План предполагает возможность внедрения механизма платы за выбросы углерода уже в 2028 году. «В первую очередь это вопросы ценообразования на углерод. Но мы будем очень аккуратно к этому вопросу подходить», — цитирует главу министерства Максима Решетникова информационное агентство. По его словам, все новые решения будут всесторонне оцениваться, исключая какую-либо дополнительную нагрузку на российскую экономику, обсуждаться в диалоге с заинтересованными лицами.

Речь об углеродном налоге — платеже за выбросы парниковых газов при производстве промышленной продукции. В России более 99% выбросов парниковых газов представляют собой углекислый газ, которым питаются деревья и выделяют нужный нам кислород. Остальное — метан и закись азота, загрязняющие вещества, за которые предприятия платят в рамках экологического регулирования. Об этом говорили участники форума, прошедшего под эгидой Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП). Так, первый замглавы минэкономразвития Илья Торосов считает, что главной задачей является определение механизма и инструментов достижения текущих показателей стратегии, во исполнение которой к 2030 году планируется сократить нетто-выбросы примерно на 6% относительно 2019 года. «Ключевой принцип — сокращение выбросов не должно тормозить развитие экономики», — подчеркнул Торосов.

Необходимость внедрения своей системы взимания платы за углерод авторы инициативы связывают с механизмом пограничной корректировки углеродных выбросов, введенным Евросоюзом с 1 октября 2023 года. «Неправильно надеяться, что европейский трансграничный механизм углеродного регулирования не затронет нас, — аргументирует представитель минэкономразвития. — Поэтому мы исходим из тех же соображений: зачем платить налог в бюджеты других стран, когда можно пополнять свой и направлять его на ту же декарбонизацию?».

На введении углеродных платежей уже много лет настаивает коллективный Запад. На днях стало известно, что Еврокомиссия хочет создать рабочую группу по продвижению систем квотирования парниковых выбросов в других странах, сделав его центральным элементом «климатических усилий». Евросоюз идею продвигает, в том числе для создания преимуществ для своей промышленности. Бурный экономический рост развивающихся стран стал возможен за счет расширения доступа к дешевой энергии на основе ископаемого топлива. Плата за углерод — удобное средство подорвать этот рост.

Еще одно преимущество для Евросоюза от продвижения цены на углерод — обеспечение спроса на европейские технологии. Витают безумно дорогие с точки зрения экономики идеи: улавливание парниковых выбросов и их закачка под землю, получение водорода из воды с помощью электролиза и замена им угля, машины на водородных двигателях… Для России необходимость использования таких технологий грозит ростом зависимости от европейского импорта, потому что в дружественных нам странах их пока нет.

Для Евросоюза сейчас продвижение платы за углерод по всему миру — чуть ли не единственный способ поддержать свою рушащуюся экономику. Захотят ли другие страны разрушать свою экономику, отказываясь от дешевых и практичных технологий и доступных нефти, газа и угля? Большинство следуют своим национальным интересам. Возможно, поэтому Евросоюз и решил брать с других стран пошлину за парниковые выбросы при производстве их продукции, поставляемой в Европу. Это и есть европейское трансграничное углеродное регулирование (ТУР).

Если в стране будет свой углеродный налог, то ее, возможно, от платежей ТУР освободят. Но он должен быть на европейском уровне, а это порядка 100 долларов за тонну СО2-экв, дороговато. И освободит ли Евросоюз от платежей Россию? Введение налога не станет гарантией защиты национальных интересов. Да и дружественные нам Китай, Индия и другие неоднократно возмущались дискриминационным характером ТУР. Наверное, отстаивать свою позицию следовало бы совместно в ВТО и на других международных площадках.

Перспектива введения углеродного налога в России в любом случае требует внимания и проработки. Объемы уплаты углеродного налога в ТУР и в России в случае его введения вряд ли будут сопоставимы. На фоне санкций экспорт в Евросоюз российской продукции сократился, значит, внутренняя цена на углерод может оказаться ощутимее платы в рамках ТУР. Есть и другие вопросы. Например, новый налог увеличит себестоимость продукции, будут ли ее покупать в Китае, Индии, Африке в прежних объемах?

По словам президента РСПП Александра Шохина, пункт введения цены на углерод с 2028 года требует обсуждения. Он отметил, что один из выводов доклада Банка России о предварительных результатах стресс-тестирования воздействия переходных климатических рисков «состоит в том, что введение внутренней цены на углерод приводит к более негативным последствиям для российской экономики, чем ее отсутствие». Проще говоря, инфляция из-за роста цен на критически важную для экономики продукцию и услуги — цемент, сталь, тепло — и снижение конкурентоспособности российских производителей не компенсируется дополнительными поступлениями в бюджет от налога.

Сейчас цена на углерод высокая только в Евросоюзе, у остальных ее нет или она держится на околонулевом уровне. Какого-то реального развития системы углеродных платежей можно ожидать не раньше 2030 года. Может, не стоит спешить с принятием решения, а спокойно внедрить ту модель климатического регулирования, которая лучшего всего будет отвечать интересам нашей страны? А отсутствие углеродного налога в России использовать как конкурентное преимущество при продаже нашей продукции на мировых рынках?