— Борис Всеволодович, вы провели в Афганистане пять с половиной лет. Что для вас было самым сложным во время пребывания там?

— Самым сложным для меня было начало моего пребывания. Я прилетел туда в январе 1980 года, а в марте начались боевые действия. На тот момент я закончил академию и, как я думал, был подготовлен к боевым действиям. Сначала я был полковником, начальником штаба 108-й дивизии в Кабуле. Нападения происходили еще до марта, но мы не могли отвечать — это категорически запрещалось.

В марте я начал действовать как руководитель боевых действий под Кабулом. Самый тяжелый период, который остался в моей памяти, — это как раз первые боевые действия. С тех пор я сделал ряд практических выводов: не надо идти в бой, не разобравшись с ситуацией.

— Что вас удивило или потрясло, когда вы оказались в Афганистане?

— Первый момент, который меня потряс, произошел в феврале 1980 года. Тогда я был начальником штаба 108-й дивизии, который находился в тот момент на северной окраине Кабула, потом мы перенесли его в Баграм. Мы проводили совещания руководителей дивизии, как это было принято в мирное время в СССР.

После одного такого совещания была дана команда разъезжаться в свои пункты. Через час поступил доклад о том, что по дороге из Кабула в Баграм, где находился саперный батальон, была обстреляна машина и погиб подполковник, командир инженерно-саперного батальона. Мало того, что он и его водитель погибли, противники исполосовали его ножами, отрезали уши, выкололи глаза, издевались над трупами. Я был на этом месте. Это было ужасное потрясение.

— Какое у вас сложилось мнение о простых афганцах?

— Афганцы, которые не входили ни в какие отряды моджахедов, были искренними и очень хорошими людьми. Они жили очень бедно, но им была свойственна мудрость, человечность, доброжелательное отношение к людям, в том числе к шурави (историческое название уроженцев СССР в Афганистане — прим. ТАСС). Может, они и не бросались на шею, но у них был свой код чести, поведения. Они очень хорошо относились к нам, к советским людям, и мы к ним тоже. Мы очень много им помогали, строили, поставляли продовольствие. Они это ценили.

— Как вы оценивали шансы СССР на успех вначале и как менялось ваше мнение по ходу войны? Как вы поняли, что военного решения афганской проблемы нет?

— Я был в Афганистане трижды. Вначале я не мог судить о верности принятого решения. Года через полтора, когда я узнал практически весь Афганистан и везде побывал, я понял, что затея, которую хотели претворить в жизнь, была неосуществима. В то время и США, и НАТО делали все для того, чтобы затащить СССР в Афганистан.

Я также убедился в этом во время встреч с главкомом войск южного направления НАТО. Они этого не скрывали. На мой взгляд, при принятии решения о вводе войск и интернациональной помощи Афганистану руководством СССР, видимо, не все было учтено либо существовали другие моменты, о которых мы не знаем. Сейчас мне очевидно, что ввод войск был подготовлен необдуманно.

В течение первых двух лет нахождения наших войск для многих офицеров и руководства 40-й армии — а Министерство обороны всегда было против ввода войск — стало очевидно, что надо принимать меры для вывода войск из Афганистана. Задачи как таковой для 40-й армии не существовало. Единственной задачей было сохранение спокойной обстановки в Афганистане во избежание проникновения военных конфликтов извне.

Ввод войск в Афганистан был опережением действий американцев, что можно считать единственным плюсом ввода советских войск в ДРА. Решить этот вопрос можно было по-другому, к примеру, направить не 140-тысячную группировку советских войск, а ограничиться хотя бы той, которая была введена, — 30 тысячами. Этих сил хватило бы, чтобы поддерживать стабильность и власть в основных районах.

Афганистан нельзя было бросать, надо было помогать, но это надо было делать иначе — политически и экономически. В частности, если были проблемы и военные конфликты с пакистанской стороной, можно было направлять спецотряды. У Москвы они были — спецназ, ГРУ. При 40-й армии был разведцентр ГРУ, силами которого была покрыта вся территория Пакистана, Афганистана и Ирана.

— Как принималось решение о выводе войск?

— С начала 1983 года командование 40-й армии целенаправленно настаивало на решении вывода войск через Министерство обороны, советское посольство — через всех, кто принимал такие решения. Мы подготовили документы и отправили их в Политбюро на Старую площадь в Москву. Всерьез за рассмотрение решения о выводе войск взялись в 1985 году, когда стало ясно, что силой вопрос не решить.

Наконец решение было принято в Женеве — так называемое Женевское соглашение, подписанное Афганистаном и Пакистаном. СССР и США выступали в качестве гарантов. В соглашении были определены сроки вывода войск: начало вывода было намечено на 15 мая 1988-го, а окончание вывода — на 15 февраля 1989 года. Единственное, не был расписан порядок вывода войск, поскольку это определяло командование 40-й армии.

Именно командование 40-й армии настояло на выводе войск, поскольку все те задачи, которые от нас зависели, в Афганистане были решены. Мы показали всем, в том числе американцам, что, пока в Афганистане была 40-армия, было бесполезно лезть туда и воевать с СССР. Американцы и сейчас об этом говорят. Однако США делали все, чтобы как можно дольше задержать советские войска в Афганистане.

— Есть мнение, что СССР потерпел поражение в этой войне. А как вы считаете?

— После вывода войск те, кто не представляют, что такое Афганистан, кто не воевал там, часто рассказывают небылицы о том, что СССР и 40-я армия потерпели поражение в Афганистане. Не было задач, которые 40-я армия не могла бы выполнить. Это была очень мощная армия. Ни о каком поражении речи быть не может.

Силы, которые там находились, были просто несопоставимы. С одной стороны были мы, а с другой — те, кто действовал по указке США. Американцы действовали скрыто. Бывший начальник ЦРУ писал об этом в своих мемуарах. США все делали руками пакистанцев и афганцев, которые были на стороне Пакистана.

А самое главное — 40-я армия в Афганистане никогда и ни от кого не получала задачи победить военным путем. Когда говорят, что наша армия потерпела там поражение, то этих людей надо называть «сказочниками».

— В чем вы видите различие того, как выходили советские и американские войска? Что оставил после себя в этой стране СССР, а что оставили США?

— Две большие разницы, как говорится. Мы вышли с развернутыми боевыми знаменами и гордо поднятой головой. А американцы с позором бежали. Мы после себя оставили, как ни странно это прозвучит, добрую память, огромное количество построенных объектов, дороги и трубопроводы. Когда делегации наших ветеранов-«афганцев» приезжают в Афганистан, их встречают как друзей. А что оставили американцы? Обманутых ими людей, которые погибали, срываясь с шасси улетающих из Кабула самолетов.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее, как происходила подготовка к выводу и сам вывод войск? Насколько сложно было осуществить вывод советских войск из Афганистана с технической и тактической точек зрения?

— Американцы все делали для того, чтобы вывод или не состоялся, а если бы и состоялся, то с огромными для нас потерями. Мы готовились серьезно, привлекли все, что было возможно: и космическую и другие виды разведки, которые существовали на тот момент. Мы знали все про каждый километр территории Афганистана.

Вывод войск осуществлялся по двум направлениям: западному — вдоль иранской границы и центральному — через юг, юго-запад на Кабул, через Саланг на Термез и на Кушку. Мы настроили и поддерживали связи со всеми лидерами «Альянса семи». У нас была мощнейшая агентура среди них. Мы вели переписку, встречались лично со многими лицами. В конечном счете, завершая подготовку к началу вывода, всем разослали письма за моей подписью, так как официально я был командующим 40-й армией — представителем правительства СССР по Афганистану, то все соглашения шли через меня. Все были предупреждены, в том числе письменно. Более того, мы направили письма тем, кто поддерживал их в Пакистане. Вывод прошел практически без потерь, хотя было очень нелегко.

— Известно, что была достигнута договоренность с полевым командиром Масудом о том, что он пропустит колонну советских войск без боя через перевал Саланг. Как была достигнута договоренность? Какие у вас были взаимоотношения с Ахмад Шахом? Вы встречались с ним? Каким он вам запомнился?

— Он был достойным человеком, несмотря на то что был одним из основных наших противников. Ахмад Шах Масуд все прекрасно понимал. Люди, которые жили в Панджшерском ущелье, его очень любили. Масуд был очень обязательным человеком. Если он давал обещание, то можно было на 100% быть уверенным, что он его сдержит.

Я встречался с ним один раз перед выводом войск. Это было в мае 1988 года. До этого мы писали друг другу письма, передавали их через разведчиков. Мы все обговорили, утрясли все проблемы, организовывали взаимодействие, чтобы не произошло чего-то непредвиденного. У нас были пароли, кроме того, мы закодировали общение, чтобы кто-то другой не смог выступить от имени Ахмад Шаха.

Последний раз мы условились о месте — это было недалеко от расположения 177-го полка, перед входом в предгорье, где начинается горная часть дороги на Саланг. Вправо уходила дорога на Панджшер, а прямо шла основная дорога: Кабул — перевал Саланг — Тургунди. Мы встретились на стыке двух дорог без охраны. Мы общались около пяти минут, подтвердили договоренности. После этого мы часто переписывались.

— Какие первые мысли и слова у вас были, когда вывод войск закончился?

— Про себя я сказал примерно так: «Слава Богу, что все завершилось». Не было сил говорить. Были также слова, которые лучше не произносить.

— Не было желания поехать в Афганистан? Вы были там после вывода войск?

— Такого желания не было, хотя меня часто афганцы приглашали. Думаю, пяти с половиной лет, которые я провел в этой стране, достаточно.

— Возможно ли в принципе, что Афганистан перестанет быть очагом нестабильности, наркоугрозы и террористической опасности? Сможет ли когда-нибудь установиться мир на этой территории? Каким образом этого можно достичь?

— Сейчас в разных уголках мира столько горячих точек, что Афганистан как бы в тени их оказался. Как будет развиваться ситуация в этом государстве? Трудно прогнозировать. Если внешние силы перестанут лезть со своими хотелками в Афганистан, то, на мой взгляд, афганцы сами наладят свою жизнь. Это древний и мудрый народ, в их силах сделать свою страну вполне нормальной.

— Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию в мире? Есть ли опасения, что в обозримой перспективе начнется новая большая война?

— Ситуация предельно тревожная и напряженная. В противостояние втянуты десятки стран. Геополитика меняется на наших глазах. Что касается глобальной войны, ее вероятность существует, конечно. Но, надеюсь, наши, скажем так, оппоненты понимают, что победителей в ней не будет.

— Чем, на ваш взгляд, закончится спецоперация на Украине? Сколько времени потребуется, чтобы этот конфликт завершился?

— По времени гадать не буду. Подчеркну, что наши военные молодцы, действуют мужественно, уверенно. В одном сомнений нет — СВО завершится нашей победой.

— Есть ли какая-то история, которая больше всего запала вам в душу за афганскую кампанию или во всей вашей биографии и которую должны знать ваши внуки?

— В ноябре прошлого года мне исполнилось 80 лет, так что есть у меня не только внуки, но уже и правнуки. Для них и для всех, кто меня знает, я не так давно написал и издал книгу, которую назвал «Три жизни одного человека». В ней немало моих воспоминаний, размышлений и, конечно, историй. Надеюсь, им читать ее не скучно.