придумывать для себя оправдания, перестают быть моими друзьями».
 
Единственным человеком, у которого я брала интервью, и который не согласился с этим мнением, был брат Найема, Маси, юрист, ставший солдатом. Он потерял правый глаз, когда подорвалась машина, в которой он ехал. «Для меня все психологически сложно, потому что мне удалили эту часть мозга, — сказал он, потирая лоб над отсутствующим глазом. — Мне сложно контролировать свои эмоции. Я очень волнуюсь. У меня бывали приступы паранойи». Маси по-прежнему руководит юридической фирмой, в которой работают около тридцати адвокатов. Недавно, когда нечестный клиент подверг фирму волне публичной критики, Маси плакал три часа — взрыв, который он объяснил своей травмой. «Я благодарен людям, которые покинули Украину и забрали своих детей, — сказал он. — Также я благодарен своему отцу, который привез меня сюда в пятилетнем возрасте, чтобы я не видел столько бедствий, сколько видел он».
 
Военное время создает новые социальные и экономические водоразделы, но армия их стирает. «Большую часть этого времени я провёл среди людей, о которых даже представить себе не мог в мирное время, что буду находиться с ними одной комнате, — сказал мне Кобзин. — Азербайджанец, армянин, еврей, антисемит, мелкий преступник и крупный предприниматель — всем им удалось избежать конфликтов между собой — сначала потому, что у всех нас была общая высшая цель, а затем потому, что мы сформировали связи и теперь вложили свои мысли в принятие друг друга такими, какие мы есть. Возможно, вот этот парень рассуждает о каких-то антисемитских теориях заговора. Но он член нашей семьи. Завтра вы пойдете в бой, и у вас нет никого, кроме друг друга». По подсчетам Кобзина, из роты в сто человек, в которую он попал в начале февраля 2022 года, около тридцати пяти бойцов были тяжело ранены и более дюжины убиты. Остальные остаются на действительной военной службе.
 
Когда я была на Украине, парламент, который заработал почти на полную мощность через год после начала конфликта, рассматривал законопроекты, которые легализуют однополые партнерства и употребление медицинской марихуаны. Первая мера поможет стране соблюсти требования Европейского Союза для членства и, как утверждают ее инициаторы, служит интересам людей из ЛГБТ*-сообщества, которые находятся в армии. Другая мера рекламировалась как отвечающая интересам ветеранов, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством. (В декабре парламент проголосовал за легализацию медицинской марихуаны. Судьба законопроекта об однополых партнерствах остается неопределенной.) «Все это признаки того, что общество движется в направлении европейских норм, — сказал мне Лещенко.
 
В середине декабря Европейский Союз начал официальные переговоры с Украиной о ее вступлении в ЕС. Украине придется соответствовать правовым и социальным стандартам демократии, включая наличие нормально функционирующих политических институтов, защиту от дискриминации и отсутствие коррупции, которым не соответствуют даже некоторые постоянные члены блока, такие как Венгрия. В отчете Национального демократического института о соблюдении Украиной требований Европейского Союза отсутствие плюрализма в СМИ названо ключевой проблемой. Но исследование института также выявило возросшую поддержку прав ЛГБТ*-сообщества: 72% по сравнению с 28% в 2019 году. В отличие от многих других обществ в состоянии конфликта, Украина, похоже, стала более, а не менее толерантной за последние два года. „Европа сама по себе является идеологией, — сказал Солонтай. — Это маяк, и мы плывем к нему“.
Солонтай также рассказал мне, что, пытаясь помочь избранным администрациям остаться у власти несмотря на военное положение, он обнаружил, что „боев у нас становится все больше, а демократии все меньше. То, что демократия здесь еще где-то существует, это просто случайность“.
 
Все люди, с которыми я говорила этой осенью и зимой на Украине — политики, государственные чиновники, гражданские активисты, журналисты, книгоиздатель, кинопродюсер и несколько солдат — сказали, что больше не думают об окончании конфликта. Они просто не могут себе этого представить. Это, безусловно, самый тревожный знак не только собственно для украинского конфликта, но и для того дела, за которое так упорно борются украинцы. В конце концов, демократия — это вера в то, что мир может стать лучше. Украинцы не сдаются. Но, как сказал мне Кобзин: „Я отказался от своей свободы, чтобы бороться за свою свободу. И это так же верно для большинства из тех, кого я знаю“.
 
Автор: Маша Гессен** (Masha Gessen).
 
*международное движение, признанное в России экстремистским
**внесена Минюстом в список иноагентов
Добавил suare suare 3 Февраля
Комментарии участников:
precedent
+3
precedent, 3 Февраля , url

Знаете, чем хороша Вторая мировая война? — задумчиво спросил Найем. — Она все-таки закончилась!“

 Полной и безоговорочной капитуляцией нацистов. 

„Вы знаете, кто самый большой враг демократии? — спросил меня политорганизатор Солонтай. — Бедность. У вас может быть богатая страна без демократии, но не может быть бедной страны с демократией.

 Хоть до кого — то что- то начало доходить. Ещё бы дошло, что долг — скрытая нищета. И когда тратят больше, чем зарабатывают, тоже невозможна демократия.

мы продали демократию и купили капитализм, погасили долги,  чтобы сначала стать богатыми и сильными. 

precedent
+2
precedent, 3 Февраля , url

Коррупция им мешает… Вот про армию говорят: кто не хочет кормить свою армию....

Кто не согласен кормить своих нахлебников, тот будет кормить своих и чужих. 

Просто надо их регулировать.  И не по забугорным советам, чья бы корова мычала. Да бревна в своих глазах видала.



Войдите или станьте участником, чтобы комментировать