Мифологизация Запада – давняя болезнь русского сознания, как минимум со времен Петра Великого, а то и с XVII века. Это явление достигло своего расцвета в позднем СССР. Любопытно, что структура этого мифа неоднородна, тех или иных людей увлекали различные мифологемы в зависимости от их внутренних запросов. По сути, существовало два разных мифа о Западе, один из которых можно назвать мужским, а другой – женским.

Мужской миф – это миф о свободе. Такой свободе, которая, с одной стороны, дает все возможности для самовыражения и самореализации, а с другой – граничит со вседозволенностью. И конечно, обещает счастливчику солидный материальный приз. На низовом уровне это выражено словами старинной блатной песни: «Там девочки танцуют голые, там дамы в соболях...». На уровне интеллектуала – вот вам пример Иосифа Бродского, который стал знаменитостью в «свободном мире». То есть со свободой был непосредственно связан успех.

Мужской миф – это культ героя-одиночки, меняющего мир, причем в роли такого героя может выступить воин, изобретатель, предприниматель или адвокат. Это блистательная нищета богемного Парижа в эпоху между мировыми войнами. Это суровая романтика Джека Лондона, Эрнеста Хемингуэя и Клинта Иствуда. Это «секс, наркотики, рок-н-ролл» и сказочный взлет The Beatles.

Иное дело – женский миф о Западе. Это прежде всего идея комфорта и потребительского достатка. Изобилие продуктов, в том числе таких, о которых у нас и не слыхивали, вроде хамона или авокадо – и отсутствие очередей. Чистые, хорошо пахнущие санузлы с туалетной бумагой вместо нарезанных газет. Памперсы для младенцев и специальный корм (подумать только) для собак и котов. Утро с капучино и свежим горячим круассаном в кофейне за углом. Романтический ужин вдвоем с видом на Эйфелеву башню. Уютное семейное Рождество в городке с черепичными крышами. Повсеместные вежливые улыбки и блаженное чувство безопасности.

Нужно оговорить, что гендерные ярлыки здесь условны, абсолютна лишь апелляция к гендерным стереотипам. Так, Валерия Новодворская, которая была в целом равнодушна к бытовым дарам цивилизации, но с упоением рассказывала об истории американской демократии, продвигала скорее мужскую версию мифа. А, скажем, перестроечный журналист Анатолий Стреляный, который с журнальных страниц соблазнял читателей 99 сортами колбасы в магазинах Германии, работал на женскую версию.

Оба мифа испытывали тогдашнее общество на разрыв – и в конце концов оно не выдержало. Мужской миф породил слой субпассионариев, «героев 90-х», которые рассматривали страну как Клондайк, территорию золотой лихорадки. Задача состояла в том, чтобы добыть золотишко здесь, благополучно вывезти его на Запад и там в безопасности наслаждаться красивой жизнью.

Женский миф поставил мещанские радости выше общественных идеалов и нравственных норм, а также понятий о чести и самоуважении. Крайними выражениями этого мифа на бытовом уровне стали мода на валютную проституцию и идея «выйти замуж за иностранца». А на уровне идеологическом этому соответствовал отказ от любого самостоятельного пути в истории. Стране предлагалось распасться на мелкие части, раствориться среди «нормальных» народов.

Впоследствии оба мифа подверглись метаболизму, причем их разрушение шло с двух сторон. Во-первых, мы лучше узнали реальный Запад. Увидели, что рассказы про тротуары, которые ежедневно моют шампунем, далеко не всегда соответствуют реальности. Тот самый Париж, который «увидеть и умереть», приобрел у туристов репутацию большой помойки. Я уж не говорю о том ужасе, в который не раз повергало наших сограждан знакомство с циничной системой западной медицины. Во-вторых, менялся и сам Запад. Вместо демократии там теперь диктатура меньшинств и всевластие пропаганды, вместо свободы слова – цензура и «культура отмены». Всё это подрывает почву для нашего традиционного взгляда на Запад.

Однако продукты метаболизма обоих мифов – мужского и женского – по-прежнему играют большую роль в борьбе идей, причем сегодня они не столько идут рука об руку, сколько сталкиваются между собой.

Самым ярким примером метаболизма мужского мифа о Западе стала, на мой взгляд, судьба Эдуарда Лимонова. Сначала он был героем-одиночкой и уехал на Запад в поисках свободы. Потом стал типичным европейским левым. Наконец, вернулся в Россию и основал у нас фактически партию русской ирреденты. И это было предвестием более массового поворота в сознании. С течением времени Запад перестал быть для нас территорией свободы, но с 2014 года такой территорией, новым фронтиром, стал Донбасс. Сбылось пророчество Александра Блока, который назвал Донбасс «Русской Америкой». Сегодня фронт – это то пространство, в котором русский мужчина ищет смысл бытия и становится самим собой.

Что же случилось с женским мифом о Западе? Он переродился в украинство. Знаменитый лозунг «Хочу кружевные трусики и в ЕС» – это уже была наивно-истерическая пародия на него. Сегодняшней России идея о том, что где-то за морем «пироги пышнее», уже не кажется правдоподобной. Почти любую потребительскую мечту можно реализовать, не выезжая за пределы страны. В то же время на Украине бытуют причудливые представления о том, что в России у людей нет унитазов и стиральных машин; это, так сказать, «негативный потребительский миф».

Можно даже сказать, что ничего специфически женского в продуктах распада этого мифа уже не обнаруживается. Наши героические женщины помогают фронту и плетут маскировочные сети, в то время как многие мужчины, давшие деру в Тбилиси, Ереван или даже Бишкек, просто повели себя не по-мужски.

Пространство мифа, пространство мечты или, как сейчас модно говорить, «образа будущего» – это тоже поле битвы. Общественная ткань неустойчива, если человеческие упования сфокусированы на внешнем объекте, будь то потребительский рай, царство больших возможностей или «страна святых чудес». Россия столь велика и многообразна, что любая мечта может сбыться здесь, стоит только очень захотеть.